Сказочное наказание - Богумил Ногейл

— Ничего особенного, это у меня в животе бурчит.

Мишка аж зашелся:

— Ах ты, чтоб тебя…

— Тише! — прошептала Ивана, и ее голос слился с уханьем совы. Мы прислушались, но больше ночная птица не крикнула. Должно быть, это была настоящая сова.

Мы двигались дальше, и остаток пути прошел спокойно. Если не считать того, что Тондин живот перешел с низких тонов на высокие, а за несколько метров до скалы из него вырвался какой-то отчаянный стон. Ивана, все время шедшая впереди, подождала, пока мы ее догоним, и нащупала руку Тонды.

— На вот, возьми два кусочка сахара, замори червячка, — шепотом сказала она.

Вместо ответа раздалось такое хрупанье, как если бы мельничные жернова перемалывали скелет; несколько раз причмокнув, Тонда засопел:

— Уже лучше.

Мишка вздохнул и нетерпеливо буркнул:

— Так как, будем мы их брать или нет?

Однако и у скалы никаких следов Алены не было.

Осмотрев местность вокруг тропинки, мы прислушались, попробовали даже тихонько окликнуть Алену, но все напрасно: Алена исчезла.

— Подождем немножко, — предложила Ивана, — может, она решила подкрасться с той стороны скалы, чтобы разведать обстановку.

— Не нравится мне это, — сказал Мишка, — и никаких отблесков от костра не видно, будто за скалой все вымерло. Хотел бы я сходить посмотреть, что там творится.

— Сходи, — позволила Ивана, — только осторожно, не столкнись с Аленой, а то наделаете шума.

Мишка отполз, а я стал прислушиваться к каждому шелесту, ко всем звукам, похожим на тихие шаги, которые означали бы приближение Алены. Время шло, мы снова окинули взглядом силуэт скалы и очертания леса за ней, но не было и намека на отблески огня, со всех сторон нас окружала темная неподвижная ночь. Терпение мое лопнуло.

— Пойду гляну, что там такое, — прошептал я и, не дожидаясь согласия Иваны, шмыгнул в просвет между кустами.

— Осторожно! — услышал я за собой ее умоляющий шепот и опустился на четвереньки.

Порядком измучившись, я прополз чуть вперед — и вдруг передо мной открылась ровная площадка. Я с трудом различил очертания сторожки и черную громаду сеновала. Ночь была темная, черные тучи еще с вечера затянули месяц и звезды. Подобравшись к костру, я ощупал камни. Камни были совершенно холодные.

«Они оставили лагерь», — мелькнуло у меня в голове, и окружающая тишина была тому подтверждением. Но куда исчезла Алена и где шатается Мишка? Я полежал, приникнув к земле, еще некоторое время, но не произошло ничего такого, что бы дало ответ на мой вопрос.

По всей вероятности, в сарае их нет. Рассуждая сам с собой, я вспомнил о воровском тайнике в куче сена. Может, Алена с Мишкой ищут фотоаппарат?

Это было единственно пришедшее мне на ум объяснение, куда могли исчезнуть Алена и Мишка. Я подполз к сторожке, напрягши слух так, что зашумело в ушах. Перед входом я собрался с духом, встал и открыл дверь. Меня поглотила темень куда более непроглядная, чем та, через которую я пробирался в лесу. Я шагнул к тому месту, где должна была находиться куча сена, в душе ругая себя за оставленный у Иваны фонарик. И тут мне на спину свалился какой-то тупой, твердый предмет, и сзади раздался низкий повелительный голос с иностранным акцентом:

— Ни слофа, а то уш в шизни нишефо не скашеш!

Темноту прорезал узенький лучик голубоватого света и ушел прямо передо мной, на копну сена. Там уже жались друг к другу две фигуры, и это были Алена с Мишей.

— Сесть! — приказал незнакомый голос и снова повторил: — Ни слофа, а то пудет плёхо!

Я опустился на сено и плечом прислонился к Мишкиной руке. Свет погас, в воздухе было слышно только наше дыхание. Что-то коснулось моей согнутой ноги, скользнуло вверх и остановилось на ладони. Это была Мишкина рука. Повернув мне руку ладонью вверх, он стал пальцем что-то на ней писать. Первые три-четыре буквы я поначалу не разобрал, от неожиданности нервы мои сдали, страх сковал руки и ноги, мысли оцепенели. Закрыв ладонь большим пальцем, я дал знак, что не понимаю. Мишка снова вывел начальные буквы, и тут до меня дошел смысл его сообщения:

ГОТОВЬ ВЕРЕВКИ К НАПАДЕ…

Закончить ему не удалось. За дверями сарая послышалось пыхтение, как будто к нам приближался по меньшей мере носорог. Чья-то рука нащупала щеколду, и я почуял, что это та самая минута, когда внимание неизвестного будет отвлечено. Осторожно привстав с земли, я вытащил из кармана два мотка бельевого шнура и ощупью стал их разматывать.

Дверь со скрипом открылась, и, несмотря на полную темноту, я распознал в проеме двери грузную фигуру Тонды. Он пытался задержать дыхание, но от бега на четвереньках легкие его так напряглись, что он пыхтел, как паровоз. А потом — я остолбенел от изумления — в его руках зашуршал коробок спичек, послышалось чирканье, и в свете пламени перед Тондой предстали наши скрюченные фигуры.

— Что вы здесь делаете? — воскликнул он и рванулся было в сторожку.

Да запнулся носком кеды о деревянный порожек и мигом растянулся на земле. Горящая спичка выпала у него из рук и отлетела к пучкам сена, которые тут же вспыхнули ярким пламенем, осветив человека, стоящего у входа. Я успел только заметить, что он был закутан в серый нейлоновый плащ, а лицо закрыто темным платком. Незнакомец бросился затаптывать горящее сено. В наступившей темноте я сделал то единственное, на что меня могла подтолкнуть близость незнакомца, — бросился ему под ноги и резким рывком вывел его из равновесия. Он свалился как подкошенный, увлекая за собой встававшего Тонду. Тот испустил страшный рык, в котором яснее других были слышны такие слова:

— Кончайте дурить, это же я, Тонда!

Но Мишка с Аленой и я уже прижимали рвущегося незнакомца коленями к земле, пытаясь впотьмах схватить его за руки, чтобы я мог их связать.

Это был страшный бой, порой без надежды на победу. И только когда Тонде удалось выбраться из-под навалившегося на него тела и из наших криков уразуметь, что происходит, наши шансы на победу резко возросли. Тонда набросился на врага и принялся тыкать его носом в землю с такой яростью, что тот испустил первый стон, почти перестал брыкаться и Миша смог затянуть на ногах первую петлю, а мне удалось связать ему руки. В этот момент снаружи на нас упал пучок яркого света.

— Santa madonna mia [3]! — изумленно воскликнула Ивана (этому она научилась во время поездки в Италию) и принялась хохотать. Указывая рукой на нашу жертву, она привалилась плечом к притолоке и залилась таким смехом, что светлое пятно фонарика затряслось.

Мы были сбиты с толку ее неожиданной реакцией и на минуту оставили загадочного незнакомца в покое. В нем тотчас проснулись новые силы. Не успел я и глазом моргнуть, как он вскочил и стряхнул с себя нас всех. Вновь наброситься на него было делом одной минуты, но, когда при свете фонарика мы увидели его лицо, руки и языки у нас одеревенели.

Перед нами, грязный и исцарапанный, стоял Станда.

16. Наказание только начинается

Проверка на смелость, которую устроил нам Станда, стоила ему исцарапанного носа, разбитых бровей, синяков от веревки на запястьях и нескольких ссадин на шее.

Тут Ивана проявила себя в роли сестры милосердия. Она промыла ему марганцовкой раны и хотела было залепить кусочками пластыря ссадины на лице и шее, но Станда решительно отказался от подобных украшений и сам тут же подверг осмотру нас одного за другим. Ватки с марганцовкой больше не понадобилось. Из ночной переделки мы выбрались без единой царапины, а если Станде что-то в нашем облике и не нравилось, так это толстый слой покрывавшей нас пыли. Тут он был неумолим, и, следуя за лучиком Иваниного фонарика, мы помчались к ручью.

Но пора мне наконец объяснить, почему наши планы мести рухнули. Виновата в этом была, разумеется, Ивана. Узнав о нашем намерении предпринять ночную вылазку, она тотчас поделилась новостью со Стандой. Тот, недолго думая, отправился в деревню за ротмистром Еничеком, поднял на ноги еще двоих дежурных из дополнительной охраны, и они устроили облаву на тех двух бродяг. Их обнаружили крепко спящими под елью, а состояние ближайших окрестностей свидетельствовало о том, что этот сон никак нельзя было назвать здоровым, — поодаль валялись опустошенные бутылки из-под пльзеньского двадцатиградусного пива, сигареты и объедки кроликов, зажаренных на вертеле.

Вольная бродячая жизнь завершилась допросом в отделении; когда же выяснилось, что Ирка и Слава (а именно так звали наших недругов) несколько дней назад сбежали из детского дома в поисках приключений, ротмистр Еничек посадил их в машину и водворил на место.

Успешно завершив эту операцию, Станда сказал, что нас следует испытать на храбрость, и с помощью Иваны устроил все так, чтобы мы один за другим, как зайцы, попались в подстроенную им ловушку.