Время собирать камни - Михалкова Елена Ивановна

Задумавшись, Тоня выдвинула верхний ящик. В нем, бережно свернутые, лежали детские вещи: маленькая бордовая кофточка, явно девчачья, синие штанишки, вытянутые на коленях, пара юбочек, свитера с рисунками, вывязанными довольно неуклюже… Вещи давно не носили, поняла Тоня, их хранили как память. Но почему не взяли с собой при переезде?

Она развернула кофточку, а в ней оказалась маленькая старая фотография, такая же пожелтевшая, как и письмо. Тоня бережно взяла ее и подошла к окну. Поверхность снимка была покрыта коричневыми разводами, но лица удалось разглядеть – с прямоугольной карточки улыбались семь подростков.

Сашку и Кольку она узнала сразу, хотя второй оброс бородой, а первый сильно поправился за прошедшие годы. Оба русые, вихрастые, но Колька улыбается сдержанно, по-взрослому, а Сашка хохочет во все горло. Между ними неловко растягивает губы в улыбке маленькая, особенно на фоне высоких братьев, девчонка с растрепанными черными волосами и остреньким носиком, похожим на клювик. Худенькие выпирающие ключицы, которые только подчеркивал открытый сарафанчик, тоненькие, как веточки, ручки-ножки… На ее фоне вторая девчонка, тоже темноволосая, но крепко сбитая, уверенно смотрящая в камеру, казалась гораздо старше. Над большими темными глазами нависала широкая челка, остальные волосы были неумело подстрижены в подобие короткого каре. Девочка напоминала мальчишку, и во взгляде ее было что-то немного вызывающее. Смелая, бесшабашная, решила Тоня, и не меньшая хулиганка, чем пареньки.

На корточках перед двумя девчонками и Сашкой с Колькой расположились три паренька. Один, сидевший слева, явно самый старший, был темноволосым и темноглазым. Его простое лицо кого-то напомнило Тоне, и она минуту вглядывалась в некачественное изображение, прежде чем поняла, что этого «кого-то» только что рассматривала. Тоня перевела взгляд на девочку. Пожалуй, это тоже были брат и сестра… Да, именно брат и сестра, уверенно решила она. Сходство было не только в чертах лица, но и в выражении, с которым оба смотрели на фотографирующего, и самое главное – в улыбке. Неширокая, спокойная, совершенно одинаковая улыбка на лице каждого – вот что еще выдавало в них брата и сестру. Такая похожая мимика, удивилась Тоня. Рядом с мальчиком сидел русый паренек, единственный из всех смотрящий на фотографирующего без улыбки. Но лицо его не было серьезным, просто… просто он очень спокойный, решила Тоня, и редко улыбается. Лицо мальчика не было захвачено коричневым пятном и получилось четче, чем остальные, поэтому она долго вглядывалась в него. Он ей понравился. Ей пришла в голову глупая мысль, что если бы она выбирала себе ребенка из тех детей, что на фотографии, она выбрала бы именно этого спокойного худощавого паренька, чуть задумчиво глядящего в объектив.

Последний, сидящий справа, Тоне тоже понравился. Улыбка во весь рот открывала неровные зубы, но мальчишка их явно не стеснялся. Высокий, крепко сбитый, он казался младше своего русого соседа именно из-за выражения лица – совершенно детского, щенячьего выражения восторга оттого, что его фотографируют, что потом он сможет рассматривать себя на карточке и показывать друзьям и знакомым. Младший брат Тони был точно таким же, и она некстати вспомнила, каких трудов стоило двум другим братьям и самой Тоне отучить его, маленького, от курения, к которому его за один вечер пристрастил кто-то из старших школьников, в компании которых Лешка случайно оказался. Слова о вреде курения для него были пустым звуком, и он, не скрываясь, радостно рассказывал, что его даже не стошнило после первой сигареты, хотя и Вовика, и Серегу-Толстяка тошнило, он сам видел. Не действовала даже угроза рассказать все отцу. Тогда они втроем заставили его выкурить полпачки, и Тоня до сих пор бледнела, вспоминая тот жутковатый урок. Но зато Лешка долго не мог без отвращения смотреть на сигареты и курить по-настоящему так и не начал.

Тоня с фотографией в руках пошла в залу, забыв задвинуть ящик комода. «Виктору покажу, – подумала она, – если он знает детей тети Шуры, то, наверное, знает и остальных». Она уселась за стол, посмотрела на снимок еще раз и тут поняла, что никаких «наверное» быть не может, потому что снимал сам Виктор. Это было абсолютно очевидно! И она удивилась, как не поняла раньше. Когда Тоня попыталась объяснить себе, откуда взялась такая уверенность, у нее не возникло никакого иного объяснения, кроме как «дом подсказал». Это была правда. Словно чей-то звонкий голос произнес где-то рядом или у нее в голове: «Витька, только ты держи фотоаппарат ровно, а то я в кадр не войду!»

Она положила карточку на стол и устремила взгляд в окно, за которым раскачивались яблони на ветру и шелестели листья.

– Витька, только ты держи фотоаппарат ровно, а то я в кадр не войду! – крикнул Сенька, глядя на Витьку, умело выставляющего выдержку и диафрагму.

На всякий случай Витька достал из кармана экспонометр и проверил по нему экспозицию, с удовлетворением убедившись, что все сделал правильно.

– Не двигайся, вот и войдешь, – ответил он, отходя на полшага и прицеливаясь. – О, отлично-отлично, вот так и стойте…

– Вить, я устала, – заныла Юлька, которой и хотелось фотографироваться, и было страшно: вдруг она плохо получится на фотографии. И когда Витя будет рассматривать снимок, он каждый раз станет говорить сам себе: «Ну Юлька и уродина».

– Юленька, подожди еще секундочку… Внимание!

Раздался щелчок, и Витька оторвался от объектива.

– Ну а теперь давайте на фоне речки, только пусть кто-нибудь другой фотографирует.

Пока он объяснял восхищенному Сеньке, на что нужно нажимать и кто должен быть в центре, Андрей спросил у Мишки:

– Слушай, вы туда больше не ходили?

Мишка помотал головой. Уточнять, о чем идет речь, не нужно было: слишком живо было воспоминание о том, что они видели у дома колдуньи.

– Миш, а откуда она вообще взялась, та Антонина? – негромко спросил Андрей.

– Пускай тебе Женька расскажет, она лучше меня эту сказку знает, – серьезно ответил Мишка и пошел к брату посмотреть на Витькину технику поближе.

Конечно, они все рассматривали ее все утро, но Мишке хотелось еще раз подержать в руках небольшой фотоаппарат, так приятно и тяжело ложившийся в руку. Хорошо бы, чтобы и у него был такой… С другой стороны, баловство ведь, игрушка. Не, мотоцикл лучше в тыщу раз. Может, даже в две тыщи.

– Значит, тебе про Антонину рассказать… – констатировала Женька, усаживаясь на корточки, как делали Мишка с Сенькой. – Так вот, никуда она не приходила.

– Как не приходила? А в деревне она откуда тогда взялась?

– А ниоткуда. Она тут до деревни была.

– То есть как? – поднял брови Андрей. – Сколько ей лет, получается?

– Много, Андрюша, много. Да ты слушать будешь или нет?! – неожиданно рассердилась Женька.

– Буду, буду.

– Тогда не перебивай. В общем, много-много лет назад на месте нашей деревни стояла одна избушка, а в нем жила ведьма, и вокруг был лес. Ведьма иногда к людям выходила и выменивала у них продукты на всякие съедобные корешки и травки. А потом сюда приехали люди и решили: будет здесь новая деревня и назовут ее Калиново. И среди тех людей наш дедушка был. Построили избы, а на ведьму никто внимания не обращал. Но потом прошел слух, что она может приворотные зелья готовить, и к ней начали бабы разные ходить, а иногда и мужики тоже. И она никому не отказывала, всем готовила свои отвары. А в деревне начались драки и склоки, потому что то у одного жена уйдет, то у другой муж скромный загуляет. В общем, всякое-разное начали говорить в деревне. И решили в конце концов для своей же пользы прогнать ведьму. Правда, прогнать не просто так, а денег ей предложить, чтобы уехала в другое место и там свои дела ведьминские делала. Боялись ее, вот что. Пришли к дому, а там и нет никого, только девчонка какая-то маленькая на печке сидит. Откуда взялась – никто не знает. Посмотрели на нее, стали с ней говорить – она не отвечает. Из избы ее выводят – а она плачет и вырывается. Ну, и оставили ее там. Те женщины, которые добрые, еду поначалу приносили, а потом смотрят: а она и не берет ничего, а все собаки да кошки пожирают. Ну, в общем, забыли про нее все. А потом как-то раз проходит наш дед мимо ведьминского дома, смотрит – а по огороду женщина высокая ходит, непонятно откуда взялась. Он ее позвал, она на него обернулась – а глаза как омуты. Он давай креститься! Так когда крестился, у него рука заныла, но все равно он крест сотворил, она глаза-то и отвела. А дед домой прибежал и всем рассказал, что в деревне новая ведьма появилась.