Рельсы… Рельсы - Александр Васильевич Беляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но несмотря на это, Волков не мог оторвать от неё взгляда. Как же она была невероятна! Между тем Василиса отодвинула от стола несколько стульев и развернула их друг другу. Не говоря ничего, она заняла один из стульев и указала на второй. Прежде чем Волков занял своё место, девушка тихо захихикала:
— Ты забавный, Волков.
— Я порошу соблюдать официальный тон.
— Ха-ха-ха, а я не хочу.
— Хм… не буду спорить с ребёнком…
— Ха- ха-ха… очень забавный.
— И чем же я забавен?
— Строишь из себя свою фамилию.
— Что же, я не страшен, как хищник? Твоего отца я, кажется, напугал.
— Гл-у-у-пый. Его ничто не пугает. Ты, может, и хищник, но дикой страсти… — девушка запрокинула ногу на ногу, — …в тебе нет. Ты дворовый пёс. Громко лаешь и не кусаешь, потому что на привязи. Но не бойся, скоро ты поменяешься.
— Поменяюсь?
— Это место… оно всех меняет. Если примешь его, оно сделает тебя сильнее, смелее, освободит от поводка. Сделает тебя, скажем… зайчиком.
— Зайцем?
— Да-да! Зайчиком из считалочки. Вот этой…
«Раз, два, три, четыре, пять -
Негде зайчику скакать,
Рядом ходит волк, волк -
Он зубами щёлк, щёлк.
Раз, два, три, четыре, пять -
Он бежит к себе в кровать,
Под кроватью лис, лис -
Неприятнейший сюрприз.
Раз, два, три, четыре, пять -
Заяц с хаты убегать,
В небе реет филин, филин -
Звучит голос замогилен.
Раз, два, три, четыре, пять -
Зайца смерть идёт искать,
А за смертью мишка, мишка -
Зайцу скоро будет крышка.
Счёт устала повторять!
Леса бог идёт искать!
Жертвенный несёт венец -
Зайчику придет конец!»
Девушка залилась смехом.
— Невесёлый конец ты мне пророчишь.
— Почему? Зайчик — это начало всего… первая пища. С него начинается великий круговорот.
— Ну а ты… кто ты из считалочки?
— А по моему имени не слышно?
— Васи-лиса… ясно. Что же… охотиться будешь за мной?
— Не-е-т, глупый. Ты что, считалочку не слышал? Лисичка зайчика из домика выманивает. Дружит с ним, заигрывает…
— Заигрывает? — Волков сглотнул вязкую слюну.
— Ну так… понарошку. Я ведь Лесная невеста.
— Невеста?
— Хозяин заберёт меня… рано или поздно. Он пометил меня.
— Насчёт этого твоего Хозяина… Меня интересуют подробности вчерашней ночи. Что ты видела?
— Его… Бога леса. Я же сказала, он пометил меня своим знамением.
— Ты правда думаешь, что я поверю в эти сказки?
— Ха-ха-ха, это не сказки, дорогой. Тебе придётся смириться с этим, если не хочешь распрощаться со своим рассудком. Я вижу, что ты очень дорожишь своим умом, думаешь, что знаешь больше, чем местные. Тебе искренне жаль их, но ты не можешь удержать в себе гордость за знание некой «истины». Так вот будь готов к удару по стенам своего сознания.
— Занятно. Нечто подобное мне говорил другой человек. Человек, ум, которого был ослаблен и сломлен. Мой же ум достаточно дисциплинирован, и таковым останется. Так что давай по существу. Уверен, я сумею отделить семя правды от шелухи больных фантазий. Почему местные винят в произошедшем тебя?
— Потому что считают меня иной, разумеется. Кто-то ведьмой кличет, кто-то богом поцелованной, кто-то бесом околдованной, а кто-то признаёт во мне избранницу леса. А ты как думаешь, кто я? — девушка нагнулась к комиссару почти вплотную, будто помогая лучше себя рассмотреть.
— Думаю, что ты нездорова рассудком. И мне печально от этого и от того, что деревенские этого не разумеют.
— Фи, как примитивно. Впрочем, за произошедшее у них есть повод меня винить. Это ведь я сестёр в лес выманила. Настю и младшую её — Алёну.
— Как? Зачем?
— Дурного я ничего не думала. Погадать мы хотели на суженого. Луна полная стояла. Надобно было, ни с кем не говоря и взглядом не встречаясь, выйти из дома с волосами, заплетёнными в тугие косы. Зайти в лес и, проговаривая слова сокровенные, траву особенную пособирать. Потом так же домой воротиться и траву ту в печи сжечь. Под дымок спать лечь. Во сне суженый и явится.
— Что было дальше?
— Вышли мы на прогалину, где травы той было в избытке. Лунного света было в достатке, и снег не шёл. Мы собирались уж уходить, как вдруг поднялся ветер — странный, будто шепчет кто. И начал он снежную крошку с земли поднимать. И стало так промозгло… за всю мою жизнь мне не было так холодно. Вдруг что-то как затрещит, с дуба ветки посыпались. У меня со страху подкосились ноги, и я упала в куст на краю прогалины. Гляжу через ветки и вижу, как на дереве Филин сидит ростом с человека. Глаза, как фонари, желтым светом по земле ползают, из клюва раскрытого длиннющий язык змеиный вылезает, — Волков заметил, как наполняются глаза девушки слезами, при этом издевательская ухмылка не покидала её лица, — Настя сестру за руку тащит, в снегу запинается. А Филин им вдогонку голосом человечьим кричит, по ветвям скачет, дерево щепами выдирает. Недалеко подруги мои ушли, на Настю из-за куста волк выскочил, здоровущий. В снегу валяет, одежду рвёт. Она кричала, умоляла, чтобы сестру отпустили. Сестрёнка её к дубу попятилась, средь корней притихла, сидит, рыдает. Волк меж тем Настю передними лапами схватил, на задних, как человек, держится и в горло клыками до хруста. Алёнка очнулась, побежать хотела, но тут из-за дуба Медведь вышел, тоже на двух ногах. Страшный, облезлый, с мордой исполосованной, он за волосы её лапами схватил, и трепать начал, как куклу. Она помахал ручками своими, помотала головкой и обмякла, лица из-за крови не видать. Вдруг чувствую, земля подо мной трясётся, как от шагов гигантских. И на плечо что-то тёплое и вязкое капает… Голову подняла, а надо мной человек шестиметровый с оленьей головой. Глазами жёлтыми на меня смотрит, слюной исходит и блеет по козлиному. Громко так, что слушать больно. Так больно, что слёзы у меня кровавые пошли и со рта пена. Дальше ничего не помню. Очнулась в пуще где-то.
