Интернет-журнал 'Домашняя лаборатория', 2007 №11 - Журнал «Домашняя лаборатория»

ЗАМЫСЛЫ НА БУДУЩЕЕ

Будучи человеком, умудренным обширными знаниями и жизненным опытом, Пальчинский подходил к техническим проблемам в исключительно широком плане.

Он привносил в их рассмотрение и свойственную инженеру заботу об эффективности производства, и заботу о социальной справедливости, свойственную дореволюционной партии эсеров, которой он в свое время симпатизировал. Пальчинскому не было чуждо даже то, что мы сегодня назвали бы экологической озабоченностью, например, он предостерегал о том ущербе, который может нанести российским лесам чрезмерное использование древесных материалов для строительства и в качестве топлива; при этом он считал, что социалистический режим сможет с большим успехом находить решение подобных проблем, нежели капиталистический [53]. Вместе с тем, в этих вопросах он порой и проявлял жесткий практицизм, стремясь оградить промышленных администраторов от того, что казалось ему чересчур суровыми природоохранительными предписаниями. К примеру, он резко возражал против некоего проекта мероприятий, направленных на борьбу с отходами и разрушением природы вокруг шахт и нефтяных скважин, полагая, что последний задает слишком сильные ограничения, которые чрезвычайно затруднят работу административно — управленческого персонала [54].

Пальчинский выдвигал инженеров на поистине грандиозную роль в обществе. Он хотел от инженеров применения новой формы социального анализа к проблемам индустриализации и полагал, что для того, чтобы это могло произойти, само положение инженера в обществе должно кардинально измениться. В прежние времена общество отводило инженеру пассивную роль: высшие инстанции поручали ему находить решения технических проблем. Теперь же, утверждал Пальчинский, инженер должен выявиться в качестве активного устроителя экономики и промышленности, указывая, где быть экономическому развитию и какую форму оно должно принять [55]. К примеру, инженер, которому поручено разработать план сооружения крупной плотины-гидротурбогенератора на большой реке, должен задаться вопросом, будет ли это оптимальным способом получения электричества. Какие есть «за» и «против» в отношении различных способов его производства? Если в данной местности имеются в распоряжении запасы угля, то более разумным вариантом может оказаться строительство теплоэлектростанции. В конечном счете, ответ будет определяться анализом местных факторов и оценкой всего спектра последствий — экономических, социальных и природных — каждого из возможных вариантов.

Представление Пальчинского о новом советском инженере основывалось на его твердом убеждении, что широкий подход к инженерному делу будет иметь своим результатом более эффективные промышленные предприятия и более удовлетворенных рабочих. Рисовавшийся ему тип нового инженера также соответствовал его собственной профессиональной гордости. Как замечал Эдвин Лэйтон, в те же годы инженеры в Соединенных Штатах были «одержимы мыслями о социальном статусе» [56]. Пальчинский и его коллеги были полны стремления выдвинуть фигуру инженера на новый высокий общественный пьедестал, и они верили, что Советский Союз с его упором на централизованно-планируемую индустриализацию дает для этого исключительные возможности.

При всей его умудренности в том, что касалось инженерного дела, Пальчинский, однако, жестоко заблуждался относительно политического курса СССР. Его величественные замыслы об инженерах могли воплотиться только в рамках общества, которое допускало бы для разнообразных профессий высокую степень автономии и правительство которого отличалось бы готовностью прислушиваться к советам, исходящим из неофициальных кругов. Как ему предстояло убедиться, Сталин имел совершенно иной взгляд на общество и индустриализацию.

СТАЛИНИЗМ И ПАЛЬЧИНСКИЙ ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Обладая преимуществом «ретроспективного прогноза», историк мог бы предсказать столкновение между программой Пальчинского и другой программой индустриализации — той, которую приняла коммунистическая партия. Разлад представлений Пальчинского с точкой зрения партии достиг крайней степени, когда в конце двадцатых годов установился абсолютный контроль Сталина. Первейшим пунктом разлада был вопрос о политической власти. Коммунисты никогда не позволяли каким бы то ни было профессиональным группам иметь ту автономию или заниматься тем широким спектром социальных вопросов, какие предусматривал для инженеров Пальчинский.

Когда Сталин установил контроль над политической и экономической системой Советского Союза, представления Пальчинского столкнулись с еще большими препятствиями. Пальчинский любил говорить, что хороший инженер не может творить чудеса, но может лишь извлечь максимум в пределах возможного [57]. Сталин же, в противоположность этому, развязал идеологическую кампанию за экономическое развитие, которая ставила фантастически оторванные от реальности цели, требовавшие сверхчеловеческих усилий. Поклонник гигантских электростанций, впечатлявшийся их размерами и революционным символизмом, он настаивал на их насаждении вне всякой связи с местными условиями, которым Пальчинский придавал такое важное значение. Сталин вообще требовал, чтобы промышленные сооружения были громадных размеров, лучше всего — самыми громадными в мире, проводя промышленную политику, которую западные наблюдатели впоследствии охарактеризовали словом «гигантомания». Пальчинский же утверждал, что размер сам по себе достоинством не является [58]. Сталин весьма охотно шел на то, чтобы вытеснять малообразованных крестьян из деревни и бросать их в новые отрасли промышленности, к работе в которых они не были подготовлены. Результатами были — высокий уровень промышленного травматизма и низкокачественная продукция, наглядно описанные в относящихся к тому периоду воспоминаниях [59]. Переселенные работники были лишены адекватных жилищных условий, особенно в холодное время года. Высокий уровень их смертности от переохлаждения и прочих атмосферных условий, а также от болезней был для Сталина вполне приемлемой издержкой, для Пальчинского же — свидетельством неразумности, неэффективности и несправедливости.

В то время как Пальчинский призывал к умеренности, заявляя: «Мы не волшебники, мы не можем сделать все, что угодно», Сталин утверждал: «Нет крепостей, которые большевики не могут взять приступом» [60]. И, в то время как Пальчинский считал, что важнейшую роль в индустриализации играет человеческий фактор, Сталин подчеркивал, что техника решает все! [61]. Есть поистине глубокая ирония в том, что профессиональный инженер призывал к тому, чтобы уделять человеческим потребностям больше внимания, чем технике, тогда как глава партии ставил технику превыше всего остального.

Конфликт между позициями этих двух людей имел своим главным источником то недоверие, которое испытывал Сталин к специалистам, получившим образование в дореволюционный период. В свое время Сталин участвовал в работе комиссии по расследованию имевших место сразу же после революции забастовок среди университетских преподавателей, а также инженеров, и он стал рассматривать представителей технической интеллигенции как потенциальных саботажников [62]. В глазах Сталина Пальчинский не только имел отличное от его собственного мнение по поводу того, каким образом следует осуществлять индустриализацию СССР, но еще и вынашивал опасные и далеко идущие замыслы. Пальчинский призывал инженеров играть активную роль в политике; что же касается Сталина, то его мнение на этот счет прозвучало в интервью, взятом у него в 1934 году Гербертом Уэллсом: «Инженер, организатор производства, работает не так, как ему хотелось бы, но так, как ему приказывают… Не следует думать, что техническая интеллигенция может играть независимую роль» [63].