В катакомбах времени - Василий Тарасенко

- Смотри, что я нашел...

Пока Таня с ворчанием отряхивала его и выбирала из волос мусор, Фома важно показал всем по очереди, даже Саньке, маленький кусочек застывшего зеленого вещества, прозрачного и с каким-то насекомым внутри. Саня спросил у Сергея:

- А почему "чу в квадрате"?

- Потому, что чучело чумазое, вот почему, - ответила за Сергея Таня и звонко шлепнула Фому по заднему карману серых штанов. Тот засопел и сказал:

- Тань, когда ты мне штаны обрежешь? Надоело быть человеком... Жарко ведь.

- Зато ноги целее будут, - твердо ответила Таня.

- А чего им сделается? Ногам-то? - упрямо проворчал Фома. - Другие ходят в шортах, а я что, хуже? Вон, Саня в шортах и Кирилл... И Лешка с Вадиком тоже всегда в шортах ходят...

Он показал Тане язык и бодро скакнул в траву с воплем:

- Ой, кузнечик!

- Ты уже распугал всех животных в округе, - со смехом сказала ему вслед Таня.

- Не, - Фома помотал головой и снова скакнул, как лягушонок. - Еще один!

К семилетнему охотнику подошел Кирилл, они о чем-то пошептались, и Фома сунул что-то Кириллу в руку. Потом Кирилл подошел к Сане и спросил, показывая Фомкину находку:

- Знаешь, что это такое?

- Нет, - Саня еще раз с интересом глянул на кусочек прохладной зелени в руке этого, уже не казавшегося недовольным, мальчика.

- Это полевой янтарь. Сок травы, застывший от времени. Его очень редко находят.

- Интересно, - выдохнул Санька. - А что там, в небе?

- Где? - Кирилл вскинул голову, тряхнув сосульками нестриженых волос, и удивился. - Это воздушный змей. Ты разве не знаешь, что такое змей? Ребята сделали его из старых листов ватмана, что были в крепости...

Санька смутился. Он просто не мог знать, что такое воздушный змей. Ведь он жил в корабле, где подобным игрушкам просто не нашлось бы места. Кирилл вдруг улыбнулся, и Санька понял, что они обязательно подружатся. Снова прискакал растрепанный Фома, отнял у Кирилла янтарь и предложил:

- Пошли в крепость.

- Надеешься, что Алешка даст тебе запустить змея? - ехидно спросил Кирилл. - Думаешь, он уже забыл, как ты вчера спланировал со стены?

- И змея сгубил, недотепа, - добавил Сергей. - Лешка вчера весь вечер новый собирал...

- Я ему дам змея, - испуганно вскинулась Таня, отбросив одуванчики, которые собиралась вплести в венок.

- А чего?! - возмутился Фома и добавил: - А летать здорово. Сами бы попробовали.

- Я тебе дам, - рассердилась Таня и попробовала огреть его венком.

- Ха, - Фома отскочил на безопасное расстояние. - Ну, пойдем... Кушать хочется, аж в животе булькает... Маринка уже картошку спекла.

- Вот ты бы лучше помог ей, чем скакать по полю, - все еще сердито проворчала Таня.

- Хоть щас, - заявил Фома и поскакал по травам.

- Стой, куда! - Таня двинулась было за ним, но махнула рукой и сказала: - Айда, парни.

- Фома ее брат, - пояснил Кирилл. - Вот она и беспокоится...

Сергей сунул руки в карманы, глянул весело на всех и сказал:

- Пошли, Саня... Ребята в крепости уже ждут, наверное.

И они шумной компанией двинулись по полю, а потом устроили бесполезную охоту на Фому, оглашая бесконечное зеленое море криками и смехом... Солнечный день теплой рукой отодвинул прочь все беды и горести.

День пролетел незаметно, на развалины опустились сумерки. Санька успел познакомиться со всей ребячьей ватагой. Как оказалось, в замке были еще четверо ребят. Ехидный черт Алешка, бегавший по камням в расхлябанных кедах, в выцветшей майке с футбольным мячом на пузе и в многократно латанных шортах защитного цвета. Он знал развалины, как свои пять пальцев. "Десять лет, а серьезности ни на грош", - как заявила Алешкина сестра, одиннадцатилетняя Марина, одетая так же, как брат, и стриженная под мальчишку. Серьезный Вадик, мальчик с вечно ободранными коленями и поцарапанным носом. Его стриженные под ежик светлые волосы весело искрились на солнце. И уже под вечер к ребятам присоединился отдувающийся Михаил, притащивший к кострищу вязанку хвороста. Санька даже поежился, поймав на себе его пристальный изучающий взгляд, и понял, что этот кареглазый черноволосый мальчик с осунувшимся лицом и здоровенной гитарой за плечами - здесь главный...

Михаил утихомирил поднявшийся гвалт, поздоровался с Санькой, как будто тот всегда здесь был, распалил заново погасший костер, и все расселись по камням вокруг огня. Фома, не обращая внимания на протесты, закопал в угли несколько картофелин и довольно сказал:

- Рано, не рано, а она испечется и мы ее съедим.

Мишка водрузил себе на колени гитару, тронул пальцем струны и пропел:

Мама, ласковая мама,

Ждешь меня ты у окна,

А твой сын, родная мама,

Засиделся у огня...

На Саньку нахлынули недавние жуткие события, страх и мысли о папе. Даже глаза снова защипало. Он съежился и притих, глядя на новых друзей. Шумная ватага тоже притихла. Саня понял, что все они связаны одной большой бедой. Какой, Санька не знал потому, что не решился еще расспросить ребят, откуда они и что делают на развалинах замка. Но чужим Санька себя не ощущал. И тут бесшабашный, скакавший весь день Фома заплакал, ткнулся в бок сестре и притих. Таня молча погладила его по жестким волосам и прошептала в тишине:

- Маму вспомнил...

Санька неслышно встал и ушел в темноту - так сильно ему захотелось побыть одному. Сел на холодный камень, прижал к себе ноги и ткнулся в колени, роняя слезы и с трудом сдерживаясь, чтобы не закатить натуральный рев. К нему, шебурша гравием, подошел Кирилл, сел рядом и прижался плечом к плечу, накинув на Саню край куртки...

Так они и сидели молча, пока их не позвали к огню, где уже опять зазвенел голос Фомы и слышались недовольные реплики Тани. Санька поежился, торопливо утер слезы и благодарно сжал теплую ладонь Кирилла. Тот пожал в ответ Санькину руку, вздохнул и они вернулись к костру, так и не расцепив ладоней.

Они сели рядом друг с другом... Алешка зачем-то боднул головой Маринку, та в ответ перетянула его по спине веткой сухостойника, и развалины ожили от ребячьего гама. Когда костер почти догорел, они, ойкая и шипя, вытащили из углей по огромной картофелине и в торжественном молчании съели, дуя на обожженные пальцы. Потом стали упрашивать Барда, такое было прозвище у Мишки из-за гитары, с которой он не расставался, спеть. Он придвинулся к огню, обнял гитару, забренчал однообразный мотив и запел неожиданно чистым голосом:

В траве высокой, на полях

Раскинул крылья город,

Весь в ярких праздничных огнях

И с рыжим петькой на заборе.

И слышен смех, и слышны песни там.

Ребячий мир, как сказки паруса,

Владеет тем красивым сном.

Там цирк раскинулся шатром,

Там волшебство царят и чудеса.