Сезон ведьмовства - Наташа Мостерт

Несмотря ни на что, он двигался вперед. Шел запутанными коридорами и взбирался по ажурным, как паутинка, лестницам. Коридоры уходили в мглистую даль, лестницы казались бесконечными. Его путешествие тоже не имело конца, миллионы и миллионы дверей ждали, когда он откроет их в строго определенном порядке…

На секунду он зажмурился, пытаясь объять разумом грандиозное великолепие, среди которого очутился. Как вообще он сумел сюда попасть? Он недостоин этого места. Этот огромный дворец, его покои и галереи, загадочные извилистые коридоры и нескончаемые лестницы — все здесь священно. В этих божественных глубинах таятся решения всех проблем во Вселенной, ответы на все вопросы прошлого и будущего, пророчества и магические формулы, содержание всех книг, уже написанных и пока только ждущих своего часа, значения самых невообразимых чисел, ноты еще не сотворенной музыки, даже история его собственного рождения и мельчайшие подробности жизни, которую он мог бы прожить, но не прожил…

Что-то коснулось его руки, он вздрогнул и открыл глаза. Это был ворон, который стремительно пролетел мимо него в другой конец помещения. Взгляд проследил за полетом черной стрелы. Здесь царил полумрак, лежали густые тени, и ворон порой исчезал из виду. Но вот птица сложила крылья и мягко опустилась на плечо женщины, которая наблюдала за ним, стоя в проеме одной из многочисленных дверей, скрытых в глубине комнаты.

У него перехватило дыхание. Что она тут делает? Это ведь его путешествие, сегодня он впервые самостоятельно отправился в путь.

Как всегда, на ней был надет плащ, а глаза скрыты под маской. Темно-зеленый бархат тяжелыми складками ниспадал до пола, капюшон полностью скрывал волосы. Она поманила его тонким белым пальцем.

Идем.

Он заколебался. Ему ведь нужно выйти в другую дверь, третью с левой стороны. Так предписывал порядок мест, порядок вещей. Она снова подняла руку и поманила его: иди за мной…

Он нерешительно приблизился, женщина удовлетворенно кивнула. Он собрался что-то сказать, но она поднесла палец к губам — жест приказывал хранить молчание. Оставив дверь приоткрытой, она растворилась в темноте. Он последовал за ней, хотя сердце нервно заколотилось. Он действует неправильно, нарушает все правила. Он должен продолжать путешествие, открывать знакомые двери, проходить знакомые места. Он понятия не имел, где сейчас находится, этот путь был ему неведом. Затем он рассердился на себя. Чего ему бояться? Рядом с ней он в безопасности. Кто лучше ее проведет его по пути? Однако, несмотря на внешнее спокойствие, дурные предчувствия колыхались в душе, словно морские водоросли под гладью воды.

Она двигалась быстро, держась немного впереди. Он чувствовал запах ее духов, тонкий шлейф аромата. Она торопилась, минуя один извилистый коридор за другим, и складки ее плаща развевались от стремительного движения. Она вела его через лабиринт, уверенно и безошибочно, мимо темных комнат и окон без штор, мимо запертых дверей и полуразваленных дорожных столбов, стрелки которых указывали бог знает куда. Чужие, незнакомые места. Он потерял все ориентиры, забыл порядок мест, порядок вещей. В груди начал царапаться ужас. Заблудиться, остаться здесь навсегда — нет, только не это…

Пытаясь унять смятение, он неотрывно следил за хрупкой фигурой впереди, похожей на призрак, едва ли более материальной, чем тень, скользившая за ней. Внезапно она остановилась и коснулась ладонью неровного каменного выступа в гладкой стене. Когда она отняла руку, он увидел, что камень вырезан в форме монады.

Поначалу ничего не произошло, затем стена тяжело поползла в сторону, открывая тускло освещенное пространство. Земля под ногами задрожала, в воздухе послышался негромкий гул. Он попал в круглую комнату с высоким куполообразным потолком, огромную и абсолютно пустую. Купол был наполнен слепящим светом, но в самой комнате царил сумрак. Тем не менее даже в этой полутьме он разглядел, что стены в комнате не сплошные, а состоят из кругов — концентрических каменных кругов, густо исписанных значками. Луны, кресты, свечи, пентаграммы — эти символы он знал так же хорошо, как предметы повседневного обихода. Однако были там и другие знаки, таинственные и загадочные.

Сердце забилось еще сильнее. Возможно ли такое? Не снится ли ему все это? Он вдруг понял, куда она его привела. Портал. Она рассказывала ему об этом месте, и по ее описаниям он даже пробовал его зарисовать, но и представить себе не мог, что когда-нибудь увидит собственными глазами. Радость захлестнула его, сердце переполнилось любовью и благодарностью, и он обернулся к ней.

Она исчезла. Его взгляд заметался между тенями, но она испарилась, словно привидение. Остался только ворон. Птица сидела на полу в нескольких шагах от него, нахохленная и неподвижная, в глазах-бусинках мерцал багровый отблеск.

На мгновение он ощутил страшное, ни с чем не сравнимое одиночество, затем сделал глубокий вдох. Она еще будет им гордиться.

Он медленно развернулся и посмотрел перед собой. Двери. Точным числом тридцать. За одной из них — великая награда. За какой именно? Он мешкал. Что с его памятью? Он должен знать ответ, хоть и попал сюда впервые. Тридцать совершенно одинаковых дверей безжалостно глядели на него. Какую выбрать? Он силился вспомнить, но знание, которое до сих пор было в нем, оставило его. Назад ему уже не вернуться. Он заблудился. Охваченный ужасом, он резко обернулся. Какая, какая же из дверей? Постарайся взять себя в руки, справиться с нарастающей паникой. Главное — сохранять спокойствие. И все-таки которая из тридцати? Он вздохнул всей грудью, освобождая разум от эмоций. Он должен решить. Как будто в ответ на его мольбу одна из дверей чуть-чуть приоткрылась. Слава богу, какое облегчение! Он сделал шаг вперед, взялся за ручку, настежь распахнул дверь и…

…Издал нечеловеческий крик: мощная какофония звуков и движений обрушилась на него, как товарный поезд на полном ходу. Натиск был таким мощным, что он не мог справиться с атакой, не мог ничего разобрать в пестром калейдоскопе образов, бьющем в лицо, точно гигантский кулак. Он ощущал себя так, будто в него со скоростью света вливают необъятный поток данных, лавину картин и эмоций, однако разум был неспособен — физически неспособен — вместить эту огромную массу. Он стоял не мигая — глаза пересохли, сведенный спазмом рот растянулся в нелепой улыбке — и чувствовал, как тяжелый молот информации, одномоментно вываленной на него, расплющивает мозг. Если бы сейчас он мог обратить взор внутрь, то увидел бы, как все его органы вместе и каждый по отдельности агонически пульсируют, сопротивляясь напору извне. Он сходил с ума и, самое ужасное, понимал это.