Белый легион: Террор не пройдет! - Илья Рясной

— Как вы тут без меня? Расслабились небось без отца семейства, — спросил Глеб, проходя в комнату.

— Мы отлично. Сидим тихо и осваиваем мультики. «Карлсона»… Восемь раз посмотрели.

Из спальной как ураганом вымело четырехлетнего Вовку.

— Папка! Купи мне летательный мотор! — с ходу огорошил он.

— Зачем мотор? — Глеб схватил сына и подбросил вверх.

— Летать.

— Правильно. Рожденный летать ползать не может.

— Я и ползать могу, — заверил Вовка.

— Тоже иногда пригодится, солдат ты мой!

— Буду солдатом! — звонко объявил Вовка.

— А кем же еще, — вздохнул Глеб, опуская его на пол.

Вовка будет воином. Такая судьба Кондратьевым написана на роду. Они не первый век были воинами. И Настя тоже знала, что так и будет. И от этого скорбь лежала на ее сердце. Но она знала, что иного им просто не дано. И принимала это стойко.

— Пельмени сейчас сварю, — засуетилась она.

— Сибирские?

— А как же, дорогой мой. Настоящие… Свои…

— Попробуем. Оценим, — произнес Глеб.

Он обожал сибирские пельмени в исполнении своей жены. Что-то в ее руках было такое, что она творила просто произведения кулинарного искусства. Это была традиция. Пельмени. Этот ритуал будто привязывал стремительно летящего по жизни Глеба к земле, к обыденной размеренной жизни… Пельмени. И еще стопка водки. Настя тоже за компанию прикладывалась. Водку она воспринимала в небольших дозах. Зато до тошноты ненавидела вино. Дело не в вине как таковом, а в воспоминаниях. Вино любил палач по кличке Менге, в чьем исследовательском центре Настя провела в ожидании смерти не самые лучшие дни в ее жизни. Из-под ножа этого ученого-расчленителя в последний момент ее вытащил Глеб. Он явился как Ангел небесный с огненным мечом и спалил то осиное гнездо. Пять лет… Прошло пять лет! Как будто фантастический роман вспоминалась та битва с «Синдикатом», когда обе стороны оставляли после себя выжженную землю.

— Что у нас хорошего в семье? — полюбопытствовал Глеб.

— Попытки неповиновения. Революционные устремления, — сообщила Настя. — Для Вовки один авторитет — ты. А меня замучил. Тысяча вопросов — что, как да почему. И минимум послушания.

— Счастливое детство, — хмыкнул Глеб. — Балуешь террориста. Вот разделаюсь с делами, и будет у нас воспитанный в спартанских традициях ребенок.

— Японцы позволяют детям до семи лет делать что им вздумается, а потом берут в ежовые рукавицы, — злорадно произнесла Настя, покосившись на надувшегося сына, устроившегося с ногами на высоком табурете.

— Слышь, Вовка, через три года будешь у нас в ежовых рукавицах. И станешь самураем…

— Ежовые — это которые ежи носят? — поинтересовался Вовка, переместившись поближе к отцу на мягкую скамейку у кухонного стола.

— Ежовые — это колючие!

— Здорово! А почему?

— Все, — хлопнула Настя ладонью по подоконнику. — Молчать. Дать папе поесть!

Молчание воцарилось секунд на десять. Потом было прервано очередным вопросом:

— Пап, а ты киборга-терминатора можешь побороть?

— Ага, — кивнул он. — И Змея Горыныча.

— Пап, а если…

— Дай очухаться, — Глеб прижал к себе сына, ощущая, как по телу прокатывается сладкое чувство — ощущение дома-крепости. Пусть дом — съемные хаты. Но все же он есть, и в нем живут Настя и Вовка.

Он принялся за еду. При этом одновременно беззаботно болтал со своими. С Настей он с удовольствием говорил о планах на будущее. О поездке к морю. О покупке страшно нужных вещей. Он будто произносил заклинания, поскольку очень хорошо знал, что будущее слишком неопределенно.

Он молил, чтобы ему дали время. Во всей холодной Вселенной, в сумасшедшем мире, сорвавшемся с катушек, он заработал право на тихий, родной уголок. Эдакое потаенное пространство, где пребывают три родные души — он, Настя и Вовка. Где ему хорошо и спокойно. Где душа его отдыхает и преисполняется умиротворения. Где понимаешь, что бог есть любовь. Как же он ждал этих минут! Ласковые глаза Насти. Бесконечные «почему» Вовки. Мягкий диван. Желтый свет ночной лампы. И обязательно книга Гоголя, Тургенева или Толстого… Это счастье.

Потом был блаженный миг, когда на свете остаются только два любящих человека — мужчина и женщина. И божественное ощущение единства тел и душ. Это тоже счастье!

Вот только счастье не может быть долговечным.

Оно слишком хрупко. Его легко может разбить вдребезги звонок мобильного телефона.

Этот самый телефон зазвонил на тумбочке. Настя вздрогнула, в глазах ее на миг появилось страдание. Она закусила губу.

— Сейчас, Настюш, — Глеб потянулся за мобильником. — Может, добрые вести…

На маленьком корпусе «Нокиа» зажегся разноцветный жидкокристаллический дисплей. Глеб выслушал сообщение и отложил телефон.

— Не туда попали? — спросила с надеждой Настя. Глеб не ответил. Попали именно туда. Через два часа он должен быть на КК-5.

Зевс ждал на КК-5 — конспиративной квартире номер пять. Обычная трешка на последнем этаже стандартной блочной шестнадцатиэтажки на северо-западе столицы. Те, кто подбирал конспиративные квартиры, знали в этом деле толк. Она отвечала всем возможным требованиям, в том числе по безопасности информации. Стоимость аппаратуры, которая была здесь напихана, многократно превышала стоимость самого жилья. Считать информацию с технических каналов связи, определить разговор по дрожанию стекла, поставить «жучок» в ней, когда защитсистемы активизировались, было довольно затруднительно.

— Наденем колпак, — Зевс щелкнул двумя тумблерами, скрытыми под деревянной панелью.

— Теперь мы в бочке, — кивнул Глеб, усаживаясь на вельветовый продавленный диванчик.

— Отдохнул? — усмехнулся Зевс.

— От души. Отпуск за три года использовал. Канары. Багамы. Сейшелы…

— Ладно, не попрекай, — добродушно улыбнулся Зевс. Считалось, что он человек настроения. Иногда — добродушный и отходчивый, иногда же под руку ему лучше не попадаться. Но Глеб знал, что это не так. Главный оперативный координатор сам умел создавать себе настроение под определенную ситуацию. Трудно найти другого человека, столь совершенно владеющего собой и своими эмоциями. Глеб мог припомнить всего два-три случая, когда Зевс что-то делал под влиянием душевного порыва. Это когда припекало очень сильно. И так получалось, что те эмоциональные решения в конечном итоге оказывались самыми верными. У этого человека все ходы просчитаны и расписаны. Он великий игрок. Но у Глеба никогда не возникало ощущения, что Зевс играет с ним. У них было общее Дело. И оба прекрасно понимали, что они в Деле — лишь фигуры, которые обязаны двигаться в русле общего замысла.

— Не буду попрекать, — буркнул Глеб. — Я отходчивый…

— Глеб, ты же незаменимый.

— Правильно. Я незаменимый. Мне не нужны отпуска. Я — киборг на страже Галактики…

— Мультиков насмотрелся, — хмыкнул Зевс. — Перекипел?

— Перекипел… Хотя что за энкавэдешная привычка работать по ночам?

— Ночь — наше время, Глеб… Теперь слушай новость, — Зевс провел пальцами по лежащей на столе доске для игры в «Го» — это японский ответ европейским шашкам, любимая игра Главного оперативного координатора «Белого Легиона». — Вновь появился «Серый человек».

— «Вервольф»!

— Он!

— Значит, опять будет кровь…

— Уже льется… Два трупа… С сегодняшнего дня ты полностью переключен на разработку «Зеленая книга»… Руководитель разработки — ты. Куратор — Одиссей…

— Я понял, — Глеб до изотопного кризиса немножко поработал по «Зеленой книге», но больше на подхвате. Не обладал всей полнотой информации.

— Остаешься здесь. Ноутбук на столе. Там все необходимые материалы. Код доступа твой, стандартный… В твоем непосредственном распоряжении три пятерки Атамана. При необходимости можешь подключать, в разумных пределах, конечно, резервы. Все понятно?

— Все…

— Ох, Глеб, — покачал головой Зевс устало. Встал. Подошел к окну. Посмотрел с высоты шестнадцатого этажа на огни Москвы, перешедшей во власть болезненного, разнузданного, шумного столичного вечера. Вид этого города, казалось, таящего миллион самых зловещих тайн, внушал ему сейчас тревогу. — Даже боюсь подумать, на что мы тут набрели… И чем все это кончится.

У лоха жизнь плоха…

— Бесплатная лотерея, — надрывалась Светка.

Толчея у метро «Алексеевская» была плотная. Народу на площади полно, но работа шла ни шатко ни валко. Шатаясь по площади мимо лотков, засунув руки по локоть в карманы и зло оглядываясь по сторонам, Жорик предавался невеселым мыслям.

В последнее время доходы неуклонно рушились. Нет, лохов на Руси не становилось меньше. Только даже потомственный лох, которому сто раз по телевизору скажут, что в лохотрон играть нельзя, наконец допрет до того, что действительно нельзя. Все меньше народу клюет на беспроигрышную лотерею. Если так пойдет, так вскоре нужно будет переключаться на другое — благо, новый вид мошенничества первое время безотказно приносит дивиденды. Вон Кирюха со своей командой додумался до того, что стал индексировать сгоревшие в период либерализации деньги. Всего-то просил, отдавая старичью красивые гарантийные бумажки, исполненные на лазерном принтере, внести первоначальный взнос. Собрал кругленькую сумму. А тут… С утра обули одного лоха. Да и то на пару сотен рублей. Ушел, даже не обидевшись. Две сотни!.. А за точку платить надо! А братве жить! А за жилье!..