Соблазнительная лгунья - Элизабет Кларк

Сара улыбнулась:

– Ну, она лишилась превосходной работницы, и при этом мне очень повезло. Я даже благодарна ей за это. Но все же если ты хочешь, чтобы я поговорила с папой, лучше это сделать сейчас, а не в Гемптоне.

– Нет, торопиться тут ни к чему. Может быть, на следующей неделе…

– Ну как хочешь, мисс Упрямица. Но при этом помни, что в Гемптоне ты должна быть предельно собранной.

– Да, я слышала, там ведь совсем другая атмосфера, да и платье вам надо будет менять три раза в день…

– Нет уж. Неужели ты думаешь, что я буду, как болванчик, следовать этим дурацким правилам? Поверь, у тебя будет значительно больше времени, чем у остальных служанок, потому что я бы лучше переоделась крестьянкой, чем меняла платья с упорством моей мамы.

Джульетт улыбнулась, прекрасно понимая, что Сара далеко не так независима, как бы ей хотелось об этом думать. Она гордилась своими принципами и тем, как упорно она их отстаивает, но дурачить тут было некого: много раз Джульетт видела, что Сара идет на компромисс, когда отступление от принципов дает позитивные результаты. И уж точно не было сомнений в том, что в Гемптоне ей придется целиком соответствовать ожиданиям матери.

– У тебя будет свободное время, но тебе будет на что отвлечься, – весело сказала Сара, и ее лицо стало похоже на лицо шаловливого ребенка.

– Да, могу себе представить, – вздохнула Джульетт.

Сара покачала головой в ответ:

– Нет, не можешь! Среди папиных гостей будет твой американец.

– Значит, Энид была права, – сказал Томас Чизволду, пока тот паковал свой чемодан. Томас знал, что Чизволд не похож на других английских аристократов: у него почти не было слуг и ему нравилось делать все самому, не притворяясь, что в одиночку он не может справиться со своими шнурками.

А еще ему можно было доверять.

– Значит, ты теперь лишился всех активов?

Томас до сих пор сам не мог понять, насколько велики его долги. Он все думал, как же он мог так просчитаться. Он никогда не приветствовал саму идею партнерства, но Хэнк так долго уговаривал его… Неужели Хэнк, его самый верный товарищ, не понимал, что Сайрусу Комптону нельзя доверять?

С того времени как умер Квентин Макклайнт, Томас не доверял никому, был одиночкой до мозга костей во всем и полагал, что это самое верное решение. Но он доверял Хэнку и понимал, что Хэнк и сам не знал, как обстоят дела в компании «Джеймсон и Комптон».

– Все, что я знаю, – дела мои плохи, – сказал Томас.

– И этого, полагаю, ты никому не скажешь, – ответил Чизволд, застегивая чемодан.

– Я вообще не знаю, что мне говорить. Сам я с закрытыми глазами могу построить яхту, которая возьмет первый приз на любой регате, но что я могу теперь сказать о своем партнере? – Он сокрушенно покачал головой. – На самом деле я бы сейчас с большой охотой вышел из этого дела и открыл новое, но ведь мои люди рассчитывают на меня.

Он подумал, как нелегко Хэнку будет узнать новость о предательстве Комптона, которого он сам рекомендовал своему другу. Но с другой стороны, Томас и сам не ребенок и сам виноват в том, что поступился принципами и взял себе компаньона. Теперь у него не было ни гроша, и при этом он успел отрекомендоваться в самых лучших домах Лондона, а теперь ему надо ехать в Гемптон, где он встретит еще с добрый десяток представителей высшего света.

Его очень удивило предложение лорда Уайтхолла, и лорд Уайтхолл это почувствовал.

– Можете считать, что это мое хобби. Я, знаете ли, очень люблю знакомить иностранцев с нашими традициями, – сказал он, – и я полагаю, что вы еще ни разу не выезжали на охоту в поместье. Почему бы вам не приобрести такой опыт?

Томас согласился сразу – отчасти из-за того, что это давало ему возможность сразу обговорить несколько дел, отчасти из-за того, что лорд Уайтхолл упомянул о сэре Роджере, который будет в числе приглашенных. Томасу удивительно нравилось общество сэра Роджера.

Но была еще одна немаловажная причина. Ведь там будет семья лорда Уайтхолла, а это значит, что Томас сможет снова увидеться с мисс Уайтхолл.

С Квентином они были как братья. Томас прекрасно понимал, когда и что нужно Квентину, которому уже было десять, хотя он не мог говорить. А если и возникало какое-то непонимание, то они всегда могли обменяться своего рода сигналами. А если вдруг Томас понимал его неправильно, они запросто могли посмеяться над этим.

Кайлу, брату Квентина, было четырнадцать, а Ричи – пятнадцать, и Томасу они казались взрослыми мужчинами. Все четверо ребят должны были помогать их отцу Майку, который работал на верфи от зари до зари. Иногда мальчишки весь день пилили, иногда таскали бревна, иногда целый день заколачивали гвозди и возвращались домой практически оглохшими.

Старшие ребята частенько ныли, но Томас никогда себе этого не позволял. Он прекрасно понимал, что его держат у Макклайнтов лишь потому, что он работник, и Майк Макклайнт никогда не видел его бездельничавшим. Если Томас ничего не делал, у него не было прав спать в доме Майка или есть с ним за одним столом.

Но в тот день все было иначе. Было воскресенье, и даже такой работяга, как Майк, позволял себе отдохнуть.

Томасу очень нравились воскресенья, когда они с Квентином спокойно могли побродить. Они ходили к докам и смотрели, какие предметы прибивает к берегу, иногда подбирая что-нибудь на память, а могли и пройтись по улицам, глазея на прохожих и их собак. Но в тот день ребята пошли гулять все вчетвером, что огорчило Томаса. Казалось, что Кайл и Ричи за что-то злятся на них, но, к досаде Томаса, Майк всегда просил их не ссориться и держаться вместе.

– Это все ты виноват! – кричал Ричи, тряся Квентина за плечи. – Трус! Трус!

– Да брось ты его! – сказал Кайл. – Давай разберемся с этим потом. Ну, кто пойдет к докам?

Ни слова не прозвучало в ответ, но все они пошагали по направлению к докам, значит, все были согласны.

В это время там не было ни души, и Томасу это очень понравилось. Солнце светило, и Квентин шел, улыбаясь так, как он всегда улыбался, когда братья обращались с ним хорошо.

– Глядите, вон парусник, – сказал Кайл, – а вчера его здесь не было.

– А, это Добсон его вчера привел поздно вечером.

– Он больше всех остальных кораблей в бухте! – добавил Ричи. – Не может быть, чтобы это был парусник Добсона.

– Представьте, как здорово с него прыгать в воду! Для этого надо быть храбрым-прехрабрым храбрецом! – воскликнул Кайл и посмотрел на Квентина: – А ты храбрец?

Квентин был напуган. Томас знал, что братья разговаривают с ним только тогда, когда хотят его подразнить. Они считали, что их мать любит только Квентина, поэтому не упускали случая как-нибудь его задеть.