Цвет крови - Деклан Хьюз

— Она присутствовала в доме, но не обязательно в одной комнате с тобой. Если ее не было в одной комнате с тобой, означает ли это, что она могла покинуть дом?

— Наверное, — сказал он, потом быстро покачал головой, снял очки и уставился на них. — Зачем ей выходить? — спросил он визгливым голосом. — Что вы подразумеваете? Что она убила Дэвида Брэди?

— Я ничего не подразумеваю. Я задаю вопросы. Такая уж у меня работа.

— Ну, я думаю, с меня хватит ваших вопросов, мистер частный детектив. Довольно грязная у вас работенка, не находите?

Опять подняли голову манеры, приобретенные в Тринити. Голос стал протяжным. Я чувствовал, как растет классовый барьер.

— В процессе моей работы мне приходится раскрывать немало грязных секретов, это точно, — возразил я.

— Значит, бесполезно просить вас не говорить маме…

— Я уже рассказал все вашей матушке. Я ведь на нее работаю, не только на вашего дядю. Знаешь, она не очень удивилась.

Джонатан резко встал, и металлический стул, на котором он сидел, с грохотом полетел на пол. Он посмотрел на меня сверху вниз, сжав губы и кулаки.

— Если вы считаете, что, повесив убийство на Эмили, поможете кому-нибудь в этой семье, вы, твою мать, сошли с ума, — почти прокричал он голосом, полным ненависти. — Но я и не жду от такого типа, как вы, способности понять семью, подобную нашей.

Поскольку Джонатан сам начал говорить о том, что у Эмили существовала возможность убить своего бывшего дружка, я несколько изумился его внезапному гневу. Когда он решительными шагами покинул комнату, из коридора вышла его мать и попыталась остановить его. Он попятился, замахал своими несоразмерными руками и бросился бежать по коридору. Громко хлопнула дверь.

Сандра Говард подняла стул Джонатана, села на него и с улыбкой на бледном лице начала смешивать джин с тоником. В темном костюме с зеленоватым отливом, юбке, доходившей до колен; ноги в черных чулках выглядели длинными и стройными.

— Подростковая симфония: слезы, и истерики, и хлопанье дверями спален. Не принимайте на свой счет, Эд.

— Думаю, его гнев направлен против меня лично.

— О чем вы говорили?

— О его отношениях с кузиной. Кроме всего остального. А где Эмили?

— Отдыхает. У нее здесь есть своя комната. У девочки начинается нервный срыв. Из города приедет врач для осмотра.

Сандра бросила на меня беспокойный взгляд. Впервые мне показалось, что она хочет что-то скрыть или защититься. Она от души приложилась к стакану и помахала зеленой бутылкой в мою сторону. Я взял ее и сам смешал себе джин с тоником. Когда Сандра снова подняла глаза, они выглядели уверенными.

— За эти годы им здорово досталось, Джонни и Эм. Я понимаю, родились в рубашке, денег достаточно для выполнения любого желания, у всех должны быть свои проблемы, но на самом деле таких проблем не должно быть.

— Почему? Объясните.

— Отец Джонни умер, когда ему было одиннадцать лет. Моим первый мужем был Ричард О'Коннор. Он был врачом и человеком, который помог мне поверить в себя, в то, что завещал отец, ведь я сама не пошла в медицину. Я чувствовала себя недостойной. Я преподавала в колледже в Каслхилле. Так, больше время проводила, но он сделал мою жизнь целенаправленной, давал мне почувствовать себя дочерью своего отца. И я взяла на себя управление Родильным центром Говарда, основала клинику Говарда и дом престарелых Говарда, собрала инвесторов, следила за стройкой. Теперь слежу, чтобы они успешно работали.

Сандра внезапно встала, выключила весь свет и поманила меня к огромному окну.

— Вы можете разглядеть сквозь туман три башни. Видите? Я надеюсь в один прекрасный день увидеть четвертую.

Три огромных световых пятна легко различались в тумане. Я взглянул на Сандру, стоявшую выпрямив спину, с царственным величием. Глаза сверкали гордостью и чем-то еще, похожим на вызов или триумф. И еще мелькнула в них какая-то тень, внезапная темнота, появившаяся ниоткуда и быстро исчезнувшая.

— По его словам, я сделала все сама, но, разумеется, это заслуга доктора Рока, как все его звали; мой муж Ричард О'Коннор — Р-О-К. Он меня вдохновил точно так же, как меня вдохновлял отец. Рок вдохновлял и Джонни… Знаете, когда Джонни исполнилось одиннадцать лет, он играл в регби, очень хорошо играл, у него были перспективы, во всяком случае, для его возраста. Но взгляните на него сейчас. Невозможно поверить, верно?

Я покачал головой.

— Рок играл, он тренировал в Сифилде и даже в школе. Я не такая, как Шейн, и не считаю регби панацеей, но иногда отец может играть такую роль в жизни ребенка, такую важную и вдохновляющую, что, когда он умирает, кажется, из мира выпустили весь воздух. Я думаю, именно так и случилось с Джонни. А Деннис познакомился с ним значительно позже. Если честно, то Джонни начал нормально общаться с Деннисом, только когда поступил в колледж. Это мы с Деннисом теперь не ладим.

— На самом деле? — спросил я. — Вы разводитесь?

— Скорее всего. По взаимному согласию. Миролюбиво. У нас просто… кончился…

Она выдохнула, улыбнулась и пожала плечами, затем взмахнула рукой в воздухе. Я улыбаться не стал.

— Вряд ли это как-то влияет на Джонатана, если вы об этом думаете, — заметила она.

— Не думал. Вы собирались рассказать мне об Эмили и ее матери.

— Эмили… Бог мой, Эмили.

Она подошла к камину и остановилась там, уставившись на огонь. Я остался у окна. Я видел, как огонь отражается в ее стакане красными и черными искрами.

— Мать Эмили Джессика… вы ведь с ней встречались?

— Да, этим утром.

— Какое она произвела на вас впечатление?

— Первое впечатление — очень, очень сексуальна, возможно, чересчур кокетлива, немного резка. Все с перебором. А потом… Я не знаю, показалось, она не совсем в себе… не совсем полноценна.

Сандра медленно дышала и смотрела на огонь.

— Неполноценна… подходящее слово. Мать Джессики умерла от рака матки, когда девочке исполнилось шесть лет. Она была единственным ребенком. Отец ее, не слишком успешный актер, много пил — такое весьма обычно для театра, — ну а после смерти жены совсем спился. И Джессика присматривала за ним: готовила завтраки, гладила одежду, следила, чтобы он не опаздывал на репетиции. Она стала его маленькой женушкой. У нее рано начались месячные, где-то в одиннадцать лет, а к двенадцати она полностью сексуально созрела. Во всяком случае, телом. И папаша обратил на это внимание. Джессика заметила его интерес к ней и начала пользоваться косметикой и наряжаться, чтобы он продолжал обращать на нее внимание. И однажды вечером, когда он ввалился домой пьяный после какой-то там пьесы, в которой он играл или не играл, она ждала его в супружеской постели… его терпеливая маленькая женушка, готовая для любви… Он пытался сопротивляться, но, видимо, алкоголь и неудачи помешали ему возражать слишком решительно.

Ее голос от волнения стал низким, сейчас он прервался. Огонь трещал и шипел. Я стоял совершенно неподвижно, как будто любое движение могло нарушить колдовство, как будто мы присутствовали на спиритическом сеансе и Сандра общалась с умершими. Она бросила быстрый взгляд на меня через плечо, и я заметил, как блестят ее глаза. Мне нечего было сказать, и, прежде чем я смог что-то придумать, она отвернулась от огня и продолжила:

— Она мне все это рассказала однажды вечером вскоре после свадьбы. Она поссорилась с Шейном по поводу секса, она всегда хотела больше, чем он, а может быть, он обвинил ее в измене: молодая любовь, все очень драматично. Она приехала сюда, мы выпили бренди, и она мне все рассказала. Как это продолжалось полтора года, пока ей не исполнилось четырнадцать. К этому времени она уже начала спать с кем попало — парнишками постарше в школе, парочкой папаш своих подружек. И ее собственный отец не выдержал позора. Попал в дурдом. Перестал там пить, но, как только он оттуда вышел, стал пить снова. Налегал на виски. А Джессика уже совсем с цепи сорвалась, ее исключили из школы, никто о ней не заботился. Была тетя со стороны матери в Клонтарфе, но она не хотела ничего о ней слышать. Затем отец умер от панкреатита, если не ошибаюсь, или печень отказала — так или иначе, с перепою, и Джессика, ей тогда минуло шестнадцать лет, осталась одна, перепуганная, в отчаянии. Ее взяли под опеку, она побывала в двух, трех, четырех приемных семьях, откуда обязательно сбегала. Наконец отчаявшийся социальный работник, отвечавший за ее дело, сообразил предложить ей стать актрисой. Она связалась с бывшими коллегами отца, продолжавшими работать. Они мучились угрызениями совести и из сентиментальности устроили ей несколько прослушиваний. Она оказалась актрисой от природы. Думаю, можно сказать, театр спас Джессике жизнь.

Сандра повернулась ко мне лицом, и я увидел отблеск огня в ее рыжих волосах и жалость в зеленых глазах.