Театр теней: Фантастические рассказы - Клиффорд Саймак

—   Послушаем Скотта,— громогласно объявил Лоуренс.

Математик покачал головой:

—   Нужны доказательства. Иначе вы заподозрите, что я рехнулся.

—  А доказательства отсутствуют,— скептически заметил Лоуренс.— Нет здесь доказательств чего бы то ни было.

—   Я знаю место, где есть доказательство,— не утверждаю с уверенностью, но, возможно, оно там есть.

Все сидящие тесным кругом возле плиты затаили дыхание.

—   Помнишь тот ящик? — продолжал Скотт,— Тот самый, о котором только сейчас упоминал Тэйлор. Тот, где что-то гремело при встряхивании. Тот, который нам не удалось открыть.

—   Мы по-прежнему не можем его открыть.

—  Дайте мне инструменты,— попросил Скотт,— и я открою.

—   Это уже было,— мрачно сказал Лоуренс,— Мы уже проявили бычью силу и ловкость, открывая тот злополучный люк. Нельзя же все время применять силу при решении задач. Здесь не сила нужна, а понимание.

—   По-моему, я знаю, что там гремело,— гнул свое Скотт.

Лоуренс промолчал.

—   Послушай-ка,— не унимался Скотт.— Если у тебя есть какая-нибудь ценная вещь, которую ты хочешь сберечь, что ты с ней делаешь?

—   Да в сейф кладу,— не задумываясь, ответил Лоуренс.

В длинных мертвых пролетах исполинской машины воцарилось молчание.

—   Нет и не может быть надежнее места,— снова заговорил Скотт,— чем ящик, который не открывается. В таких ящиках хранилось что-то исключительно важное. Но одну вещицу хозяева планеты забыли захватить — где-то они недоглядели.

Лоуренс медленно поднялся с места.

—   Достанем инструменты,— сказал он.

…Внутри оказалась продолговатая пластина, весьма заурядная на вид, с симметрично пробитыми отверстиями.

Скотт взял ее в руку, и рука его задрожала.

—   Надеюсь, ты не разочарован,— горько сказал Гриффит.

—   Ничуть,— ответил Скотт.— Именно это я и предполагал.

Все дожидались продолжения.

—   Не будешь ли ты любезен…— не вытерпел Гриффит.

—   Это перфокарта,— пояснил Скотт.— Ответ некой задачи, введенной в вычислительную машину.

—  Но мы ведь ее не расшифруем,— огорчился Тэйлор.— Никакими силами не установишь, что она означает.

—   Ее и незачем расшифровывать,— усмехнулся Скотт,— Она и так рассказывает, что здесь такое. Эта машина — весь мир в целом — представляет собой вычислительное устройство.

—   Что за бред! — воскликнул Баклей.— Математическое…

—   Не математическое.— Скотт покачал головой,— По крайней мере, не чисто математическое. Нечто более значительное. Логическое, по всей вероятности. Возможно, даже этическое.

Он оглядел присутствующих и прочел на их лицах все то же неверие, развеять которое до конца едва ли удастся.

—  Да посудите же сами! — вскричал он,— Бесконечная повторяемость, монотонная одинаковость всей машины. Таково и есть вычислительное устройство — сотни, или тысячи, или миллионы, или миллиарды интегрирующих схем, сколько бы их ни было нужно, чтобы ответить на поставленный вопрос.

—   Есть же какой-то фактор ограничения,— пробубнил Баклей.

—   На всем протяжении своей истории,— ответил Скотт,— человечество не слишком-то обращало внимание на такие факторы. Оно упорно делало свое дело и преодолевало все мыслимые факторы ограничения. Очевидно, здешняя раса тоже не слишком-то обращала на них внимание.

—   Есть такие факторы,— упрямо твердил Баклей,— которыми попросту невозможно пренебречь.

У мозга — свои ограничения. Он ни за что не станет познавать самого себя. Он слишком легко забывает — забывает слишком многое и всегда именно то, что следовало помнить. Он склонен к терзаниям, а для мозга это почти равносильно самоубийству. Если чрезмерно напрягать мозг, он находит убежище в безумии. И наконец он умирает. Умирает как раз тогда, когда становится полноценным.

Поэтому создают механический мозг-гигант, двадцатимильным слоем покрывающий планету с Землю величиной,— мозг, который займется животрепещущими проблемами, и никогда ничего не забудет, и с ума не сойдет, ибо ему неведомо смятение.

Сорваться после этого с места и покинуть такой мозг — двойное безумие.

—   Все наши догадки бессмысленны и никчемны,— сказал Гриффит.— Никогда мы не узнаем, для чего служил этот мозг. Вы упорно исходите из предпосылки, будто хозяева этой планеты были гуманоидами, а ведь столько же шансов за то, что они отнюдь не гуманоиды.

—   Предположение о том, что они в корне отличаются от нас, совершенно абсурдно,— возразил Лоуренс.— В городе на Четвертой могли бы поселиться люди. Обитатели той планеты сталкивались с теми же техническими проблемами, что встали бы и перед нами, если бы мы затеяли подобное начинание; выполнили они все в том же стиле, какого придерживались бы и мы.

—   Ты не учитываешь того, что сам же так часто подчеркиваешь,— сказал Гриффит,— Не учитываешь фанатической тяги, которая заставила их пожертвовать решительно всем во имя великой идеи. Мы, как ни бейся, не достигли бы столь тесного и фанатического сотрудничества. Один допустил бы грубейшую ошибку, другой перерезал бы горло третьему, четвертый потребовал бы следствия, а там оказалось бы, что вся свора спущена с цепи и лает на ветер.

—   Они были последовательны,— продолжал Гриффит,— Ужасающе последовательны. Здесь нет жизни. Мы не зарегистрировали ни малейшего признака жизни, отсутствуют даже насекомые. А почему, как ты думаешь? Не потому ли, что жук мог бы запутаться в шестернях или еще где-нибудь и нарушить весь комплекс? Поэтому жукам пришлось вымереть.

Помолчав, Гриффит вскинул голову:

—   Если на то пошло, хозяева планеты сами напоминают жуков. Вернее, муравьев. Муравьиную колонию. Там и тут бездушное общество взаимных услуг в слепом, но разумном повиновении неуклонно движется к намеченной цели. А коли так, друг мой, то твоя гипотеза, будто вычислительная машина применялась для разработки экономических и социальных теорий,— просто вздор!

—   Это вовсе не моя гипотеза,— поправил его Лоуренс,— Всего лишь одно из нескольких предположений. Есть и другое, не более спорное: они пытались разгадать тайны Вселенной — отчего она существует, что собой представляет и куда движется.

—   И каким образом,— прибавил Гриффит.

—   Ты прав. И каким образом. А если этим занимались, то, я уверен, не из праздного любопытства. Значит, был какой-то серьезнейший стимул, что-то вынуждало к этому занятию.

—   Продолжай,— усмехнулся Тэйлор,— Я жду с нетерпением. Доскажи свою сказку до конца. Они проникли во все тайны Вселенной и…

—   Едва ли проникли,— спокойно проговорил Баклей.— Чего бы они ни добивались, вероятность того, что им удалось получить окончательный ответ, ничтожно мала.