Экспедиция «Тяготение» - Хол Клемент

— Приятно слышать. В эту планету деньги проваливаются как в бездонную бочку. Что же именно произошло? И как вы вернулись на базу? Не могли же вы пройти пешком восемнадцать миль в своем скафандре при такой силе тяжести.

— Я и не шел… Меня приволокла сюда команда Барленнана. Что же касается танка, то, насколько я полагаю, пол кабины над моторным отделением не был герметичным. Когда я вышел, чтобы провести кое-какие исследования, атмосфера Месклина — сжатый под большим давлением водород — смешалась под полом с нашим воздухом. В кабине, конечно, имело место то же самое, но весь кислород оттуда моментально вышел через дверь и рассеялся, прежде чем случилась беда. А вот под полом… Прежде чем кислород улетучился и оттуда, там проскочила искра.

— Понятно. Чем была вызвана эта искра? Неужели вы не выключили все моторы, когда выходили?

— Конечно! Там же много всего — рулевые сервосистемы, динамо и прочее. И честно говоря, я рад, что так получилось; иначе взрыв мог бы произойти, когда я вернулся и включил все это.

— Гм! — Вид у директора был несколько раздраженный. — А зачем вам вообще было выходить? Какая в этом была необходимость?

Лэкленд возблагодарил небо за то, что Ростен был биохимиком.

— В общем-то особенной необходимости не было. Я решил взять образцы животной ткани у шестисотфутового кита, выброшенного на берег. Я подумал, что кому-нибудь может понадобиться…

— Они у вас? — рявкнул Ростен, не дав Лэкленду закончить.

— У меня. Можете в любое время забрать их… И нет ли у вас еще одного танка?

— Есть. Пожалуй, я доставлю его вам, когда кончится зима. А до этого посидите в куполе, так будет безопаснее. Чем вы обеспечили сохранность образцов?

— Да ничем особенно… Водород… местный воздух. Я решил, что наши обычные предохранительные средства только испортят их. Так что забирайте их от меня поскорее; Барленнан утверждает, будто мясо становится ядовитым через несколько сотен дней, из чего я заключил, что здесь есть микроорганизмы…

— Смешно было бы, если бы их не было; ладно, я прибуду часа через два.

Ростен отключился, не сказав больше ни слова о разрушенном танке, и Лэкленд почувствовал себя почти счастливым. Он сейчас же отправился в постель, так как не спал около суток.

Его разбудила — да и то не совсем — прибывшая ракета. Ростен явился собственной персоной, что, впрочем, не было удивительно. Он даже не вылез из своего скафандра: он забрал пробирки, которые Лэкленд оставил в тамбуре, чтобы свести к минимуму опасность загрязнения образцов кислородом, взглянул на Лэкленда и понял, в каком он состоянии.

— Эти образцы, вероятно, стоят потерянного танка, — произнес он. — А теперь отправляйтесь спать. Перед вами стоят еще кое-какие задачи. Мы вернемся к этому разговору, когда вы будете в состоянии понимать, что вам говорят. Всего хорошего.

И дверь тамбура захлопнулась за ним.

У Лэкленда не остались в памяти прощальные слова Ростена, но ему о них напомнили много часов спустя, когда он отоспался и поел еще раз. Директор приступил к делу почти без предисловий:

— Зимний период, в течение которого Барленнан не посмеет выйти в плавание, продлится всего три с половиной месяца. Здесь у нас получено несколько наборов телефотографий; они еще не сведены в карту, хотя в общем мы их сопоставили с местностью. Нам не удалось создать настоящую карту — мешают трудности, связанные с интерпретацией отдельных мест. Ваша задача на остаток зимы: проработать эти фотографии с вашим приятелем Барленнаном, преобразовать их в годную к употреблению карту и выработать маршрут, который в кратчайшие сроки приведет его к цели.

— Но Барленнан вовсе не собирается добираться туда в кратчайшие сроки. Он же купец-первопроходец, занятый своим делом, мы для него всего-навсего эпизод. Все, что мы способны предложить за его неоценимую помощь — это регулярные прогнозы погоды, которые могут оказаться полезными в его плавании.

— Все это понятно; только не забывайте, что вы там для того и находитесь; вы должны быть дипломатом. Я не жду от вас чуда — чудес на свете не бывает… и нам, разумеется, желательно, чтобы Барленнан оставался с нами в хороших отношениях; но на ракете — дорогостоящее оборудование стоимостью в два миллиарда долларов, и она не может подняться с полюса, а в ней данные, которым буквально нет цены…

— Я знаю, — прервал его Лэкленд. — И сделаю все, что смогу. Мне никак не удается заставить аборигенов понять, насколько это важно… Это не значит, что Барленнан глуп; просто ему недостает необходимой подготовки. Ладно. Следите, когда будут просветы в штормовой погоде, чтобы он при первой возможности явился ко мне и взглянул на фотографии.

— Может быть, стоит соорудить снаружи у окна какое-нибудь укрытие, чтобы он мог оставаться у вас и в плохую погоду?

— Однажды я предложил ему это, но он отказался. В плохую погоду он не желает покидать корабль и команду. И я его понимаю.

— Я, пожалуй, тоже. Ну что ж, постарайтесь сделать все, что в ваших силах. Вы знаете, что это значит для нас. Из этих материалов мы бы узнали о тяготении столько, сколько никто не узнал со времен Эйнштейна.

Ростен отключился, и зимняя работа началась.

Местонахождение исследовательской ракеты, которую посадили в районе южного полюса Месклина, было давно уже определено по сигналам ее автоматических передатчиков; она, по всей видимости, собрала и зарегистрировала необходимые данные, но так и не смогла оторваться от грунта. Наметить морской или сухопутный маршрут от района зимовки «Бри» до ракеты оказалось гораздо труднее. Дорога океаном была еще туда-сюда; примерно сорок или сорок пять тысяч миль плавания по цепи морей вдоль побережья (причем половина пути была хорошо известна соотечественникам Барленнана) могли доставить спасательную команду близко к беспомощному аппарату. К сожалению, после этого оставалось еще около четырех тысяч миль по суше! В этом секторе побережья не было ни одной большой реки, которая сократила бы сухопутный участок хотя сколько-нибудь значительно. Между тем в пятидесяти милях от цели протекала речка, по которой «Бри» мог бы подняться без всякого труда; но она впадала в море, полностью изолированное от океана, где плавали соотечественники Барленнана. Этот океан представлял собой длинную, узкую и неровную цепочку морей, простирающуюся от района севернее экватора неподалеку от базы Лэкленда и почти до экватора на противоположной стороне планеты, причем она проходила довольно близко от южного полюса — довольно близко по месклинским меркам, конечно. Море, в которое впадала река, протекавшая поблизости от ракеты, было пошире и с более ровной береговой линией; устье реки приходилось на самую южную точку его побережья, и оно тоже простиралось за экватор, где омывало северную полярную шапку. Оно располагалось к востоку от первой цепи морей и было отделено от нее узким перешейком, тянущимся от полюса к экватору — узким опять-таки по меркам Месклина. Когда фотографии сложились в карту, Лэкленд отметил, что ширина перешейка колеблется от двух до семи тысяч миль.