Навсегда - Джудит Гулд

— Не уходи, — прошептала она, еще теснее прижимаясь к нему. — Пожалуйста, не останавливайся.

Как бы в ответ на этот призыв его губы провели влажную дорожку по ее подбородку, нашли на шее бешено пульсирующую жилку, и он начал медленно ласкать эту жилку языком.

Ее тело выгнулось. Она потянулась к нему, все в ней желало его…

Она закрыла глаза. Его пальцы нашли застежку платья на спине, и оно упало с нее, тогда он расстегнул и лифчик. Прохладный воздух ласково коснулся ее обнаженной кожи. Он не отнимал своих губ от пульсирующей жилки на шее, словно принимая причастие.

Она тихонько стонала, когда его пальцы, поглаживая спину, медленно скользили все ниже. Потом он остановился, чтобы развязать черную бархатную ленту, стягивающую волосы.

Густые светлые волосы, освободившись, упали вниз, раскинулись по плечам.

Он поднял голову, чтобы полюбоваться на нее.

— Стефани, — произнес он срывающимся голосом. — Красавица, красавица Стефани.

Его руки скользили по ее волосам, перебирали их, гладили, играли с ними, наслаждаясь их нежной шелковистостью.

Она радостно подчинялась его рукам. Неторопливая уверенность его движений была восхитительна, сводила ее с ума.

Наконец его ладони скользнули вниз и достигли ее груди. Он взял в руки их легчайшую тяжесть, его пальцы ласкали упругие розовые соски.

Ей показалось, что прошла вечность, пока он наклонил голову и торжественно прикоснулся губами сначала к одному розовому венчику, описывая вокруг него языком маленькие легкие спирали, потом, с той же лаской, ко второму.

Она стонала, чтобы не закричать, не умолить его взять ее здесь, прямо сейчас, в этот самый миг, и наполнить ее до желанного взрыва.

Как она могла жить без этого так долго?

Вдруг он легко подхватил ее и понес к двери. Вскрикнув, она обвила руками его шею, а Уальдо спокойно наблюдал за ними из клетки, наклонив голову набок.

И еще раз Джонни проявил свою проницательность и чуткость: он безошибочно выбрал для них гостиную, единственную комнату во всей квартире, в которой не было привидений, где не мешала память.

Бережно, благоговейно положил он ее на прохладное полотно, сбросив на пол шелковые подушки. С потолка свешивался окаймленный бахромой белый муслин, цветы старинной вышивки на подушках усеивали пол.

Это было другое время, другой век. Другое измерение.

Она лежала, роскошно нагая, и смотрела, как он сбрасывает туфли, снимает брюки, обнажая стройные мускулистые бедра, потом пиджак, рубашку. Одежда бесшумно упала на пол.

Это был пир для ее глаз. В полумраке его лицо казалось чеканным, его напрягшаяся мужественность сияла, как меч. Широкая грудь, сильные мускулистые руки — он весь был символом мужчины.

Он скользнул на постель и вытянулся поверх нее, заставив почувствовать эту сладкую тяжесть. Она ощущала шелковистость его кожи, ей казалось, что между их животами попало в ловушку какое-то живое существо, стремящееся вырваться на свободу.

Он опять поцеловал ее, кончиками пальцев чуть касался лица, груди, живота, бедер.

Тихо и мягко. Как касание крылышек бабочки.

Его губы и руки медленно продвигались вниз. Она застонала, когда почувствовала его язык в нежной выемке пупка, ее дыхание участилось, когда он, сжав руками ее ягодицы, опустил лицо в светлый треугольник внизу живота.

Этот экстаз — чувствовать его язык на сверкающей влаге ее женственности! Эта сладкая пытка — чувствовать, как его губы сомкнулись на самых сокровенных, тайных из тайных уголках плоти. И когда он внезапно остановился, она ощутила ужасное чувство потери, словно ее лишили источника жизни.

Но остановка была недолгой. Широко раздвинув ее ноги, он опять приник к ней, доводя до безумия своими поцелуями.

Стефани задыхалась. Она уже чувствовала приближающийся оргазм.

Упираясь локтями в подушки, она приподнялась.

— Войди в меня! — прошептала она. — Я больше не могу! Пожалуйста, Джонни, прошу!

— Нет, — прошептал он, — еще нет. Ляг, успокойся. Я знаю все сам.

Его палец проник в теплоту ее тела.

— Джонни! — крикнула она. — Боже мой! Пожалуйста, Джонни, сейчас!

Его глаза блестели в полумраке комнаты. Лицо было сосредоточенно-напряженным, какая-то внутренняя сила освещала его.

— Еще нет, милая, — прошептал он. — Еще рано. — Казалось, его глаза проникали в нее. — Доверься мне.

Она отдавалась накатывающимся волнам наслаждения, а его ласки прерывались в тот момент, когда поток оргазма готов был совсем захлестнуть ее. И снова и снова он продолжал разжигать ее, играть с ней, выведывая языком и губами ее сокровенные тайны.

И опять ее накрыло сладкой волной.

И опять он успел почувствовать и отстраниться.

Она уже не могла это переносить. Она приподнялась и обхватила его голову. Ее ноги раскрылись, и она вжалась в него, чтобы слиться в единое целое.

Схватив ее щиколотки, он еще шире развел ее ноги, погружая свое лицо все глубже в нее, в ее сладость и нежность. И вот он уже сам не в силах переносить эту сладкую пытку. Оторвавшись от ее тела, он отпустил ее ноги.

Теперь он стоял над ней, а ее широко раздвинутые ноги положил себе на колени.

Они не отрываясь смотрели друг на друга с жадностью и восторгом.

— Ты хочешь этого? — прошептал он. Ответом был ее стон.

— Боже, да.

Она почувствовала, как кровь бешеными толчками несется по ее телу, когда он приподнял ее ягодицы. Его оружие было готово сразить ее, она видела его прямо перед собой.

— Джонни!

Еще какое-то мгновение он парил над ней, как будто удерживаемый невидимой силой. Она еще раз с мольбой выкрикнула его имя, и наконец его напряженная сила погрузилась в ее плоть.

Земля пошатнулась, небеса разверзлись. Скрестив ноги у него на спине, она жадными пальцами впивалась в его тело, прижимая его к себе, желая поглотить его всего.

С восторженным благоговением она принимала его толчки. Закрыв глаза, подчинилась ритму движения, волшебному танцу плоти.

И вот уже отлетело мрачное сегодня, оно осталось в другом временном измерении. Это… эта любовь была гимном жизни. Победой над смертью. Символом утверждения. Возрождением.

Его толчки учащались.

— Быстрее, — молила она. Она изгибалась, стонала. Ее голова металась по подушкам, она с силой впилась ногтями в его спину, но не услышала его вскрика, настолько оглушающими были разряды, сотрясающие се тело.

Все глубже и глубже они проникали друг в друга, будто в погоне за самой жизнью.

Он сжал ее грудь, ее нежные соски… Все ее тело начало сотрясаться. Ее зрачки застыли. Волны оргазма разрывали ее тело, затопляя потоками влаги.

Стоны ее наслаждения взорвали и его. Он кричал, до Поли сжимая ее в объятиях, бешено двигаясь внутри нее. Чувствуя, как подступает его оргазм, она сжала его в себе еще сильнее. Он отпрянул, потом опять приник к ее телу, и поток семени брызнул из него фонтаном.

Обессиленные, лежали они, чувствуя себя на грани бытия, на краю времени и пространства, между темнотой и ярким сиянием, лежали, не в силах разъединиться, их тела вздрагивали последними уходящими вспышками. Реальность медленно возвращалась.

Постепенно ее дыхание восстанавливалось. Повернув к нему голову, она прошептала:

— Я не могу поверить! Я чувствую себя так, как будто только что родилась.

Он улыбнулся.

— Если это так, тогда я хочу еще раз родиться. И еще.

Она потянулась к его фаллосу, ласково проводя по нему рукой.

— Ты знаешь, — прошептала она, — это правда, то, что говорят о любви. Это действительно утверждение жизни.

В это время зазвонил телефон.

Джонни почувствовал, как она напряглась.

— Черт! — она хотела отодвинуться от него, чтобы взять трубку. Но его руки сжали ее сильнее.

— Пусть звонит, — тихо сказал он, гладя ее по волосам. — Кому очень надо, позвонит еще раз.

Но упрямый телефон, со старомодным диском набора, продолжал свое. Два звонка. Три. Четыре. Пять.

Стефани с неудовольствием выползла из объятий Джонни, сняла трубку.

— Да?

Мужской голос спросил:

— Мисс Мерлин?

— Д-да, — ответила она осторожно.

— Меня зовут Рубин. Ирв Рубин. Я друг Джонни Стоуна. Я получил от него сообщение, что он вернулся из поездки и я его могу найти у вас.

— Вы бы хотели с ним…

— Попозже, — перебил он. — Я знаю, это тяжелое время для вас, мисс Мерлин, но мы сейчас готовим материал о вашем дедушке для журнала «Нью-Йорк». И, конечно, нам бы хотелось знать, не могли бы вы.

Ее охватило бешенство.

— Да, вы абсолютно правы, это действительно очень тяжелое для меня время, оборвала она его. — Может быть, вы не знаете, но я только сегодня похоронила деда. До свидания. — Она бросила трубку и на секунду прикрыла глаза. Когда она открыла их, они смотрели холодно и жестко.