Можно ли быть хорошим и не спастись? - Алексей Фомин

Для сравнения приведем предсмертный момент из жизни преподобного Сисоя Великого (V в.). «Окруженный в момент своей смерти братией, в ту минуту, когда он как бы беседовал с невидимыми лицами, Сисой на вопрос братии: «Отче, скажи нам, с кем ты ведешь беседу?» – отвечал: «Это Ангелы пришли взять меня, но я молюсь им, чтобы они оставили меня на короткое время, чтобы покаяться». Когда же на это братия, зная, что Сисой совершен в добродетелях, возразила ему: «Тебе нет нужды в покаянии, отче», – то Сисой ответил так: «Поистине я не знаю, сотворил ли я хоть начало покаяния моего»[10]. Это глубокое видение своего несовершенства является главной отличительной чертой всех истинных святых.

А вот выдержки из записок блаженной Анжелы (XIII–XIV в.)[11].

Дух Святой, – пишет она, – говорит ей: «Дочь Моя, сладостная Моя… очень Я люблю тебя» (с. 95): «Был я с апостолами, и видели они Меня очами телесными, но не чувствовали Меня так, как чувствуешь ты» (с. 96). И такое открывает о себе Анжела: «Вижу я во мраке Святую Троицу, и в самой Троице, Которую вижу я во мраке, кажется мне, что стою я и пребываю в середине Ее» (с. 117). Свое отношение к Иисусу Христу она выражает, например, в таких словах: «могла я всю себя ввести внутрь Иисуса Христа» (с. 176). Или: «Я же от сладости Его и от скорби об отшествии Его кричала и хотела умереть» (с. 101) – при этом она в ярости так начинала бить себя, что монахини вынуждены были уносить ее из костела (с. 83).

Резкую, но верную оценку «откровений» Анжелы дает один из крупных русских религиозных мыслителей XX-го века А. Ф. Лосев. Он пишет, в частности: «Соблазненность и прельщенность плотью приводит к тому, что Святой Дух является блаженной Анжеле и нашептывает ей такие влюбленные речи: «Дочь Моя, сладостная Моя, дочь Моя, храм Мой, дочь Моя, услаждение Мое, люби Меня, ибо очень люблю Я тебя, много больше, чем ты любишь Меня». Святая находится в сладкой истоме, не может найти себе места от любовных томлений. А возлюбленный все является и является и все больше разжигает ее тело, ее сердце, ее кровь. Крест Христов представляется ей брачным ложем… Что может быть более противоположно византийско-московскому суровому и целомудренному подвижничеству, как не эти постоянные кощунственные заявления: «Душа моя была принята в несотворенный свет и вознесена», – эти страстные взирания на Крест Христов, на раны Христа и на отдельные члены Его Тела, это насильственное вызывание кровавых пятен на собственном теле и т. д., и т. п.? В довершение всего Христос обнимает Анжелу рукою, которая пригвождена ко Кресту, а она, вся исходя от томления, муки и счастья, говорит: «Иногда от теснейшего этого объятия кажется душе, что входит она в бок Христов. И ту радость, которую приемлет она там, и озарение рассказать невозможно. Ведь так они велики, что иногда я не могла стоять на ногах, но лежала и отнимался у меня язык… И лежала я, и отнялись у меня язык и члены тела»[12].

Яркой характеристикой католической святости является Катарина Сиенская (XIV в.), возведенная папой Павлом VI в высший разряд святых – в «Учители Церкви». Зачитаю о ней несколько выписок из католической книги Антонио Сикари «Портреты святых»[13], изданной на русском языке. Цитаты не потребуют комментарий (выделено мной).

Екатерине было около 20 лет. «Она чувствовала, что в ее жизни должен произойти решающий перелом, и продолжала истово молиться Своему Господу Иисусу, повторяя ту прекрасную, нежнейшую формулу, которая стала для нее привычной: «Сочетайся со мной браком в вере!» (с.11).

«Однажды Екатерина увидела видение: ее божественный Жених, обнимая, привлекал ее к Себе, но потом взял из ее груди сердце, чтобы дать ей другое сердце, более похожее на Его собственное» (с.12).

Однажды сказали, что она умерла. «Она сама говорила впоследствии, что ее сердце было растерзано силой божественной любви и что она прошла через смерть, «узрев райские врата». Но «вернись, дитя Мое, – сказал мне Господь, тебе нужно вернуться… Я приведу тебя к князьям и властителям Церкви». «И смиренная девушка начала рассылать по всему свету свои послания, длинные письма, которые она диктовала с поразительной быстротой, часто по три или по четыре одновременно и по разным поводам, не сбиваясь и опережая секретарей» (с.12).

«В письмах Екатерины бросается в глаза прежде всего частое и настойчивое повторение слов: «Я хочу» (с. 12). «Некоторые говорят, что решительные слова «я хочу» она в состоянии экстаза обращала даже к Христу» (с. 13).

Из переписки с папой Григорием ХI, которого она убеждала вернуться из Авиньона в Рим: «Говорю вам от имени Христа… Я говорю вам, отче, в Иисусе Христе… Ответьте на зов Святого Духа, к вам обращенный» (с. 13).

Правителю Милана она пишет «о папе, которому она доверена («Даже если бы он был дьяволом во плоти, я не должна возносить главу против него»)» (с. 13).

«А к королю Франции обращается со словами: «Творите волю Божью и мою» (с. 14).

Не менее показательны «откровения», также возведенной папой Павлом VI в «Учители Церкви» Терезы Авильской (XVI в.). Перед смертью она восклицает: «О, Бог мой, Супруг мой, наконец-то я Тебя увижу!» Этот в высшей степени странный возглас не случаен. Он – закономерное следствие всего «духовного» подвига Терезы, существо которого открывается в следующем печальном факте.

Она настолько увлеклась «откровениями», что не увидела дьявольского обмана даже в таком безобразном видении, как следующее:

После многочисленных своих явлений «христос» говорит Терезе: «С этого дня ты будешь супругой Моей… Я отныне не только Творец твой, Бог, но и Супруг»[14]. «Господи, или страдать с Тобой, или умереть за Тебя!» – молится Тереза и падает, – пишет Д. Мережковский, – в изнеможении под этими ласками…» (дальше не могу цитировать). Не приходится поэтому удивляться, когда Тереза признается: «Душу зовет Возлюбленный таким пронзительным свистом, что нельзя этого не услышать. Этот зов действует на душу так, что она изнемогает от желания». Не случайно известный американский психолог Вильям Джеймс, оценивая ее мистический опыт, писал, что «ее представления о религии сводились, если можно так выразиться, к бесконечному любовному флирту между поклонником и его божеством»[15].

Валаамский старец схиигумен Иоанн дает такую оценку ее духовному состоянию: «Страстный вместо обожения будет мечтатель, подобно католической Терезе»[16].

Еще одной иллюстрацией святости в католицизме является Тереза из Лизье (Тереза Маленькая, или Тереза Младенца Иисуса), которая в 1997 году, в связи со столетием со дня ее кончины, была объявлена «непогрешимым» решением папы Иоанна Павла II еще одним Учителем Вселенской Церкви. Вот несколько цитат из духовной автобиографии Терезы, прожившей всего 23 года, красноречиво свидетельствующие о ее духовном состоянии (Повесть об одной душе. Париж. 1996. //Символ. № 36).

«Во время собеседования, предварившего мой постриг, я поведала о делании, которое намеревалась совершить в Кармеле: «Я пришла спасать души и прежде всего – молиться за священников». Еще не спасши себя, она пришла уже спасать других!

Говоря, кажется, о своем недостоинстве, она тут же пишет: «Я неизменно храню дерзновенное упование на то, что стану великой святой… Я думала, что рождена для славы и искала путей к ее достижению. И вот Господь Бог… открыл мне, что моя слава не будет явлена смертному взору, и суть ее в том, что я стану великой святой!» (ср.: Макарий Великий, которого сподвижники за редкую высоту жизни называли «земным богом», лишь молился: «Боже, очисти мя грешного, яко николиже сотворих благое пред Тобою»). Позднее Тереза высказывается еще более откровенно: «В сердце моей Матери-Церкви я буду Любовью… тогда я буду всем… и через это моя мечта осуществится!»

В высшей степени показательно учение Терезы о духовной любви: «Это было лобзание любви. Я чувствовала себя любимой и говорила: «Я люблю Тебя и вверяю Тебе себя навеки». Не было ни прошений, ни борьбы, ни жертв; уже давно Иисус и маленькая бедная Тереза, взглянув друг на друга, поняли все… Этот день принес не обмен взглядами, а слияние, когда больше не было двух, и Тереза исчезла, словно капля воды, потерявшаяся в океанских глубинах». Едва ли требуются комментарии к этому мечтательному роману бедной девушки, которую католическая церковь, увы, называет своим Учителем.

На методическом развитии воображения основывается религиозный опыт одного из столпов католической мистики, родоначальника ордена иезуитов Игнатия Лойолы (XVI в.).

Его книга «Духовные упражнения», являющаяся настольной в католических монастырях, настойчиво призывает христианина представить себе, вообразить Святую Троицу и беседу Трех Лиц, Христа, Богоматерь, Ангелов и т. д. Всё это решительно запрещается святыми Вселенской Церкви. Они свидетельствуют, что когда подвижник вместо исполнения заповедей Христовых и борьбы со своими страстями начинает жить своими фантазиями, просматривать в себе собственные «фильмы», верить им, то он приходит к полному духовному и душевному расстройству.