Красная Книга правды - Светлана Геннадьевна Леонтьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я – не поэт. Поэтесса. Мне проще.
Мне под топор всей берёзовой рощей.
Я уже делала так ради Слова.
Но вырастала моя роща снова.
Для начала я бы хотела предложить вывести само понятие «писатель» с рынка, ибо страна наша пребывает в так называемой рыночной экономике. В нас вчипировано понятие «товар-деньги», а строить литературу на этом сомнительном, шатком, волчьем пространстве нельзя.
Писатель ярче и пронзительнее ощущает несправедливость, он чувствителен, раним. Писателя не всегда принимают и воспринимают люди, ибо тихий, мирный уклад обывателя не предполагает нечто нетривиальное, выходящее за рамки понимания. Писателю, вообще-то, можно многое: быть не таким, как все, продвигать свои идеи, если они о любви к родине, о процветании, если они не отвергают правду и не супротив закона. Писателю почётно идти сражаться за Россию, отстаивать её интересы, идти под пули против бандеровцев на Донбассе. Писатель может влюбляться, выпивать, как сказано в статье В. Власова из Омска («ЛР», №21, 2020 г.), может не стричь ногтей, плохо, не модно одеваться, шастать по помойкам, ходить по улицам, продавая свои книги. Он может, как Ван Гог, страдать отитом отрезанного уха, артритом кистей безрукой Венеры, может быть поруганным, оболганным, непонятым, обвинённым в эпигонстве. Он может заблуждаться, врать, выходить за рамки, страдать, плакать, умирать, вешаться, стреляться, но он не имеет права терять свой дар.
Ибо потеря таланта – самое тяжёлое наказание для писателя.
Я видела таких. И вижу. И сокрушаюсь.
Мне ничего не страшно, никакие заклёвывания, царапания, покусывания, обвинения, зависть. Ибо потеря дара – как потеря дитя, которое ты пестовал, пеленал, целовал пальчики, переливал в него жизнь свою.
Ибо писатель – это часовой. Солдат. Охранник берёзовых лампадок. Грамоток. Текстов священных.
Без писателей, товарищи, нельзя. Это то, на чём держится наше сакральное. Наш генетический код, который пытаются переделать, оцифровать. Отредактировать грусть и нежность. Отъять. Без живого и цельного мы – андроиды. Это, как запланированная любовь – и надо бы, но противно. Поэтому необходимо некоммерческих писателей охранять по-особенному, ценить, беречь и оплачивать их труд. Конечно, существуют гранты, медали, премии, как поощрения, но они так малы и малочисленны, что их хватает всего на несколько десятков душ. Министерство заняться таким трудом не может (не хочет?), как и Союз писателей не может охватить необъятное. Ибо Союз разделён распрями, длящимися ещё с лихих девяностых, искусственно разъят, разбит, подчас по группам, враждующим между собой. Этого хотели от нас наши власти? Наши заморские друзья, либералы? И никак, никак, сколько ни говорили, сколько ни писали, ни заседали, но воз и ныне там. А в результате всё тот же борющийся с ветряными мельницами Дон Кихот, тонущий в реке Чапаев, перевёрнутые с ног на голову истины. И статьи, статьи, порочащие высокое имя писателя.
Некоторые из пишущих, разочарованные и огорчённые событиями, уходили в себя, закрывались, отчуждались.
Но даже в таком случае писателю не пристало жаловаться, особенно в социальных сетях сетовать на судьбу горькую, на хлеб не сладкий, на чай без варенья. Всё равно неси своё имя гордо! Помни, что талант не иссяк, дар не выветрен, дух не сломлен. Ничего страшного, если пока ты поработаешь в школе, либо в библиотеке, либо в институте, да хоть дворником, уборщиком, истопником. У тебя есть главное – твой пронзительный голос, твоя щемящая стезя, твоё разверстое небо!
Нет, я не собираюсь танцевать румбу на похоронах, как и ламбаду при бомбёжке, я могу предложить только свои усилия, свой голос, своё мнение и своё изболевшееся по родине сердце. Мы должны понимать, что писатели – это люди со своей судьбой. А судьбы бывают разные, как удачные, счастливые, так же безгранично, буднично горькие.
Приведу ещё один пример – в 2017 году наш нижегородский поэт, журналист, мой товарищ Игорь Грач погиб в Донецке 1 мая. Право, очень талантливым был, но не принятым в Союз писателей. Вот стихотворение, ему посвящённое:
…Я там в каждом доме горящем, в стволе абрикосовом,
пораненном пулей, но всё же цветущем отчаянно.
Когда же закончится эта война високосная?
Там люди! Живые! Они своей плотью там впаяны.
Как бросить свой дом? Свою землю? О, нет, не получится!
Театры и улицы, скверы, дороги и станции.
Я руки свои простираю – гляди, простираются
они через небо! Сквозь камни и топи зыбучие.
А там – люди лучшие. В шахтах шахтёры.
Там дети шахтёрские.
Станицы. Ты видел сады их цветущие, майские?
Глядит Богородица в храме очами раскосыми,
глядит так, как смотрят все Матери.
Как в «Слове» единственном, что «О полку» и не выгорит:
«усеяно» поле костями, улитое кровью.
Вот так прилетают грачи: Грач – фамилия Игоря,
убитого в центре Донецка. Доколе нам
засеивать поле собою? Как семенем, злаками,
собой, как пшеницей, собой, как цветами, как маками.
…Я, Игорь, не просто рыдала! Я выла. Я плакала
с отчаянья в Нижнем. Ужели тела наши лакомы
всем пулям, всем минам, разрывам, снарядам, атакам ли?
Геройская смерть… Отчего не признаться по правде нам,
и Крымской весной не пойти нам до батюшки-Киева?
И флаги чего ж не нести? Отчего не спивати нам?
Ужель осужденья боимся Америк? Чего, мол, «содияно»?
Куда же, мол, сунулись?
Ты поручила б, Россия нам,
я тоже бы кинулась в пекло! Поэту – поэтово.
По полю бы шла, где пшеница. Я столько налайкала
сердечками там, в интернете, забыла, однако, я,
как выглядит сердце моё, к небесам что воздетое!
Что болью задетое. Вбитое! Вместе спиваем мы…
Давайте же вспомним всех их – воевавших писателей:
Толстого, Дениса Давыдова и Полежаева,
Прилепин – не чай же он пил на Донбассе с приятелем!
…Я, как Магдалина, власами бы раны их гладила,
ещё подорожник прикладывала бы, сердечная!
Ещё бы на раны я дула.
Ещё бы я ладаном,
ещё бы я мёдом,
целила бы русскою речью…
И вот это целительство русской речью – и есть наиправейшее дело писателя.
Хотя его точка зрения может не всегда совпадать с общепринятой или даже, наоборот, писатель может идти против власти и мнения всего общества или его
