Капитаны ищут путь - Юрий Владимирович Давыдов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дьявольская волна: дубовые люки, закрывавшие пушечные амбразуры, были разметаны в щепы, одно из орудий переброшено на противоположный борт, сорвана крыша капитанской каюты, поврежден руль, здорово зашиблен рулевой. Волна так волна! Мыс Горн себе верен!..
В далеком Петербурге, в доме на Английской набережной старик книголюб хорошо представлял, что такое плавание у мыса Горна. Он писал капитану «Рюрика» в январе 1816 года:
«Письмы, каковыми вы меня в свое время, милостивый государь мой, удостоить изволили из Копенгагена и Плимута, я исправно тогда получил; а ныне вас премного благодарю за письмо ваше из Тенерифа; я радуюсь, сведав, что вы духом своим и искусством превозмогли все трудности, которые буря и шторм непогоды при берегах Англии вам ставили в пути. Желаю и надеюсь, что нынешний наступивший год проводить изволите в безбедном плавании и во всяком успехе…
Я вами и путешествием вашим так занят, что мысленно, право, с вами более времени провождаю, нежели с теми, с кем здесь живу. Теперь ожидаю от вас писем из Бразилии и надеюсь, что до поры и времени благополучно обойдете Кап Горн; но тогда только буду спокоен и доволен, когда сами об успешном своем плавании уведомить меня изволите…
При пожелании вам, милостивый государь мой, от искреннейшего сердца здравия и благополучия с совершенным почтением честь имею быть вам, милостивый государь мой, покорный слуга граф Николай Румянцев».
Почтовые тройки повезли румянцевское письмо из Петербурга в Охотск, чтобы оттуда морем переправили его в Петропавловск-на-Камчатке. Там оно и будет дожидаться адресата.
«ИТАЛИЯ НОВОГО СВЕТА»
На левый борт непрерывно накатывали волны Тихого океана. Они обтекали «Рюрик», устремлялись дальше и с шумом расшибались о берег. Оставив на камнях студень медуз и зеленую слизь водорослей, волны уходили вспять, чтобы минуту спустя продолжить свой извечный штурм.
Шел уже второй месяц восемьсот шестнадцатого года. Бриг поднимался к северу вдоль берегов Чили. В те времена некоторые путешественники, склонные к сравнениям, называли эту страну «Италией Нового Света».
Долгое и бурное плавание утомило людей. Все жаждали якорной стоянки, и Коцебу обещал сделать ее в удобном заливе Консепсьон.
Лунной ночью открылась путешественникам земля. В неверном свете далекие вершины Анд казались насупленными великанами. Расчеты штурманов подтверждали, что бриг недалек от желанного залива.
При восходе солнца вся команда высыпала на верхнюю палубу. Немало утренних зорь видели уже моряки «Рюрика». Они всегда хороши, эти утренние зори, при доброй погоде в открытом океане. Но нынче, в одиннадцатый день февраля, солнечный восход был необыкновенно прекрасен. Не только море и перистые облака розовели и золотились в первых лучах, но и горы — исполинские, блистающие, грозные, однако не тяжко-громоздкие, а легкие и словно бы движущиеся в расходящихся туманах.
На корабле все молчали, точно страшась нарушить торжественную прелесть восхода. Лишь волна колотила несильно в борт «Рюрика», да ветер пел в его парусах, пел о солнце, о земных радостях. А когда и море, и небо засияли ровным утренним светом, все, будто очнувшись, заметили мыс Биобио с двумя овальными буграми, а потом и острые камни на северной оконечности залива Консепсьон, известные под именем Битых Горшков.
Залив был пустынен — ни паруса, ни шлюпки. Вооружившись трубами, офицеры и натуралисты разглядывали берег: кое-где на скалах лениво грелись на солнышке тюлени; земледельцы копошились на маисовых полях; над хижинами, обнесенными плетнями, кружил, распластав крылья, гологоловый орел…
Ветер, как назло, был противный, южный; «Рюрик», лавируя, еле двигался.
Во второй половине дня показались, наконец, строения Талькауано — порта города Консепсьон. Носовая пушка брига хлопнула холостым зарядом: Коцебу просил лоцмана.
Лоцмана ждали очень долго. Когда же шлюпка с проводником все же явилась, то выяснилось, что бриг приняли за пиратское судно, одно из тех, что довольно часто навещали Консепсьон.
Прошли еще сутки, и тяжелый адмиралтейский якорь «Рюрика» лег на илистый грунт чилийского залива.
Начались обычные церемонии: встречи с испанскими чиновниками, взаимные приглашения, балы в честь гостей.
Губернатор, испанский подполковник, принял Коцебу не так, как португальский майор на острове Св. Екатерины. Подполковник тоже в свое время получил официальное извещение о русской научной экспедиции. Но он не выпячивал губу и не строил равнодушно-задумчивую мину. О, совсем напротив, подполковник д’Атеро был любезен до приторности.
— С тех пор как стоит свет, — воскликнул он, улыбаясь и пожимая руку Коцебу, — никогда российский флаг не развевался в этой гавани. Вы первые ее посетили. Мы рады приветствовать у себя народ, который в царствование великого Александра, жертвуя собой, доставил Европе свободу.
Если бы Коцебу был теперь в России, то он понял бы причину такой любезности. А если бы речи подполковника д’Атеро слышал граф Румянцев, то он, быть может, улыбнулся бы своей тонкой и несколько иронической улыбкой старого дипломата.
Как это ни удивительно, но губернатор далекой от России южноамериканской провинции был весьма и весьма заинтересован в дружестве с русскими.
Огромную Бразилию держала в рабстве маленькая Португалия, а другие обширные пространства Южной Америки закабалила Испания. Но времена беспробудного тупого рабства уходили в прошлое. В испанских заморских владениях все жарче разгоралась освободительная борьба.
В Чили, в этой «Италии Нового Света», колонизаторы чувствовали себя так, будто вот-вот должно было начаться извержение давно уж дремавшего чилийского вулкана Аконкагуа.
Испания, мадридский двор и феодалы собирались отправить за океан карательные войска. Войска эти уже стягивались в Кадис, испанский портовый город. И вот тут-то дружескую руку испанскому монарху протянул не кто иной, как «Великий Александр», самодержец всероссийский, глава реакционного Священного Союза европейских государей. Сановный Петербург сулил послать в Кадис военные корабли для переброски карательных войск за океан.[6] От этого и испанский губернатор в Консепсьоне был так мил с командиром «Рюрика»…
Как и на острове Св. Екатерины,