Моя мечта – Марс. Избранное - Александр Грарк

– Извините, – протестующе поднял обе руки посетитель, – но я ни слова против женщин не написал! Напротив, в будущем они полностью уравняют права с нами, мужчинами, а тот эпизод, что вы прочли, только небольшое окошко в это будущее.

– Полный бред! Нашли окошко!!! – резко сказал редактор и поднялся. Но потом вспомнил свою суровую супругу, вспомнил, как она однажды за несколько легкомысленное поведение на молодежной свадьбе отлупила его, пьяного, чугунной сковородкой, вспомнил, что она постоянно заставляет его – это уже в привычку вошло – стирать белье и развешивать на балконе, и добавил, задумчиво глядя в окно. – Вообще-то вы, наверное, в чем-то правы. Пожалуй, в этом что-то есть…

«Конечно, – снова вздохнул он, – Иванцову легко ставить вопросительные знаки, он за свою сознательную жизнь ни разу даже попытки жениться не сделал! Откуда ему знать?»

Море волнуется – раз!

Все произошло на жарком юге в один из самых жарких дней июля. Мы с семьей уже третью неделю здесь жили и поэтому обжечь кожу не боялись. А вновь прибывшие зачастую не выдерживали и пытались загорать наравне со всеми, что приводило к печальным последствиям в виде сильных солнечных ожогов и к появлению групп унылых людей, одетых с головы до ног, завистливо глядящих на нас – загорелых, полных сил. У них же пропадали прекрасные дни, они могли только в тени мола быстро раздеться и поплавать в меру своих сил, а затем также быстро одеться и опять уныло слоняться по пляжу, сильно потея в ожидании обеда.

И вот среди таких вновь прибывших нам посчастливилось наблюдать одного оригинального человека. Это был мужчина средних лет – может, сорока пяти, не более. Когда его спросили, почему он такой белый и неужели в его городке не бывает лета, он ответил

– Почему же? Лето у нас было, но я в тот день работал.

Самое главное его отличие от остальных отдыхающих заключалось в том, что он всегда находился под мухой. Не помню, чтобы он в какой-то миг оказался трезвым, он практически был в стельку пьяным с самого утра. Скорее всего, причина происшедшего в этом и заключалась. Неспроста у многих народов есть поговорка: пьяному и море по колено. И похоже, Коля Козак хотел это доказать любыми способами.

Перед первым почти смертельным ожогом он пролежал на песке, изредка переворачиваясь, полный день и только набежавшая тучка, прыснув дождем, прогнала его насытиться в ближайшее кафе. На прогулке вечером он нам не встретился. А комнату Коля снимал неподалеку – через дорогу от наших хозяев. Ночью нам пришлось закрыть окно вместе с форточкой, так как стоны не давали спать.

С утра на море Коля Козак не появился, видимо, искал средства обезболивания. Потому что в полдень он их принес сразу целую сумку. Разделся и обратился к окружающим намазать его разными мазями. Откликнулись две моложавые женщины и под Колины стоны они втерли ему несколько тюбиков каких-то средств. Полпляжа наблюдало за этой операцией с большим интересом. С особенным любопытством смотрели на Колю члены группы унылых.

После окончания процедуры Коля поиграл бицепсами со вздувшейся красной кожей и, коротко сказав: «Море волнуется – раз!», посеменил к этому волнующемуся морю. В эту ночь к берегу надуло холодной морской воды с медузами и плавать никто не рисковал. Только один отдыхающий захотел нырнуть с мола. Конечно, это был Коля Козак! Может, он не обратил внимание на отсутствие пловцов, а, может, все равно его тянуло к прохладной воде – остудить кожу. И никто из присутствующих его не остановил, все хотели полюбоваться на шоу.

Прыгнув с мола, Коля сразу заорал разными словами, которые здесь приводить не полагается. Он бешено заработал руками и, обогнув мол, вылетел на берег, на ходу срывая мягкие тела обжигающих медуз. На пляже никто не лежал, все привстали, наблюдая спектакль. Конечно, Коле помогло то обстоятельство, что он был заметно пьян, а, значит, море волновалось зря! Отлежав на песке с десяток минут с выпученными глазами, Коля Козак при всех достал из сумки скорее всего уже горячую бутылку водки и очень быстро ее высосал. В своей жизни я еще не встречал человека, который бы с такой скоростью расправлялся с белой головкой. Тем более нагретой на солнцепеке.

Коля перевернулся на другой бок, лопнувшая местами кожа была забита песком, но стонов на сей раз слышно не было. Отдыхал он, накрывшись найденной неподалеку чьей-то газетой, с полчаса. Затем резво вскочил, крикнул: «Море волнуется – раз!» и побежал на мол. Пока он добирался до своей цели, мой сын успел меня спросить:

– Пап! А дядя ничего не знает про «Море волнуется – два!»?

Я ничего не успел ответить, так как наш испытатель вновь сиганул с мола и, естественно, вновь заорал благим матом и за несколько секунд – я думаю, Коля попутно установил несколько мировых рекордов по плаванию в холодной воде – очутился на берегу. Медуз, правда, он уже принес поменьше, но страданий натерпелся, видимо, столько же.

Видя, что ситуация с Колей застыла в одной поре, отдыхающие на пляже перестали обращать на него внимание: кто стал собираться в кафе, кто – по другим делам, но местность посвободнела. Только несколько семей осталось загорать без права залезть в воду, все боялись жгучих медуз, да и вода еще мало согрелась, спасатель с вышки исправил цифру на дощечке с 12 на 14 градусов. Но Коля этого не видел. Мне показалось, что он тайно замочил еще одну белоголовочку, потому что через четверть часа опять, заорав: «Море волнуется – раз!», побежал к молу. Даже невозмутимая моя жена Люся была поражена и, на несколько секунд оторвавшись от любовного романа, задумчиво спросила, показывая на бегущего к морю красного, в волдырях человека:

– Послушай, дорогой! Тебе не кажется, что этот мужчина несколько странно себя ведет?

Ей я тоже не успел ответить, потому что опять по пляжу пронесся вопль и, разбрасываясь медузами, Коля возник неподалеку, рухнул рядом со своей одеждой, кусочек от одной медузы долетел до Люси, она вздрогнула и больше вопросов не задавала.

Когда люди в белых халатах затаскивали Колино тело в машину «Скорой помощи», он еще шевелился и довольно внятно произнес:

– Вот это отдых!!! Будет о чем рассказать друзьям в Магадане…

Искусство наоборот

В проулке было очень неуютно, темно и холодно, ветер пронизывал до костей. Андрей кутался в полушубок, ему казалось, что от холода зубы выбивают барабанную дробь на целый квартал. Он выглянул из-за угла и сразу же дернулся обратно. Клиент был почти рядом, может быть, он даже заметил Андрея, а это уже плохо, могло не получиться неожиданности, он мог успеть окликнуть своих охранников, шедших в трех-четырех метрах сзади, тогда было бы проблемой убежать и замести следы.

Андрей быстро подтянулся на руках и забросил свое сильное тело на чердак сарая, достал пистолет и снял его с предохранителя. Освещение на улице было достаточным для того, чтобы хорошо прицелиться и поразить близкую цель. Как только фигура Лысого показалась в просвете, Андрей нажал на курок. Звук выстрела на мгновение оглушил Андрея, но, не долго думая, он выпрыгнул с другой стороны сарая и пробежал задворками на параллельную улицу, быстро сел в «шестерку» и поехал через центр на Большое шоссе. Где-то далеко сзади прогремело несколько выстрелов. Редкие прохожие испуганно озирались.

***

Ирина Андреевна сидела на подоконнике в свободной позе, легкая улыбка освещала ее аккуратное кукольное личико, светлая блузка подчеркивала приятные для глаз Филиппа формы. Хотя у главаря димитровской группировки дел было невпроворот – работа с заказчиками отрывала много времени, к тому же он давно решил вкладывать средства в легальный бизнес и уже начал это делать с помощью двух расторопных мальцов, недавно закончивших в Москве юрфак, – Филипп Матвеевич Неварко не мог жить без этой пухленькой особы, она так его заводила, что он мог часами продолжать с ней встречу, не откликаясь на звонки мобильного телефона. Охранники в «предбаннике» подолгу томились без дел и уже изучили огромное количество картежных игр из потрепанной книжонки, позаимствованной в свое время у Валька-драного, убитого ими же на одной из стрелок.

Вот и сейчас они с тупыми, редко светлевшими от азарта лицами махали картами, бросали их на прозрачный журнальный столик, выражаясь не вполне цензурными словами. Неварко в это время млел от счастья близкого общения с Ириной, ему хотелось доставить ей какое-то неземное удовольствие, чтобы она чувствовала постоянную благодарность к своему покровителю.

– Что задумалась, малышка? – спросил Филипп, с нежностью глядя на свою пассию.

Ирина Андреевна подняла на него огромные печальные глаза, почему-то полные слез, и промолчала. Это сразу подтолкнуло хозяина к активным действиям. Он подскочил к любовнице, обнял и стал утешать, поглаживая по волосам и приговаривая: