Смерть как искусство. Том 2. Правосудие - Александра Маринина

– Я имею в виду: в вашем присутствии.

– Ну, бывало… Вы хотите спросить меня, не слышал ли я чего-то важного? Нет, не слышал. Звонки обычно были от знакомых, которые спрашивали, как идут дела с постановкой пьесы и когда он пригласит их на премьеру.

– Не было такого, чтобы он вдруг расстроился после какого-нибудь звонка? Или испугался?

Нет, нет и нет. То ли Колодный так плохо себя чувствовал, что старался свернуть разговор как можно быстрее, и поэтому ничего не рассказывал, то ли он действительно не знал ничего существенного, что могло бы помочь следствию, но опрос его ни к чему не привел. Единственное ценное, что удалось из него вытащить, это была информация о каких-то особенных отношениях Артема Лесогорова и артиста Арцеулова. На вопрос о том, с кем еще, помимо самого Колодного, общался журналист, Никита ответил:

– С Львом Алексеевичем, естественно, потом с Дудником. Ну, со мной… Да со всеми поне-множку, он общительный… был… Со всеми разговаривал, много вопросов задавал, всем интересовался. Некоторым это не нравилось, знаете, людям казалось, что он сплетни собирает. Но так, чтобы постоянно общаться… – Колодный внезапно вскинул голову и слегка прищурился, будто вспомнил что-то. – А вот с Михаилом Львовичем еще, с Арцеуловым. Я и сам удивился, когда узнал. Я как-то после спектакля заглянул к Михаилу Львовичу в гримуборную, мне нужно было кое-что у него спросить, я дверь открыл без стука – а там Артем. И они с Михаилом Львовичем что-то активно обсуждали. Я так удивился! Что им обсуждать? Они на репетициях даже словом обычно не перебрасывались, у Арцеулова по роли вопросов никаких не было. А тут сидят, да близко так, почти вплотную, и разговаривают вполголоса.

– Так уж и вполголоса? – усомнилась Настя.

– Вы думаете, я сочиняю, чего не было? – обиделся Колодный. – У Арцеулова такой зычный баритон, его на весь коридор слышно, если он в своей гримуборной разговаривает. А тут в коридор ни слова не доносилось, я потому и зашел без стука, что было тихо, и я думал, что Михаил Львович там один. Я вошел – и они оба замолчали. А у Артема было такое лицо недовольное… Но последнюю реплику Арцеулова я успел услышать, когда дверь открыл. Он говорил Артему: «Я тебе уже сто раз повторял…» Понимаете?

– Вы хотите сказать, что, судя по последним словам, разговор на эту тему у них был далеко не первым, так?

– Вот именно! – Колодный почему-то обрадовался. – А на людях они вели себя так, будто вообще знакомы только шапочно. Я даже в буфете их за одним столом не видел. Немного от меня толку, да? – Он виновато улыбнулся и всей пятерней взъерошил густые волосы. – Хреновый я сегодня собеседник, башка раскалывается. И вообще, настроение такое, сами понимаете… Память может и подвести. Вы мне оставьте свои координаты, если что еще вспомню – сразу же вам позвоню, ладно? В голове не укладывается, что Артема больше нет. Знаете, такое чувство, что все это мне снится, что это просто кошмар, пьяный кошмар, а проснусь – и все окажется как прежде, и я приду в театр на репетицию, и Артем со своими тетрадками…

Колодный все-таки не справился с собой и заплакал, тихо и горько. И в эту секунду Насте Каменской стало его действительно жалко.

Вызвать в театр всех артистов, занятых в «Макбете», оказалось делом не простым: у кого-то съемки, кто-то репетирует в другом театре, кто-то просто занимается своими делами. Но следователь Блинов стоял на своем: надо опросить всех, чтобы выяснить, кто кого и где видел на протяжении всего спектакля. Может быть, кто-то видел человека, поднимавшегося по лестнице к служебной квартире? Может, кто-то заметил необычную нервозность или рассеянность у партнера по сцене? А ведь, кроме артистов, под подозрением оказались и другие работники «Новой Москвы». О зрителях и говорить нечего… Но надо же с чего-то начинать.

После встречи в кабинете художественного руководителя Никиту Колодного попросили подняться в квартиру и в присутствии следователя посмотреть, не пропало ли что-нибудь и не произошло ли каких-то изменений в обстановке и вещах. Сделать это оказалось непросто, сперва Колодный категорически отказывался идти на место происшествия, бледнел, заикался и говорил, что не вынесет вида комнаты, в которой совершено убийство, потом все-таки дал себя уговорить. По квартире он ходил на трясущихся ногах и все время просил разрешения выйти на кухню попить воды из-под крана. Похмелье, видно, у него было тяжким.

– Я не очень хорошо знаю вещи Артема, – наконец изрек он, – но мне кажется, что все на месте. И компьютер, и папки вот здесь всегда лежали – они так и лежат. И тетрадка со стенограммами.

– Сколько было папок? – строго спросил Блинов.

– Не помню, кажется, три или четыре. Сейчас, погодите. – Колодный наморщил лоб. – Я каждый раз обращал внимание, что они были разного цвета, синяя, красная и черная, да, точно, значит, три. И я загадывал, в каком порядке они будут лежать, у меня примета была: если красная на черной – вечером спектакль пройдет средне, без куража, а если красная на синей – то будет хорошо. Мы, актеры, люди суеверные, в приметы верим.

– А если не красная папка на синей, а наоборот, синяя на красной? – насмешливо спросил Блинов.

– Тогда я с помрежем поцапаюсь, – вполне серьезно ответил Колодный. – Вы зря смеетесь, приметы всегда срабатывают, уж сколько раз проверено.

Он еще немного походил по комнате и остановился возле камина, разглядывая металлическую стойку для аксессуаров, потом растерянно посмотрел на следователя:

– Щипцов нет. Куда они делись? Кому они могли понадобиться? Здесь всегда был полный комплект: щипцы, кочерга, совок, щетка, или как это там правильно называется, я не знаю. А теперь щипцов нет.

– Их изъяли для проведения экспертизы, – холодно сообщил Николай Николаевич. – Это орудие убийства.

– О господи! – Колодный схватился за голову. – Я как-то не подумал… Да, конечно, мне же говорили, что Артема щипцами… забыл…

Все три папки – красная, синяя и черная – лежали на столе рядом с компьютером, сверху находилась тетрадь со стенограммами репетиций. И еще несколько разрозненных листов, испачканных кровью, – новые варианты ролей, подготовленные для сегодняшней репетиции. На полу рядом со столом – принтер, в нем остался распечатанный, но так и не вынутый текст пьесы «Правосудие» с последними исправлениями. Если полагаться на мнение Никиты Колодного, выходило, что из квартиры Лесогорова ничего не пропало. Но понятно, что речь может идти только о вещах очевидных, бросающихся в глаза. А что, если пропала всего лишь флэшка? Сколько таких флэшек может быть у пишущего человека? Ясно, что не одна и не две. И актер Колодный на этот счет ничего точно знать не может. А если речь идет о документе, находившемся в папке? Папка-то на месте, а вот что там внутри было и что осталось? Нет, пожалуй, идея привлечь актера к осмотру места происшествия оказалась не очень-то удачной.

Следователь отпустил Колодного и отправился к костюмерам, куда уже давно послал эксперта с ультрафиолетовой лампой проверять костюмы участников вчерашнего спектакля на предмет наличия следов крови. Если бы улыбнулась удача и удалось обнаружить чей-нибудь костюм с этими следами, расследование можно было бы считать законченным. Но вероятность такого счастливого исхода оценивалась Блиновым как крайне низкая. Николай Николаевич был большим пессимистом.

И не ошибся. Эксперт при нем закончил осматривать последний костюм – темно-вишневое платье леди Макбет, пожал плечами и спрятал лампу в футляр.

– Чисто, – констатировал он. – Либо убийство совершил не артист, либо брызги не попали на одежду. Это и немудрено, удар-то был однократный, а при однократном ударе разбрызгивания крови и мозгового вещества обычно не происходит. Вот если бы преступник нанес несколько ударов, то каждый раз при извлечении орудия из раны летели бы брызги и осколки кости, а так… Шанс, конечно, был, но небольшой.

Следователь, изрядно уставший, собрал оперативное совещание в кабинете Богомолова. Он занял кресло худрука, а все остальные – Зарубин, Антон Сташис, Настя Каменская и оперативник из дежурной группы – разместились на стульях, стоящих вдоль стен.

– Ну, слушаю, – негромко произнес он и, подперев ладонью щеку, уставился на Зарубина.

– Я предлагаю основной рабочей версией считать попытку срыва спектакля, – бодро отрапортовал Сергей. – Сначала Богомолов, потом Лесогоров, и способ совершения преступления одинаковый, все одно к одному.

– С тобой ясно, – вздохнул Блинов. – Сташис, что скажешь?

– Надо покопаться в компе Лесогорова, – ответил Антон. – Мне кажется, он мог кому-то здорово насолить своими материалами. Что ему мешало писать статьи и отсылать их по электронной почте? Значит, они все есть на жестком диске. И блогом его стоит поинтересоваться. Колодный сказал, что наш потерпевший очень любил собирать информацию о жизни звезд. Мало ли про кого он что написал.