Промысел Господень: Летописи крови - Евгений Таранцев

— Хозяин зовет.

В грузовом отсеке зашевелилась большая темная масса. Открылись автоматические двери, зашумев сервоприводами. Существо выползло наружу и растворилось в ночи. В прямом смысле слова. За какие-то секунды из создания из плоти и крови (весьма условных, к тому же) оно стало облаком тумана, потекшего по направлению к Собору.

Камеры слежения недоумевали. То, что предстало их взорам, трудно было классифицировать как одно из занесенных в электронную память средств атаки. Системы безопасности грелись от перегрузки, пытаясь проанализировать приближающееся нечто газообразной консистенции. Без толку вращались в разные стороны пулеметные турели.

Шерхан улыбнулся, обнажив два стройных ряда керамических зубов — только истинные клыки остались у него прежними, не имплантированными. Скоро этому балаганному суду настанет конец.

Существо проникло в систему вентиляции вместе с ночной прохладой. Оно, идущее на ментальный зов хозяина, беззвучно скользило по шахтам, торопясь выполнить то, для чего было создано. Сеять смерть и разрушение.

Похоронить Бруно у него не хватило сил. Вместо этого он спрятал разрубленное тело боевого товарища в ледниках до тех пор, пока ему не стали подвластны секреты некромантии.

Дагот пробил перекрытия потолка, разрушил витраж и часовой механизм, небесной дланью обрушившись в конференц-зал. Отец-Настоятель закричал от ужаса и недоумения. До сих пор система безопасности Собора казалась ему безупречной. А тут — без сигнала, без предупреждения — смерть явилась в самое сердце святилища.

Дагот ловко приземлился. Его тело обвивал огромный плащ из ярко-алой живой плоти. Со стороны она казалась огромным крылом, лишенным верхнего эпителиального слоя. Глаза убийцы полыхали изумрудным огнем, дымились им яростно и дико.

— Убей их всех, Бруно, — одними губами сказал Шерхан, — а после принеси их головы.

Дагот кивнул. Без единого звука он принялся убивать. Его руки вытянулись в стороны. Из наростов на предплечьях выскочили мерцающие серебром лезвия. Плащ втянулся в плечи, из утолщений вокруг пояса в воздух взметнулись живые змеиные головы с тем лишь отклонением от биологических оригиналов, что были сделаны они из биополимерной стали с добавлением нитрата серебра — аллергена, чье воздействие на кровь каинита фатально.

Дагот — сочетание некромеханики, бионики и генетики — был идеальным убийцей. Дрессированным вампиром-киллером, способным противостоять всем боевым способностям каинита. Его оружие сделано из серебра, его инстинкты по скорости реакции превосходят мыслимый барьер даже для Псов церкви. Он практически неуязвим, подчиняется только командам мастера. Он прекрасен в своей смертоносности.

Шерхан не раз видел своего солдата в действии. И каждый раз не уставал удивляться тому, с какой легкостью Дагот управлялся со своей жертвой. Без жалости. Без сомнения.

Виртуозно.

Быстро.

Неотвратимо.

Как в прошлом.

Так и сейчас.

Кто-то пытался стрелять. Пули слепыми сперматозоидами пронзили воздух. Они бессильно отскакивали от коллоидной брони Дагота. А тот молча шел вперед, сея смерть вокруг себя.

Дагот был несокрушим. Его руки без устали наносили удары, результатом которых неизменно были перерубленные шеи с гейзерами бурой крови. Он эклектично мешал стили и приемы, не задумываясь о чистоте и внешней красоте техники. Каиниты пытались сопротивляться. Они стреляли в него, но пули вязли в активной белковой броне. Автоматические «гатлинги» извергали горы разогнанного до трети звукового барьера свинца. Для Дагота они были не опаснее, чем носорогу комариные укусы.

Телохранители судей ловили монстра на острия лцу. Он уклонялся, динамично менял цвет брони, сливаясь с поверхностью. То он становился невидимым, обходил жертву со спины и ловким ударом сносил голову или пробивал грудь огромными ручными лезвиями. То его змеи пронзали воздух и плоть, встреченную по пути, выбивая наружу кости и внутренние органы. На доли секунды он превращался в туман, попадая в легкие жертвы с очередным ее вдохом, и тут же вновь материализовывался, разрывая тело изнутри. Его глаза горели ярко-изумрудным огнем, из псевдозрачков струился такого же цвета туман.

Пули застревали в его груди, края ран были похожи на отверстия, оставляемые свинцовой болванкой в металлической пластине — с краями, загнутыми вовнутрь. Они тут же затягивались, срабатывало абсорбирующее покрытие. Только вокруг разбрасывались капли зеленого физраствора, служившего Даготу вместо привычной крови.

Ярко-красными ножами воздух резали на ломти огни сирен. Воздух переполняло от криков боли, гулких выстрелов и воя сигнализации. На полу, скользком от пролитой крови, корчились умирающие каиниты. Их руки, так и не выпустившие оружие, тянулись вперед. Глаза, залитые предсмертным потом и вампирским ихором, пытались поймать фокус. Но тела, растерзанные ударами Дагота, плохо подчинялись, из них по каплям уходила жизненная энергия, мана.

Для их убийцы осталась только одна работа. Он обошел тела всех своих жертв, наклоняясь к ним и точным взмахом декапитируя их.

Когда все было кончено, он преклонил колена перед Шерханом, положив под ноги мастера головы своих жертв. В глазах последних застыл немой вопрос: Боже, неужели умирать навсегда — это так больно?

— Зачем ты это сделал, отец?

Александра стояла за спиной Шерхана, облокотившись о дверной проем. Ватек сидел в кресле перед огромным зеркальным окном, через которое были видны огни ночного Луксора.

— Ты спрашиваешь «зачем». Мне меньше кого-либо хочется уйти в мир иной, дочка. Меньше всего мне хочется потерять тебя или твою мать. Это называется инстинктом самосохранения.

— Теперь ты вне закона. Это ли не главная опасность сейчас?

— Ты права. Но лучше так, здесь есть шанс. Можно долго блуждать, прятаться, играть в «кошки-мышки».

— Но они все равно достанут тебя.

— Это будет не скоро. У меня есть, чем защищаться.

— Твоя уверенность в Даготе слишком велика. Берегись, это может лишить тебя бдительности.

— Я рад, что ты заботишься о своем отце. Но хватит об этом на сегодня. Как твой доктор?

— Я прекратила лечение.

— Зря. Они думали, что причиной отсутствия жажды у тебя и матери являюсь я. Будто бы намеренно лишил вас этого. Я не мог объяснить им, что это эволюция. Мы размякли, наше семя уже не так сильно. А может быть, мы уже искупили Каинову вину и подошли к логическому финалу. Наше существование отныне бессмысленно.