В тени меча. Возникновение ислама и борьба за Арабскую империю - Том Холланд

Шахиншах, как и все его царские предки, обладал некими сверхъестественными качествами. Все персы знали об этом и понимали причины таких свойств. Два с половиной века назад, когда их предки были рабами чужеземных хозяев, флаг независимости был поднят аристократом по имени Ардашир – могущественным героем, обладающим «мандатом» небес. Никто во всей Персии не пользовался такой благосклонностью богов. Один из предков Ардашира, человек по имени Сасан, явился верховным жрецом в самом святом и почитаемом храме – в Истахре. Здесь с древнейших времен было принято преподносить отрубленные головы поверженных врагов великой богине Анахите. Сам Ардашир показал себя достойным помощником грозного божества. К 224 г. он освободил Персию от правления чужеземцев, и теперь персы стали хозяевами поработителей. Неудивительно, что за столь славные деяния соотечественники стали считать его кем-то большим, чем простым человеком. Он имел фарр – знак божественной благодати, ставший фамильной ценностью. Шли годы, цари из семьи Сасана сменяли друг друга на троне Персии, и фарр осенял каждого нового царя. Иногда он имел форму овна, временами – золотого луча света, а бывало, что и человеческой фигуры, которая не отражалась в зеркале. Волшебство помогало укреплять грозную репутацию. Даже враги Сасанидов, люди, имевшие все основания ненавидеть персидских царей, помимо воли раболепствовали перед ними. Монархия гордая и в высшей степени могущественная, написал чужеземец о династии. Монархия старая и грозная для всех, кто населяет этот мир7.

Пероз, царь, который ввел армию в Гурган, как и все его предшественники, являлся потомком Сасана. Во многих отношениях он был самым совершенным представителем Сасанидов: высокий, красивый, внушительный – каким и должен быть персидский царь, и большой щеголь, даже по меркам его предков. Огромный флаг, развевавшийся над его шатром, мерцал сказочными украшениями, и сам царь от него не отставал. В дополнение ко всем драгоценностям он имел обыкновение носить «жемчужину необычайной белизны и размера»8 как пуссету в ухе. Иностранцы могли посчитать такую тягу к украшениям признаком женственности, но персам было лучше знать. Надменность и изысканная утонченность манер, плавная походка с покачиванием бедер, нежелание, чтобы его видели «отошедшим в сторону, подчиняясь зову природы», – все это в Персии считалось признаками храброго воина9. Все, имевшие необходимые средства, обязывались одеваться и украшать себя, как павлины, – так было принято. Редко встречается перс, который намеренно одевался недостаточно пышно. Вычурная одежда персов была общеизвестна. «Большинство из них, – так было сказано о богатых персах, – чрезвычайно ярко одеваются. Хотя их одеяния открыты впереди и по бокам и развеваются на ветру, ни одна часть тела – с головы до пят – не видна неприкрытой»10. Сам Пероз, несмотря на явную склонность выделиться, стал известен не только своей приверженностью к моде. Не менее важной в глазах его подданных считалась забота об их благосостоянии. Возможно, он был тщеславным, но также, соблюдая благородные традиции своих предков, оказался полон решимости бороться с хаосом, поддерживать порядок и творить правосудие. Будет только справедливо отметить, что характерной чертой двадцатипятилетнего правления Пероза были и неприятности, и попытки царя с ними справиться.

Все началось с засухи. Когда Пероза короновали, в его стране погиб урожай и начался голод. Юный царь отреагировал энергично и решительно: резко сократил налоги, стал выдавать бедным государственные субсидии, заставил богачей делиться с голодными и отчаявшимися массами своими запасами продовольствия. Много веков спустя об этой программе реформ все еще помнили и говорили не иначе как в восхищенных выражениях. «Только один человек… умер от голода во всей империи»11, свидетельство показательное, пусть даже не совсем правдивое.

Затем, обратив свой взор на северо-восточную границу, Пероз проявил ничуть не меньшую решимость сражаться с растущей угрозой со стороны эфталитов. Этой цели он посвятил и себя, и ресурсы империи – больше, чем любой Сасанид до него, – с учетом сложного взаимодействия между племенами Центральной Азии. Мерв – древний город, расположенный на полпути между Гиндукушем и Каспийским морем, имевший потенциал господства над северо-восточной частью Персии, был трансформирован в могучий бастион царской власти: массивные валы, увенчанные кирпичными башнями с бойницами для стрел, были построены вокруг большой круглой крепости.

Одновременно создали с нуля крепости в стратегически важных точках вдоль границы. На фортификацию, комплектование гарнизонов и склады снабжения тратились гигантские средства12. К примеру, на полях Гургана была построена стена из красного кирпича протяженностью 150 миль – величайшее сооружение такого рода, когда-либо построенное на Ближнем Востоке13. К тому времени, как Пероз, имея за плечами четверть века такой работы, вышел в степи через ворота в стене из красного кирпича, он уже был генералом с репутацией отважного и грозного воина14.

Но и в случае с Перозом не обошлось без темной стороны. «Наших царей, – любили хвастаться персы, – никогда не обвиняли в вероломстве»15. Только это было слишком громко сказано. Известно, что даже в общении с белыми гуннами Пероз периодически не брезговал сотрудничеством. Он был младшим сыном в семье и сумел захватить трон только при поддержке эфталитов. Но значительно больший ущерб его доброму имени нанесли катастрофические последствия ранней экспедиции, которую он повел во владения белых гуннов, расположенные восточнее степей, – в район, именуемый Бактрия. Там он попал в засаду на заросшей лесом равнине, был окружен и согласился на условия противника. Понятно, что пострадала и его репутация, и гордость. Несколько персидских крепостей враг окружил, потребовал огромный выкуп, а сам «царь царей» был вынужден пасть ниц перед ханом эфталитов. Вступая в сражение во второй раз, Пероз, несомненно, был ведом не только геополитическими соображениями, но и личной местью. Оскорбленное достоинство требовало, чтобы он отправился на войну в окружении пышного великолепия, соответствовавшего положению «царя царей». Его сопровождала огромная свита домашней челяди, за ним везли бесчисленные сундуки с одеждой и серебряными монетами. В боевой поход прихватили даже принцессу или двух. Пероз намеревался укротить диких эфталитов не только силой оружия – он желал их ослепить великолепием.

Правда, эфталиты были не единственной его целью. Пероз имел врагов не только к югу от степной границы, но и к северу от нее. Правившие там повелители – на огромной территории, простиравшейся между Персией и царством эфталитов, – могли претендовать на положение, ничуть не менее значительное, чем у самого шахиншаха. До мятежа Ардашира их предки правили империей, которая теперь называлась Сасанидской. Эти люди называли себя парфянами и бережно хранили память о золотом веке, когда им подчинялись и персы, и многие другие народы. Нельзя сказать, что могущество великих парфянских родов когда-либо действительно было сломлено. Хотя после знаменитой победы Ардашира над парфянским царем в 224 г. члены царской семьи были или уничтожены, или отправлены в изгнание, военные бароны легко пережили смену режима. Семь великих властителей Парфии не признавали над собой ничьей власти, кроме самих Сасанидов16. Основы их господства закладывались в течение многих веков «древними законами»17. Интересно, что самая могущественная парфянская династия – Карин (Карен) – могла проследить свои истоки до начала времен. Тогда один из ее предков уничтожил царя демонов – не больше и не меньше. Дахаг – могучий колдун, настолько злой, что из его плеч вырастали ядовитые змеи, питавшиеся мозгами младенцев, – правил миром в течение целого тысячелетия, пока один из предков Карина – кузнец по имени Кава – не возглавил мятеж против тирана. Такая родословная была весьма подходящей для парфянских властителей; к тому же их претензии поддерживались немалым богатством и людскими ресурсами. Поэтому Сасаниды неизменно уделяли максимум внимания и энергии западной части империи, а от восточной держались подальше. Ни один шахиншах, разумеется, этого бы не признал, но на большей части территории Парфии царская власть Сасанидов оставалась иллюзорной. Карин и его «коллеги» управляли своими владениями скорее как партнеры в некой конфедерации, чем как покорные подданные Персидской империи. «Каждый из вас – господин в своей провинции, – однажды во всеуслышание объявил один из них, – и обладатель великой силы»18. Персия, конечно, была империей, но в восточной части она была еще и Парфянской19.

И в этом, поскольку у шахиншаха не было выбора (он должен был уничтожить угрозу со стороны эфталитов), заключалось большое неудобство. Срочная необходимость укрепить оборону империи на северо-восточной границе, усилив существующие города или построив новые, никак не увязывалась с установившейся политикой не путаться под ногами у парфян. Несмотря на самоуверенность, Пероз не мог игнорировать эту проблему. Несмотря на то что поддержка эфталитов когда-то помогла ему взойти на трон, все же решительный удар нанес парфянский военачальник – Рахам из рода Михрана. Именно он пленил и казнил старшего брата Пероза, после чего тот стал царем20. Двадцать пять лет амбиции персидских царей опирались на поддержку представителей парфянских династий. Без нее у Пероза не было шансов победить выскочек-эфталитов. Одновременно он не мог рассчитывать на полную победу, не проведя свои армии через Парфию. Куда ни кинь – всюду клин.