Есть женщины в русских селеньях - Юрий Стрехнин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Саша вышла из кабинета Шверера. За дверью, в коридоре, ожидал ее не полицай, который привел ее, а немец-унтер из комендатуры. Он, очевидно, уже получил от Шверера распоряжение, как поступить с задержанной. Ни слова не говоря, он вывел ее во двор и движением руки приказал пройти в конец его. Саша сделала несколько шагов и вздрогнула: в углу двора стояла виселица, на ней — чье-то тело.
Унтер взял Сашу за плечо и молча подтолкнул к виселице, как бы приказывая: «Смотри!» Она увидела босые, безвольно вытянутые ноги, пестренькое ситцевое платье, шею, туго перехваченную веревкой, синее, странно спокойное, словно во сне, лицо с черными губами, светлые волосы, беспорядочно закрывшие лоб...
Той, на виселице, вряд ли было лет больше, чем Саше...
Показав на грудь повешенной, унтер что-то буркнул. И Саша только сейчас заметила там доску, висящую на веревке, перекинутой через шею. На доске крупными черными буквами было написано: «Она молчала на допросах».
Выждав немного, унтер подвел Сашу к погребу-леднику: земляная крыша, впереди — кирпичная стена с дверью. Такие погреба в каждой усадьбе на Курщине.
«Входи!» — молча показал унтер, открыв тяжелую дверь. Едва Саша переступила порог, дверь сразу же захлопнулась, и непроницаемая тьма сомкнулась вокруг. Снизу несло холодом. Наверное, там еще остался лед. В таких погребах он не тает подолгу.
Саша присела у дверей, на самой верхней ступеньке. Но холод доставал ее и здесь — ведь на ней было только платье из тонкого ситчика да туфли на босу ногу...
Ее вывели лишь на следующий день. В первый миг зажмурилась от света. Оказывается, и за сутки можно отвыкнуть от солнца.
И вот она снова стоит перед Шверером. Он смотрит в упор:
— В селе Рог-Колодец Таисии Беловой нет и не было. Ты — партизанская разведчица. Видела ту, во дворе? Если не хочешь болтаться на веревке, как она, — признавайся во всем. Согласишься работать на нас, не только освободим — наградим. Довольна будешь.
— Ничего я не знаю! — заговорила Саша плаксивым голосом, как и накануне. — Малограмотная я, что вы с меня спрашиваете невесть что...
Шверер вышел из терпения. По его вызову в кабинет явились два унтера. Саша взглянула на них, и все в ней сжалось: догадалась, кто они такие и какова их «работа» в комендатуре.
— Пойдешь с ними! — зло сказал Шверер. — Они тебе внушат, как надо отвечать. Захочешь продолжить разговор со мною — скажешь им. Ну? Не глупи. Целее будешь.
— Не знаю, чего вы от меня хотите!.. — снова запричитала Саша. Но Шверер раздраженно махнул рукой.
Ее притащили в какую-то комнату, окна которой изнутри были закрыты мелкой проволочной сеткой. Немцы, не говоря ни слова, расстегнули воротники мундиров, засучили рукава.
— Говори! — сказал один из них, вплотную подойдя к Саше. Она закрыла глаза.
Удар опрокинул ее.
— Говори!
«Говори! Говори!» — следовало после каждого удара. Ее палачи словно не знали по-русски больше ни одного слова, только: «Говори, говори!»
— Ничего не знаю! Ничего не знаю! Хоть убейте, не знаю! — кричала она.
Не добившись ничего, оба ушли.
Она уже не чувствовала своего тела. Словно душный туман, наплывало полузабытье. Сквозь него едва слышались шаги, голоса... «Полицаи?»
Открыла глаза. Над нею действительно стояли полицаи, два. Один из них выглядел совсем молодым.
Тот, что постарше, нагнулся:
— Досталось тебе, девушка! Благодари бога, что жива покуда. А ну, подсоби! — приказал он второму.
Ее взяли под руки. «Опять в погреб?» — решила Саша. Но полицаи, пройдя с нею по коридору, завели ее в камеру, в которой не было никого, и осторожно опустили на пол. Сказали:
— Что надо будет — в дверь стукни.
«Откуда взялись такие добрые? — недоумевала Саша. — Может быть, подыгрываются, чтобы в доверие войти?»
В камере было прохладно, пол приятно холодил горящее от побоев тело. Саша почувствовала себя лучше и занялась размышлениями: что же будет дальше? Может быть, Шверер и соврал, что в Рог-Колодце не было Таисии Беловой, «на пушку» берет? Едва ли при подготовке документов могли допустить оплошность. Может быть, Шверер, видя, что ничего не выколотил, прикажет отпустить?
...Дверь открылась, вошел пожилой полицай. В одной руке он держал миску с вареной в кожуре картошкой, поверх которой лежал ломоть хлеба, в другой — котелок с водой.
— Ну как, полегчало? — он поставил все принесенное на пол возле Саши. — Попей, поешь, силы накопи.
...Тянулся день, другой. Сашу ни разу не вызвали. Никто не приходил и к ней, кроме двух полицаев, которые поместили ее в камеру. Они дежурили, видимо, попеременно, принося Саше воду и еду, говорили ей ободряющие слова. «Кто они? — старалась понять Саша. — Может быть, их поведение — провокация, задуманная Шверером?»
Саша продолжала держаться с полицаями настороже и ни на минуту не выходила из роли понапрасну схваченной Таисии Беловой.
Однажды, придя к ней, пожилой полицай, плотно прикрыв за собой дверь, шепнул:
— В район тебя завтра поведут. Там добра не жди. Ты, девушка, только не вздумай сама бежать. Застрелют при попытке, как положено. Нас слушай. Выручим.
«Ишь ты! — насторожилась Саша. — Не сам ли в конвой назначен? Обезопаситься желаешь?» Сказала:
— А чего мне бегать, если я ни в чем не виноватая? Мучают только зря... Я и самому главному так скажу!
— Ты со мной лучше бы по правде... — как-то по-особому значительно проговорил полицай.
— А я всю правду говорила немцу вашему. На святой иконе могу клятву дать. Господи, за что меня терзают?
— Ты послушай, Таисья, или как там тебя по-настоящему! Ты мне верь! — полицай нагнулся к Саше и шепнул ей на ухо одно слово. Она замерла, пораженная. Это слово было условным паролем для ее связи с командиром группы. Только командир знал его. Только он и Саша. Лишь в самом крайнем случае командир мог сообщить его кому-нибудь другому. Значит этот полицай — свой, свой! Ей хотелось расспросить его, убедиться...
Но полицай предостерегающим движением головы показал на дверь и вышел.
Теперь Саша была вся полна ожиданием. Томительно тянулся день, еще более томительной была ночь. «Что будет завтра? Неужели освободят? Или?..» Только под утро Саша забылась в беспокойном сне.
Ее разбудил лязг дверного засова. На пороге камеры стоял полицай. Но не тот, который сообщил ей пароль, а другой — который арестовал ее, земляк Таисии Беловой.
— А ну, собирайся! — приказал он. — Что, испугалась? В гестапо приглашена. Там тебя получше угостят, чем здесь.
Когда полицай вывел Сашу во двор, она увидела там нескольких девушек и женщин, стоящих под охраной. Никто из них не был знаком Саше, и она догадалась, что все они, видимо, схвачены по тому же подозрению, что и она. Шверер, наверное, напал на след разведчиков и велит хватать всех, хоть чем-нибудь подозрительных.
Среди конвойных Саша заметила и пожилого полицая, который сообщил ей пароль, и молодого.
Арестованных пересчитали и вывели за ворота. Только-только начинался день. Солнце еще не показалось из-за крыш, но утренняя заря уже поблекла, небо, по-рассветному белое, без единого облачка, все больше голубело. Стояло полное безветрие. День предвещал быть жарким. С особым чувством смотрела Саша в эти минуты вокруг. Все казалось не таким, как всегда. Словно невидимая стена отгородила ее от всего, еще недавно такого близкого и доступного. Еще вчера она могла пойти куда захочет — по этой сонной и тихой улице, в лес, на речку, в поле. Теперь и шага не сделать по своей воле. И не замечаемое ею обычно, само собой разумеющееся — и голубизна неба, и зеленые купы деревьев, и стайка голубей, вспорхнувшая над крышей, — все это виделось теперь какими-то новыми глазами, виделось с неосознанной прежде любовью и грустью. Ведь это была жизнь, а она, Саша, уже была поставлена как бы по ту сторону ее.
***...Этап медленно двигался по белой от пыли проселочной дороге. Она прорезала поля еще зеленых хлебов, ныряла в налитые утренней прохладой балки, взбиралась в гору, вновь выводила на степной простор. Во главе небольшой этапной колонны неторопливо катилась телега, запряженная парой лошадей. На телеге везли вещи арестованных и ехали два немца — солдат с винтовкой и ефрейтор с автоматом. Иногда они слезали и шли пешком, чтобы размяться. Следом за повозкой тесной кучкой шли арестованные женщины. Саша шла позади всех. Замыкая эту небольшую колонну, шагали три знакомых Саше полицая — тот, что арестовал ее, и два других, которым она теперь верила.
«Скоро ли освободят?» — Саша ждала этого каждую секунду, ждала с той минуты, как позади скрылись последние дома Михайловки. Дорога в этот ранний час безлюдна, а позже, когда начнется движение, могут помешать.
Полицаи шли молча. Саше очень хотелось оглянуться, посмотреть, может быть, угадать по выражению лица друга-полицая — скоро ли? Но она сдерживалась. Не надо выдавать своего волнения. Ведь третий полицай — враг.
