Похищенный трон - Гарри Тёртлдав

Он ударился оземь с таким лязгом и стуком, что возблагодарил судьбу за то, что на нем кольчуга. Однако он знал, что под кольчугой на его теле не останется живого места от синяков. Мимо него проносились его соратники, один конь перепрыгнул прямо через него, пока он лежал на земле. Для Абиварда осталось загадкой, как никто не затоптал его.

А впрочем, хоть бы и затоптал! По щекам его ручьями лились слезы — от боли и злой обиды. То, что должно было стать величайшим мгновением его жизни, пошло прахом. Как ему без коня схлестнуться с неприятелем и показать, на что он способен? Ответ прост: никак. Отцу с братьями достанется все торжество победы.

А что ему? Теперь над ним до конца дней будут издеваться: Абивард — с коня упард — и на сечу опоздард!

Мимо, выкрикивая имя Царя Царей, проскакали последние макуранцы. Их воплям вторил обезумевший от мучительной боли конь Абиварда. Абивард заставил себя подняться, доковылял до бившегося в судорогах животного и перерезал ему глотку.

Покончив с этим, он повернулся и зашагал на север. Может быть, хотя вряд ли, битва еще не закончится, когда он доберется туда. Не исключено, что ему удастся взять коня, всадник которого пал, или даже на некоторое время оседлать хаморскую степную лошадку, хотя той будет невесело тащить на себе Абиварда со всеми его доспехами.

Сквозь клубящуюся пыль он видел гордые знамена. Значит, там авангард макуранского войска. Вдруг — он не поверил своим глазам — почти все знамена исчезли из виду одновременно.

Крики и вопли раненых людей и лошадей поднялись к глухому, бесчувственному небу. А сами люди и кони рухнули в траншею, прорытую хаморами через степь, а затем искусно замаскированную палками, грязью и травой. Только в самом центре, где передовой отряд степняков, отступая, воссоединился с главными силами, макуранцы могли преследовать их, и то лишь небольшими группками. Неприятель яростно атаковал эти группки, словно стая волков, травившая медведя.

Крик ужаса, слетевший с уст Абиварда, утонул в криках поверженного макуранского войска. Штандарт Царя Царей исчез из виду, Абивард нигде не мог разглядеть его. Он издал глубокий, полный отчаяния стон. Пал не только передовой отряд дружины. Воины, шедшие вторым эшелоном, не могли вовремя сдержать своих коней и с грохотом падали в траншею поверх своих соратников.

— Отец! — крикнул Абивард. Ведь там, в самом центре катастрофы, был Годарс. И брат, и сводные братья. Тяжело, неуклюже Абивард побежал — в доспехах, предназначенных для битвы в конном строю.

Даже те из макуранцев, кто избежал траншеи кочевников, вынуждены были остановиться, кто где смог, и начисто смешали свои боевые порядки. Этим моментом и воспользовались хаморы, чтобы стремительно обойти траншею с обоих концов и окружить неприятеля.

— Не широкое поле! — простонал Абивард. — Ловушка! — Поздно, слишком поздно прояснился смысл первой части пророчества Таншара.

Так оно и было. Макуранцы, резко утратив наступательный порыв и стройность рядов, оказались легкой добычей кочевников. На короткой дистанции стрелы с роговыми наконечниками пробивали кольчуги. Два степняка одновременно атаковали одного тяжеловооруженного воина с двух направлений сразу, так что рано или поздно — обычно рано — повергали его наземь.

Абивард с горсткой макуранцев оказался вне зоны этой резни. Сначала он думал лишь об одном — шагать вперед, чтобы погибнуть вместе со своей семьей и своей страной. Потом он увидел, что через кордон степняков прорываются кони без всадников — преимущественно макуранские, но иногда попадались и степные лошадки кочевников.

«Лошадей они потом затабунят, — подумал Абивард. — Сейчас для них главное — разобраться с людьми». Будь он вождем кочевников, он принял бы точно такое же решение.

Увидев лошадей, он начал думать, а не слепо мчаться навстречу смерти, словно мотылек на пламя свечи. Он явственно слышал голос Годарса: «Без глупостей, мальчик, без глупостей. Спасай то, что можешь спасти». Возможно, полубог на крылатом коне и мог бы вступить в бой, сокрушить ряды степняков и спасти попавших в ловушку макуранских воинов. Но о перспективах одного безлошадного юнца, впервые вышедшего на поле боя, не стоило даже думать.

Абивард вновь попытался угадать — нет, не угадать, а отгадать, ведь Годарс не любил слова «угадать», — что предпримут хаморские вожди, когда их всадники добьют макуранцев. Ответ был четким и мгновенным; они примутся грабить обоз. И лишь после этого начнут прочесывать степь в поисках уцелевших врагов.

— Это значит, что надо уносить ноги, пока можно, — произнес он вслух.

Конь без всадника, степная лошадка, остановился пощипать травки всего в фурлонге от Абиварда. Он медленно подкрался к коньку. Тот смерил его настороженным взглядом, затем опустил голову и продолжил лакомиться сухой, пожелтевшей травой.

В суме, притороченной к поясу, у Абиварда лежало немного урюка — этим лакомством он намеревался угостить своего мерина после победы. Теперь бой проигран, да и мерина больше нет. Он вытащил три или четыре урючины, положил их на ладонь и приблизился к степному коньку.

— Это тебе, малыш, — вкрадчиво проговорил он. Конек был целый и невредимый и очень мосластый. Он всхрапнул — с подозрением, но и с интересом. Абивард вытянул руку. Конек понюхал урюк, осторожно попробовал. Потом вновь фыркнул, на сей раз радостно, и доел угощение.

После этого конек позволил Абиварду обойти себя и встать сбоку, а когда тот оседлал его, только повел ушами.

— Но-о! — сказал Абивард, и конек затрусил на юг. Такую езду Абивард счел не очень удобной — как и большинство кочевников, тот хамор, которому принадлежал этот конек, подтягивал стремена очень высоко, чтобы, поднявшись в седле, стрелять из лука. Абивард, у которого не было лука, вынужден был ехать, поджав ноги.

Очевидно, он был не первым и не единственным макуранцем, избежавшим засады на севере. Когда он поравнялся с обозом, там кипела жизнь, словно в растревоженном муравейнике. Абивард продолжил путь. Прежде он намеревался поднять тревогу, просто бежать было бы невыносимо для его совести. Но попасть в очередную катастрофу, которая вот-вот неминуемо разразится, ему совсем не хотелось. По аллюру степного конька он понял, что тому не под силу нести всадника в полных доспехах. Значит, придется сбросить с себя все железо при первой же возможности. Если конек падет до того, как они выйдут к Дегирду, Абивард обречен.

Спустя примерно полчаса он оглянулся через плечо. К небу вздымался новый столб дыма. Этот огонь разожгли явно не макуранцы. Хаморы предавались мщению.