Черный лед - Энн Стюарт

Зато в поле ее зрения оказалась старая церковь. Хлоя почувствовала угрызения совести: чтобы в кои-то веки зайти наконец в церковь, ей понадобилось искать укрытие от ледяного дождя, – но выбора у нее не было. Церковь стояла на углу центральной площади – оттуда ей даже легче будет поглядывать, не возвращается ли Бастьен, и там наверняка теплее, чем снаружи.

Но там тоже было заперто. Да что, черт возьми, это за город, где запирают церковь?! А если бы она была несчастной грешницей, жаждущей исповедаться или погрузиться в молитву?

Собственно, по церковным канонам она и была несчастной грешницей, хотя уже много месяцев как ей не выпадало случая как следует согрешить. Но этот маленький город явно не страдал святостью. Она поплотнее прижалась к церковной двери, пытаясь уберечься от дождя, и смотрела, как стучат по мостовой капли, сбегая ручейками меж булыжниками, которые прекрасно выглядели со стороны, но на которых она чуть не сломала себе лодыжку. Стало еще холоднее, и Хлоя, дрожа, обхватила себя руками. И в довершение всего она вдруг осознала, что где-то по пути потеряла купленные книги.

– Сукин сын, – пробормотала она, но остановилась, вспомнив, где находится. Только этого ей не хватало для полного счастья. Бастьен уехал сто лет назад, а с ее везением он может и не вернуться. Она застрянет в этом враждебном безымянном городке, умрет от пневмонии, и Сильвия подберет себе новую соседку.

Сквозь завесу дождя вспыхнули огни, осветив ее, скорчившуюся у дверей. «Порше» затормозил перед ней, а она так и осталась стоять неподвижно, когда Бастьен опустил окно.

– Виноват, задержался, – сказал он, даже не потрудившись добавить виноватую нотку к голосу. – Я ведь говорил – надо было взять с собой зонт.

– Сволочь, – пробормотала она, наконец дойдя до предела. Схватив туфли, которые сняла раньше, она опять вышла под дождь, забралась на переднее сиденье и принялась трясти головой, разбрызгивая с волос воду не хуже промокшей собаки.

Бастьен не стал протестовать, чем лишил ее половины удовольствия.

– Виноват, – повторил он. – А где книги?

– Потеряла.

– Вы в полном беспорядке, – заявил он, критически ее оглядывая. – Эта одежда уже никуда не годится.

Тонкая шелковая блузка прилипла к ее груди, к бюстгальтеру, который был ей слегка мал, и она принялась отдирать ткань от кожи. Сильвия всегда любила эту блузку – так пусть это будет ей за то, что она втянула ее в этот кошмар.

– Вы замерзли, – отметил он.

Хлое пришло в голову сразу несколько ответов, в основном одинаково начинавшихся, но она справилась с соблазном выговориться.

– Да, я замерзла, – подтвердила она и потянулась, дрожа, за ремнем безопасности. Ее руки слишком сильно тряслись, чтобы она могла застегнуть его, и, в конце концов оставив эту мысль, она откинулась на кожаном сиденье, надеясь в душе, что влага и его испортит.

Бастьен не заводил машину – он смотрел на нее. Или, по крайней мере, ей казалось, что смотрит. Внутри машины, стоящей под проливным дождем, было очень темно, а он не включал свет.

– Хотите поехать в отель и избавиться от этих мокрых тряпок? – Точно так же он мог бы спросить, хочет ли она мороженого – до того небрежен был его голос.

– Нет уж, – язвительно отрезала она. – Просто включите печку, и будет нормально.

Он завел машину и помчался по дороге с той же самоубийственной скоростью, что и прежде, но на этот раз было темно, хлестал ливень, а Хлоя не пристегнула ремень безопасности. «Порше» мог быть отличной машиной, но его система отопления оставляла желать лучшего, и полчаса спустя Хлоя все еще мерзла, вцепившись в незастегнутый ремень, потому что хотела сохранить хоть малый шанс выжить, если Бастьен в своей бешеной спешке перевернет их.

Снаружи к этому времени сгустилась непроглядная тьма не только из-за дождя, но и из-за позднего времени, и Хлоя пыталась поудобнее устроиться на сиденье, надеясь, что Бастьен позабудет о ее существовании, и слегка злясь, что он действительно о ней забыл, – когда он вдруг резко затормозил, и машина пошла юзом по мокрой мостовой, пока почти не уперлась в живую изгородь.

Дорога была слишком узкой, чтобы парковаться у обочины, но за все время поездки им не встретилось ни единой другой машины. Отчего, когда Хлоя об этом подумала, ей на самом деле стало еще неуютнее. Она была одна на темной дороге с мужчиной, которого не знала и которому не доверяла.

На этот раз он включил подсветку приборного щитка, и она отбросила в тесное пространство резкую и безжалостную тень. Бастьен больше не выглядел очаровательным и элегантным. Он выглядел опасным.

– Какого черта вы там возитесь? – буркнул он.

– Пытаюсь застегнуть ремень безопасности. – К несчастью, голос ее слегка дрожал от холода. – Вы водите слишком быстро.

– Идиотка! – сквозь зубы прошипел он и зачем-то протянул руку за спинку сиденья. Его напряженные мышцы в этот момент слегка задели ее тело, и она задержала дыхание, пока он не отодвинулся. В руке его оказалась белая рубашка, и, прежде чем Хлоя сообразила, что Бастьен собирается делать, он зажал в сильных пальцах ее подбородок и принялся оттирать ее щеки мягкой тканью.

– Вы похожи на енота, – невозмутимо заявил он. – Макияж потек по всему лицу.

– Прекрасно, – пробормотала Хлоя, потянувшись за рубашкой. – Я сама справлюсь.

Он отдернул рубашку, чтобы она ее не достала, и приказал:

– Сидите спокойно.

Бастьен стал на удивление осторожно промокать тканью кожу вокруг глаз. От рубашки исходил ускользающий аромат его одеколона, сигарет, которые он вроде бы не курил, ни с чем не сравнимый запах его кожи. Почему она уже знает, как пахнет его кожа?

Он бросил рубашку ей на колени, но подбородок не отпустил.

– Так. Уже намного лучше. Теперь лицо у вас просто странное и испачканное. Они там уверены, что мы провели этот день в постели. Именно это мы, наверное, и сделали бы, не будь вы такой американкой.

Хлоя попыталась резко освободиться, но он держал ее с большей силой, чем ей казалось.

– Но не сделали.

– К нашему общему стыду. Вы разочарованы? Мы можем сделать крюк на обратном пути – Хакиму не будет до нас дела, пока он нас не увидит.

– Нет, спасибо. – Она постаралась произнести это со всей вежливостью, которую позволило ее воспитание.

Бастьен не шевельнулся, но не отпустил ее подбородок, и его темные, почти черные глаза вглядывались в ее глаза, как будто он изучал что-то в их глубине. Хлоя ничего не могла видеть в его глазах, но дыхание ее внезапно прервалось, и она поняла, что сейчас должно произойти.

– Это ошибка, – тихо произнес он.

И прежде чем она успела переспросить, о чем речь, поцеловал ее, а его длинные пальцы крепко удерживали ее лицо, пока он припадал к ее рту своим.

Не зря это зовут французским поцелуем – было последней связной мыслью Хлои. Бастьен был непревзойденным мастером, он начал с легчайшего прикосновения к ее губам, затем стал нежно водить по ним языком. Хлоя знала, что должна его оттолкнуть, но только приоткрыла рот, понимая, что совершает величайшую глупость.

Но какой вред может причинить поцелуй? Особенно поцелуй, исполненный столь талантливо. В тесной кабине «порше» у них вряд ли получится что-то большее, а сразу по возвращении в замок ей стоит только сделать усилие – и она будет держаться от него на расстоянии. Так почему бы ей просто не расслабиться на кожаном сиденье, не позволить ему целовать ее, медленно, эротично, теперь уже слегка прикусив и потянув ее нижнюю губу, отчего у нее вырвался тихий стон.

Бастьен поднял голову; его глаза мерцали во тьме.

– Тебе это нравится, Хлоя? Ты можешь сама поцеловать меня.

– Я… я думала, мы решили, что это неумная идея, – запинаясь, проговорила она. Ей казалось, что она дрожит от холода, но на самом деле внутри нее разгорался жар.

– Неумная, – согласился он, касаясь губами впадинки у нее под ухом. – Но умные идеи – они такие скучные…

На этот раз он поцеловал ее страстнее, и теперь это уже не было нежным соблазнением. Теперь это было требование, неумолимое требование, которому она жаждала подчиниться.

Рука Бастьена легла на ее бедро и проникла под измятую шелковую юбку, и его прикосновение жгло, точно пламя; язык пламени лизнул ее. Она хотела остановить его, но рука отказалась ей подчиняться. Она смогла лишь прижать его руку к своим бедрам, отчего ей едва ли стало легче.

Конец ознакомительного фрагмента.