Гуд бай, Арктика!.. - Марина Москвина

— Смотрите нам свадьбу не сыграйте к концу путешествия!

Тут опять ударили в рынду — и мы собрались в кают-компании знакомиться с экипажем. Слово себе предоставил капитан и владелец судна голландец Тед Ван Броекхусен, человек большой природной силы в толстом норвежском свитере.

Зачарованный этой шхуной, ее вольными очертаниями, он пополам с товарищем купил ее в Германии за 180 тысяч голландских гульденов.

Это был кораблик, без малого сто лет мечтавший об океаническом плавании. Ну, что он хорошего видел в жизни? Еще до Первой мировой войны работал плавучим маяком на якоре в Балтийском море. Двигателя у него не было, зато высились три мачты с парусами. В сороковые среднюю мачту убрали, построили рубку и укоротили бушприт — тот, обледенев, весил около пяти тонн. Потом кораблик честно служил плавдомом для портовых рабочих, а в начале 90-х — прибрежным яхт-клубом, который бесславно закончил существование.

В плачевном состоянии, проржавевшую от носа до кормы, Тед отвел шхуну в Нидерланды и назвал ее «Aurora Borearelis» — «Северное сияние», по-голландски — «Noorderlicht».

Два с половиной года они восстанавливали ее из руин.

Не на час, не на неделю — на век.

Все проконопатили, просмолили, остов корабельный укрепили изнутри и снаружи, протянули снасти к мачтам и реям, к штевням и бортам. Стоячий такелаж, бегучий — ничего не забыли. В ноздри корабельные навернули новые цепи и якоря. Белыми полотняными парусами нарядили грот-мачту, и на бизань — косые паруса.

По бортам, по мачтам у рангоута — все ковано железом, и дверцы, и косяки, и оконца окованы медью. Корпус до ватерлинии густо покрасили брусничным цветом, у носа по корме золотыми литерами начертали: «Noorderlicht».

Поморский писатель Борис Шергин сказал бы:

— Кораблик — как сам собой из воды вынырнул. Кто посмотрит — глаз отвести не может.

Хотя старые поморы сердиты были на голландцев, когда заморские корабелы в шестнадцатом веке затмили русскую славу, и царь Петр «определился на них в ученье корабельному делу», а поморов побоку.

Но все-таки художество Теда они бы оценили.

Прянул «Ноордерлихт» со стапелей в большую воду. Качнулся в одну сторону, другую — и прямо встал на ровный киль. В свои сто лет он словно заново родился. Летом бороздит студеные воды Ледовитого океана, зимой отправляется на солнечные Канарские и Азорские острова или зимует в Арктике. Повсюду с ним его капитан Тед — личность весомая, картинная и представительная.

Легко вообразить его — устремившим взор на золотисто-жемчужное небо, уснувшую воду, скалистые острова, поющим за штурвалом богатырские песни.

Но нет, капитан оказался молчун. Не то что песен — иной раз полслова не проронит за целый день. Вступительная речь его состояла из двух положений.

Первое: кормчему должна быть послушна и подручна вся команда шхуны.

И второе: если возникнет конфликт или он умрет, то по всем вопросам обращаться к корабельному коку Соне.

Мощно и по-матросски забористо высказалась Афка:

— Запомните: все ваши вещи — дерьмо. Здесь есть одна ценная вещь — это ваша жизнь.

После чего помощница капитана Рейнске наглядно показала, как надо быстро облачиться в спасательный жилет и гидрокостюм, если кто-то выпадет за борт или шхуна пойдет ко дну.

Почти как голландец, был краток русский проводник по архипелагу, сухопутный капитан, географ и орнитолог Андрей Волков.

— Моя задача, — сказал он, — чтобы все вы остались в живых. А повстречаем ли мы китов, моржей, полярных медведей и чем эта встреча для нас окончится — зависит от вашей удачи.

Будь Тед словоохотливее, он смело мог заключить нашу сходку обращением адмирала Магеллана к товарищам, с которыми он вышел на парусных судах из устья Гвадалквивира, собираясь достичь Молуккских островов.

— Да увидит каждый из вас свою родину! — воскликнул хромой адмирал.

Вместо этого корабельный кок, тонкая светловолосая голландка Соня велела представить ей список вегетарианцев.

Изнуренные благородным духом скитальчества, мы разошлись по каютам, поразившим нас, я уже говорила, отчаянной бесприютностью. Нам с Леней досталось более комфортабельное жилье, видимо, с учетом нашей Луны, — мы оказались счастливыми обладателями душа и туалета, куда можно попасть прямо из каюты. Это пространство имело выход в соседнюю обитель, где поселились биолог из Испании доктор Иглесиас-Родригес, которая искала в Ледовитом океане каких-то неведомых существ, и сама Нина Хорстман. Правда, с нашей стороны был сломан замок, и когда Леня с тысячью и одной предосторожностью пытался проникнуть в отхожее место, его всегда встречали звонким «Sorry!!!».

Постепенно мы привыкли к этому обстоятельству, но грянула новая проруха: выскакивая из уборной на зов судового колокола, я забывала отпереть дверь, ведущую к соседям, а те, как истинные аристократки, знай, помалкивали и грустно улыбались.

Пришлось Лене огромными буквами написать объявление «Marina! Don’t forget to open the door» и повесить над унитазом. Но и это не помогало, вечно приходилось заглядывать и проверять.

Даже для того чтобы лечь в койку и забыться тревожным сном, требовались чудеса изворотливости.

По праву сильного Тишков занял верхнюю позицию под потолочным окошком, чтоб находиться поближе к небесам. Вскоре выяснилось, что из окна зверски дует, периодически капает, а порой заливает. Пришлось Лене, извиваясь ужом, просочиться внутрь узкого оконного створа и туго затянуть задрайки.

Лежа во мраке, уткнувшись лбом в умывальник, я вспоминала кадры из фильма Тарантино «Убить Билла», где Ума Турман очутилась в подобном положении, когда ее затащил в могилу и закидал землей один длинноволосый негодяй.

— Марин, ты спишь? — послышался сверху Ленин голос. — Знаешь, о чем я вспомнил? Как мой приятель Володька Генералов лежал в психбольнице. И там устроил концерт — пел для больных и медперсонала под гитару. «Так всем понравилось, — говорил, — особенно с душой и с энтузиазмом исполнили хором песню «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались»…»

Глава 11

«Мы с Луной хотим туда, не знаю куда!»

Я ищу то, что никогда не изменится.

Что называют чудесным неуловимым вечно пребывающим окончательным телом реальности.

Я стараюсь рассеивать свои желания и страхи, держать ум ясным и чистым, в полном осознании каждого мгновения. Пытаюсь ухватить — как блуждаю в иллюзиях и теряюсь в миражах.

Но у меня ничего не получается.

Дух долины бессмертия манит меня и прельщает, принимая призрачные формы. Когда еще предупреждал ветхозаветный мудрец Лао-цзы: видоизменения этого духа бесконечны, производительность — неисчерпаема.