Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях - Герман Садулаев

– Вы думаете, что такое реально возможно?

– Почему нет? На выборах в Государственную Думу избиратель ясно выразил свою волю. Российский народ хотел, чтобы в парламенте были представлены несколько партий, и партиям левой направленности отдал предпочтение. Но партия власти прибегла к чудовищным махинациям, чтобы сохранить абсолютное большинство мест в Думе за собой. Это было совершенно не обязательно, можно было работать и действующему правительству с оппозицией в парламенте, весьма мирной и законопослушной оппозицией. Но они плюнули нам в лицо. И получили в качестве ответной реакции восстание сознательной части граждан; протест ширится и растёт. Всё ещё только начинается!

Девушка отключила диктофон.

– Всё ещё только начинается! Хорошее название для материала. Если позволите.

– Да, пожалуйста.

– Спасибо. И ещё… я слушала ваше выступление на митинге. Вы очень хорошо сказали, ну, про сперматозоиды.

– Спасибо вам. Похоже, я использовал слишком смелый образ. Неудачно. И не к месту.

– Что вы! Очень к месту и очень удачно. И вы сами, мне кажется, очень перспективный… как политический деятель. И вообще как мужчина, вы привлекательны, правда.

– Извините, я на минутку.

Ауслендер ушёл в туалет. Он волновался. А что, подумал Иван Борисович, почему бы не предложить девушке продолжить вечер в пабе, неофициально, так сказать. Ведь я ей нравлюсь. Это видно! Так почему бы и нет? Конечно, Виктория… но ведь я ничего такого. Просто посидеть, поговорить. Это не преступление!

Иван Борисович сходил по-малому, приблизился к раковине и стал тщательно мыть руки. Поднял голову и в зеркале увидел себя. Ему сразу стало стыдно.

Он вышел из туалета, вернулся к столику, положил деньги за два кофе, попрощался с молоденькой журналисткой и, подхватив портфель, поспешно удалился.

Сон III

Fob Александрия

В детстве бывают такие сны, в которые можно вернуться. Тебя будят на самом интересном месте, но ты не хочешь просыпаться, ты снова закрываешь глаза и оказываешься в прерванном сне. Этот сон повторяется много ночей подряд, потом словно бы забывается, но вот, через год или два, снится снова. И когда он перестаёт тебе сниться, полностью, окончательно исчезает из ночной кинопрограммы, только ветер ума треплет на пыльных улицах памяти обрывки афиши, – тогда ты понимаешь, что детство закончилось и ты повзрослел навсегда.

Маленькому Ванечке Ауслендеру снился город. Это был город у моря: Ванечка во сне не всегда видел море, часто он шёл по улице от набережной, море шумело у него за спиной, набегали волны и плескались о камни, но он знал: есть море, и оно бирюзового цвета. А город был светлый, солнечный. В городе рядами стояли многоэтажные дома, одинаково нежные, цвета топлёных сливок. Улицы были прямыми и чистыми. Дома были высокими, но проспекты были достаточно широки, и стоило чуть приподнять голову, как глаза заливало яркое синее небо, небо со всех сторон, и солнце светило, лилось, пело, звучало непостижимым оркестром, исполняющим симфонию лета. И были, кажется, пальмы и фикусы, и мороженое на каждом углу, и белые смешные автомобили, а люди смуглые и улыбались. Иногда же не было совсем никого, и Ванечка шёл по пустому городу, но было совсем не страшно, а так, словно все просто дремлют за стеклом витрин и зеленью палисадников, потому что сиеста. А Ванечка шёл, и у него было дело: где-то невдалеке ждала Ванечку черноволосая девочка, тонкая, с большими ресницами, немного похожая лицом на овцу, но при этом безумно красивая.

Ванечка видел город во сне сто раз, и сто раз шёл по его улицам на свидание с девочкой-овцой. Но ни разу так её и не встретил. И всё же это был самый приятный сон. И самые счастливые минуты его жизни: когда он, маленький мальчик, Ванечка Ауслендер, спал и видел сон про солнечный город на берегу бирюзового моря; город, где его ждала самая тихая и светлая радость, самая чистая и ясная любовь, самая красивая девочка на свете – девочка, похожая лицом на овцу.

Повзрослев, Ауслендер не сразу забыл город из детского сна. Про себя он называл его «город солнца». И безотчётно искал аналогий в земных городах, тех, что под ярким солнцем, на юге, и стоящих у береговой линии. Ещё ребёнком он побывал в Сочи. Но Сочи был слишком уютным, милым, он выглядел как кафешантан и звучал как шансон, а не как симфония. В Новороссийске дома были выше, но скрипели портовые краны. И небо было не небо, а какая-то мазня неумелого рисовальщика: тут белого, тут серого, тут синего ляпнул, а ещё жёлтого и красного; но всё вместе совсем не красиво. И так далее, чем далее – тем далее от образа.

Девушки, похожей на овцу, Иван и в жизни не нашёл, не встретил. Виктория была похожа скорее на белочку. Ауслендер любил свою жену. А детские сны – детские сны постепенно стирались в памяти.

Осенью (месяца за три до начала своей политической карьеры) Иван Борисович неожиданно получил приглашение принять участие в научной конференции. Темой была восточная филология. Местом проведения конференции – всемирно известная Александрийская библиотека в Египте. Для более успешных коллег Ауслендера участие в симпозиумах, конференциях, семинарах и прочая за границей было делом привычным (Рюрик Асланян получал приглашения пачками). Но Ивану Борисовичу никогда раньше ничего такого не доставалось. Видимо, где-то там, наверху, его пожалели и решили тоже пристроить к делу науки. Или просто разнообразить состав делегации.

Древней Александрийской библиотеки давно не существовало. Как и другого чуда света, Александрийского маяка. В городе Александрии совсем недавно, в начале XXI века, по оригинальному проекту построили новое ультрасовременное здание. Суть замысла была в том, что библиотека почти не нуждалась в искусственном освещении: солнце Александрии светило через прозрачные стены и крыши пирамидального сооружения. Ауслендер как-то смотрел телепередачу об этом грандиозном проекте. А теперь сам оказался здесь и принимал участие в международном сборище специалистов по восточным языкам.

Было скучно.

Иван Борисович на докладах тихо тосковал. Интереснее было неформальное общение с египетской молодёжью из университетов. Несколько участников конференции и местных переводчиков хорошо знали русский язык: они учились в СССР или в России – на филологов, журналистов, инженеров, медиков и строителей. Теперь все работали гидами для русских туристов. Египет был пьян. Несколько месяцев тому назад египетский креативный класс, организовавшись через «Фейсбук», устроил собственной власти Тахрир, и власть пала. Теперь Мубарак сидел в тюрьме. Про Мубарака говорили, что он все деньги за аренду Суэцкого канала получал на личные счета в швейцарском банке. Про Мубарака говорили, что он каждое утро посылал самолёт в Париж за свежими круассанами к завтраку. Про Мубарака говорили, говорили, говорили… а власть в Египте пока, временно, перешла к военным. Российских делегатов частным порядком свозили на экскурсию по местам революционной славы, в Каир. Каир оказался самым ужасным городом на белом свете – или вторым, после Москвы. Каир был огромный, шумный, грязный, тесный. По окраинам уродливые дома самостроем росли, как раковые опухоли, громоздя этаж на этаж. Ауслендер увидел легендарную площадь Тахрир, стояние на которой якобы стало причиной свержения Мубарака (так говорили, но Иван помнил: в результате к власти пришли военные; а настоящая причина политических изменений в большинстве случаев наиболее прямо и просто выводится из результата, а не из хронологически предшествующих перевороту событий). Тахрир оказался маленьким заплёванным пятачком с вытоптанной лужайкой посередине перекрёстка. На тротуарах рядом с пятачком торговали футболками с тахрической символикой. Футболки были плохого качества, цена была неоправданно высока. Тем не менее российские коллеги Ауслендера покупали футболки как сувениры. Иван тоже решил купить. Спросил свой размер: 3XL. Вёрткий мальчишка сказал «йес!» и побежал искать у других торговцев. Иван плюнул и сам подошёл к другому торговцу. Торговец сказал «йес!» и побежал искать у других торговцев. Ауслендер уже садился в автобус, когда прибежало штук пять египтян: они пытались всучить ему футболки размера XL, больше размера не нашлось. Иван отказался. Египет был восторжен, удивлён и восхищён сам собой. Все чего-то ждали. Ждали чего-то нового, впервые за четыре тысячи лет. Иван сказал новым египетским друзьям, что он по этому поводу думает. Новые египетские друзья все как один обиделись на Ауслендера.

Ну и ладно, думал Иван. Он был рад вернуться в Александрию. Хотя с первого взгляда Александрия ему тоже не понравилась. Она была ветхой. Дома осыпа́лись. Фасады не обновляли с семидесятых годов прошлого века. Увидев Александрию, Ауслендер почувствовал себя неуютно. Что-то завыло в нём: не так! Не так должно быть!