Розы для богатых - Джонелл Лоусон

Отэм не избегала Эллу. Ей нравилось болтать с соседкой, и они частенько вместе ходили по магазинам. Элла показала город, рассказала, где что лучше покупать, и научила торговаться с продавцами подержанной мебели. Как-то во время одной из таких прогулок Элла упомянула, что ее отец был священником в Индиане. Контраст между образом жизни Эллы и положением ее отца был настолько разительным, что Отэм буквально скорчилась от безудержного смеха. Отэм посмотрела на Эллу, и вдруг барьер, который она воздвигла между собой и этой женщиной, рассыпался в прах.

Проходила неделя за неделей, их дружба росла и стала наконец такой же крепкой, как отношения между двумя сестрами. Отэм чувствовала, что Элла в определенном смысле компенсирует ей отсутствие тети Молли.

По мере того как отношения между женщинами становились все более близкими, Элла рассказывала о своей жизни до приезда в Эдисонвилл. Она была застенчива, как ребенок, и считала себя совершенно заурядной. Всю жизнь отец подавлял Эллу и наводил на нее ужас. Лишь в восемнадцать лет она впервые посетила кинотеатр. Косметика считалась страшным прегрешением перед Богом, поскольку была коварным орудием дьявола для искушения мужчин и совращения их с пути добродетели.

Отец держал Эллу в ежовых рукавицах, но тут вдруг появился Джек и вызволил ее. Джек – высокий красивый дьявол, проезжий незнакомец… Они встретились самым невинным образом в аптеке на углу. Напористый парень прекрасно знал, что нужно говорить робким девочкам вроде Эллы. Уже через несколько дней она была безнадежно влюблена и думала, что Джек тоже любит ее. Когда он предложил ей уехать вместе с ним из города, девушка не колебалась ни секунды.

Джеку никогда не нравилось подолгу оставаться на одном месте, поэтому они всегда были в пути. В каждом новом городе Элла устраивалась работать официанткой или какой-нибудь продавщицей, а Джек бездельничал. Они уже два года были вместе, когда попали в Эдисонвилл и Джек обнаружил здесь игорный притон. На работу ему было наплевать, а вот карты он любил. Прожив в Эдисонвилле четыре месяца, Джек настолько увяз в долгах, что выпутаться уже не мог. Он обратился к Элле и то умоляющим, то грозным голосом пытался уговорить ее отработать его долг в заведении Рекса. Элла так боялась потерять возлюбленного, что в конце концов согласилась.

В первый раз она чувствовала себя как кусок мяса, висящий на крюке. Во второй раз было полегче, в третий – еще проще. К тому моменту, как долг Джека был выплачен, проституция стала для нее образом жизни. Мало-помалу Элла менялась. Она больше не была застенчивой или испуганной. Теперь она сама контролировала свою жизнь, а не папа и не Джек. Когда он готов был двинуться дальше, Элла улыбнулась и сделала ему ручкой. «Честно говоря, я до сих пор не знаю, убежала я с этим уродом из-за любви или просто чтобы вырваться от папашки».

Элла признавала, что в проституцию ее втянул мужчина, но осталась она там потому, что это давало возможность жить. Правда, сейчас она изо всех сил пыталась выбраться из этого бизнеса. Она шутила, что однажды утром, посмотревшись в зеркало и увидев морщинки вокруг глаз, решила, что бордель не самое подходящее место для женщины, которой уже под тридцать. Ей хотелось большего: уважения, чувства собственного достоинства, может быть, семьи – если удастся найти человека, который возьмет в жены экс-шлюху.

Когда Отэм сказала, что, возможно, было бы легче просто уехать из Эдисонвилла, Элла объяснила, что ее клиенты – это также и ее друзья. Для того чтобы осуществить свои планы, ей необходимо их покровительство. Она переехала из хорошей квартиры на Майнерз-роу для того, чтобы скопить деньги. На Пятой улице была закусочная, через несколько месяцев ее можно будет взять в аренду. Большую часть зарабатываемых денег Элла сразу же относила в банк и поэтому водила ветхую машину, едва передвигавшуюся по городу.

За несколько недель женщины очень сдружились. У них не было друг от друга секретов, за исключением одного, которым Отэм хотела поделиться с Лонни, прежде чем открывать его кому-нибудь еще. Все началось с подозрений, которые довольно скоро переросли в уверенность. Отэм была беременна.

Каждое утро повторялось одно и то же. Волны тошноты подступали, пока она не чувствовала, что ее скрутило в тугой мучительный узел. Отэм лежала в кровати и часто сглатывала, пытаясь впихнуть назад кислый комок, поднимавшийся в горле. Сдерживая стон, она тихонько, чтобы не разбудить спящего Лонни, выползала из-под одеяла и бегом мчалась в ванную. Потверже расставив ноги, склонялась над унитазом, в животе начинались частые спазмы, и она давилась сухой рвотой.

Отэм не рассказывала ничего Лонни, потому что не знала, как это лучше сделать. Может быть: «Лонни, ты помнишь первый раз, у реки?… В общем, у меня будет ребенок…» Нет, это не то, что она хотела сказать. «Лонни, что ты думаешь насчет сына или дочки?…», «Лонни, я люблю тебя – у меня будет ребенок…», «Лонни, где мы возьмем денег на ребенка?…»

Вскоре после переезда в Эдисонвилл она сходила к врачу. Когда тот определил, что, возможно, она беременна, то поставил ей спираль, вместо того чтобы выписать таблетки, – запер конюшню, когда лошадей уже украли, как выразилась бы тетя Молли. После первого раза Лонни принимал меры предосторожности, поэтому Отэм знала, что ребенок был зачат в тот раз, когда они впервые занимались любовью.

Отэм вспомнила ту ночь у реки и улыбнулась. Лонни вошел в нее уверенно, не ожидая встретить девственницу даже в Тэтл-Ридже. Потом у него был такой виноватый вид, словно он только что ограбил местное отделение Национального банка.

– Ты вела себя не как девственница, – сказал он.

– А как должна вести себя девственница?

– Нервно, застенчиво, стеснительно.

– Сколько у тебя было девственниц?

– Ни одной, до сегодняшней ночи.

– Тогда откуда ты знаешь?

Их глаза встретились, и они рассмеялись.

– Не волнуйся, – успокоил Лонни, – женщины редко беременеют с первого раза.

Это случилось в конце августа. Сейчас шел октябрь, так что Отэм знала, что она беременна примерно шесть недель. Она выпрямилась, посмотрела в зеркало и заморгала, увидев свое отражение, свое бледное, беременное отражение, и спросила: «Лонни, ты меня еще будешь любить, когда я стану жирной и опухшей?»

Она вернулась в спальню, натянула халат и, наклонившись над Лонни, увидела, что он не спит и смотрит в потолок.

– Доброе утро, – сказала она.

– Доброе утро. Ты сегодня рано.

– Рано проснулась.

– Почему? Будильник еще не звонил.

– Просто проснулась.

Отэм поспешно вышла из комнаты, отправилась на кухню и приготовила кофе. Пока варился кофе, она поджарила яичницу с беконом для Лонни. Когда он вошел, девушка сидела за столом и, отщипывая кусочки тоста, запивала их кофе.