Записки гайдзина - Вадим Смоленский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось очень естественным обратить внимание отряда на потерю бойца. Я так и поступил, но не со всем отрядом, а только с его арьергардом. Догнав их и вклинившись между, я развернулся поперек, затормозил, сделал страшное лицо и такими отчаянными жестами изобразил долю упавшего амбала, что дочка крестного папы не могла не остановиться.
— У тебя там друг упал! — крикнул я.
— И что, покалечился?
— Да нет, просто. Лыжа отстегнулась…
Она покосилась на меня, как на ненормального. Тем временем передний якудза, не ведающий о событиях у себя за спиной, скрылся в завесе снежных хлопьев. Я мог собой гордиться.
Чуть ниже трасса раздваивалась. Установить, в который рукав утек авангард отряда, не представлялось возможным. Она остановилась и задумалась.
— Что, не знаешь, куда двигать?
— Да, забыла…
— Направо к подъемнику, налево к гостинице. Тебе куда?
— Наверное к гостинице…
— Тогда налево. Поехали.
Она чуть поколебалась, оглянулась назад — упавший все не появлялся. Резкий порыв ветра заставил ее поежиться. Она оттолкнулась палками и двинулась вниз, выписывая слитыми воедино ногами безупречную синусоиду.
«Ну хорошо, — подумал я, глядя на нее сверху. — Допустим, охрана ее потеряла. Что мне предпринять теперь? И надо ли вообще что-то предпринимать? С одной стороны, раз уж начал куражиться, так продолжай. С другой стороны, мафия. С мафией не шутят. А с третьей стороны, адреналин — это хорошо. Ладно».
Я раскантовался, расставил лыжи пошире и принял спусковую стойку. Сосенки и сакурки замелькали все быстрее и быстрее. Лыжам стало щекотно от бугорков и кочек. Живот сам собой поджался и завибрировал. Десятый миллиграмм медленно, но верно выдавливался в кровь.
Я нагнал ее уже в самом низу — мы практически синхронно затормозили под окнами гостиницы. Утоптанная площадка перед отелем была заполнена толпой праздношатающихся лыжников в расхристанных ботинках. Охраны не наблюдалось.
— Ну что, — спросил я, — будешь ждать своих друзей?
— Да, — ответила она. — Подожду.
— Так может, зайдем в буфет, кофе выпьем? Чего на ветру торчать?
Подножие склона продувалось не хуже вершины. Она снова поежилась, секунду подумала и отстегнула лыжи.
— Ты что, здесь и остановилась, в этом отеле?
— Да.
— Ничего, что я на «ты»?
— Ничего.
Какая неразговорчивая, — думал я, заходя с ней в здание. Не иначе, как от холода. Надо кофеем отпоить. Разговорится.
Мы уселись за стойку буфета. Она стащила с носа маску, но осталась в огромных горнолыжных очках. Глаз не увидать за стеклами.
— Так и будешь в очках сидеть? — спросил я ее.
— Так и буду.
— Понятное дело. Безопасность. Конспирация. Ты в самом деле такая крупная птица?
— Получается.
— Да ладно тебе. Это у тебя, наверное, папа крупный.
— Папа само собой. Но я тоже чуть-чуть.
— Тоже чуть-чуть… Я смотрю, вы там в Токио какие-то больно важные. А на самом деле, мы тут ничем не хуже.
— Я верю.
— Ты к нам надолго?
— Завтра уезжаю.
— Жалко. Я бы тебе кое-что показал. Хотя можно и сегодня. Ты рок-н-ролл любишь?
— Я люблю классическую музыку.
— Ну, это я тоже люблю. Оперу люблю петь.
— Петь?
— Ну да. Особенно когда на лыжах катаюсь. Скажем, еду вверх на открытом подъемнике и исполняю куплеты Мефистофеля. Или что-нибудь из «Хованщины». Внизу лыжники пугаются, задирают головы и падают в сугроб.
Она строго посмотрела на меня сквозь очки.
— Хотя это занятие я уже прекратил.
— Почему же?
— Ехал как-то на подъемнике, а мужик внизу спиливал пень, чтобы об него народ не побился. Затянул я что-то русское народное, а он с перепугу казенную пилу поломал. После этого совесть заела.
Она неопределенно хмыкнула. Подали кофе. Отхлебнув глоток, я спросил:
— Ну, так как насчет рок-н-ролла? Сегодня классные ребята играют, у вас в Токио таких не водится. Поехали, пока тебя твои друзья не отловили. Надоели ведь уже наверное?
— Почему надоели?
— Не гармонируешь ты с ними. Такая утонченная — слушаешь классическую музыку, катаешься в Альпах… И вдруг рядом вот такие.
— Какие «такие»?
Я огляделся по сторонам и провел указательным пальцем по скуле. Жест, заменяющий страшное слово «якудза».
И тут она расхохоталась. Звонко и заливисто. «Отогрелась наконец, — подумал я. — Сейчас разговорится». Но не успела она отсмеяться, как раздались крики и топот. В буфет вломилось полтора десятка накачанных молодых людей в штатском. Половина из них размахивала рациями, вторая половина держала руки за пазухами. Один из давешних амбалов тоже был с ними, и все они бежали к нам. По их лицам я предположил, что в самом лучшем случае мне сейчас заломают руки и уложат мордой на стойку. Однако до этого дело не дошло. Моей охранной грамотой стала ее ладошка, которую она выставила им прямо в кровожадные пасти. Они остановились, тяжело дыша, а она напутственно похлопала меня другой ладошкой по спине. Оставив недопитый кофе, я встал и сделал шаг по направлению к дверям. Чудовища расступились, и я прошел по живому коридору, ловя на себе их испепеляющие взоры. К моменту выхода на улицу мои надпочечники выжали все, что имели. Но, против ожиданий, на улице никто не кинулся ко мне с охотничьим ножом, чтобы чертить узоры на моей физиономии. Я без приключений дошел до машины, погрузил лыжную амуницию, смел со стекол снег, сел за руль и тронулся. Двое из охраны стояли с рациями на крыльце, отслеживая мои действия.
«Что-то тут не так, — думал я. — Якудзы, которых я видел в кино, носили щегольские усики и малиновые пиджаки. А эти какие-то безусые, и пиджаки у них вовсе не малиновые. И не орут на блатной фене дурными голосами. Может, все дело в кинематографическом имидже? В стереотипах массового сознания? Но ведь мизинцы-то они рубят? Рубят, сам видел такие мизинцы. И татуировки видел, в бане. А эти как были — с мизинцами, или без? Не разглядел…»
Дорога шла под гору. На лобовое стекло летели белые мухи. Я включил радио.
— Как мы уже сообщали, — раздался бодрый дикторский голос, — сегодня нас почтила своим присутствием Ее Императорское Высочество принцесса Мори. В программе визита — участие в праздновании столетия города, посещение краеведческого музея и отдых на горнолыжном курорте Какамура. Завтра утром Ее Высочество проследует в Ямагату.
Я съехал на обочину, заглушил мотор и некоторое время сидел, не шевелясь. Потом включил свет в салоне и осмотрел свой левый бок. Никаких следов. Ребра целы. Ни шишечки, ни синячочка.
Жаль.
ПОЧТОВЫЙ ЯЩИК (1)
From [email protected]
To [email protected]
Subject Yaponija
Здравствуйте, уважаемый Вадим Смоленский. Это письмо из Молдавии. Меня зовут Ваня. Но я русский. А паспорт у меня молдавский. Но могу сделать и русский. Украинский тоже могу. Какой надо такой и сделаю. Почему я вам пишу? Я люблю Японию. Я учу Японский язык. Мне очень нравиться ваша страничка в Интернете (http://www.susi.ru) поэтому я решился послать вам эмэйл. Дело всё в том что я решил твердо переехать на постоянное место жительство в Японию. Напишите мне пожалуста какая сейчас жизнь в Японии, какие цены на основные продукты (хлеб, молоко, сметана, яйца, овощи, мясо), легко ли найти работу? В прошлом году я закончил сельхозтехникум, умею еще работать на компьютере а кроме того починить телевизор. Да и вобще голова на месте, мог бы принести пользу. У нас тут все едут в Германию и в Европу, там уже забито так что и не сунутся. А в Японию никто не едет. Напишите мне как получить визу в Японию, куда обращатся и какие документы заполнять? Заранее спасибо.
Семечкин Иван, г. Кишинев. * * *From [email protected]
To [email protected]
Subject hello
Здравствуйте, уважаемый господин Вадим Смоленский! Позвольте мне, глубокоуважаемый многоучёный господин, преставляться Вам. Я профессор на кафедрой сравнительной культурологией Токийского Университета Таро Цутида. Могут показается Вам удивительным, но у нас в Тодай тоже русофилы есть. Частно я величайший русофил (особенно люблю тех с еврейского происхождения). Очень радовался за известие о новом международном университета и находив в Интернет Ваши страницы радовался вторично. Как Вы оцениваете приятность региона? Не посещал частно но слышал хороший источник и саке есть. Надеюсь, Вы и другие сотрудники наслаждаете природу и научную работу.
Тема моего исследования преставляет семиотический анализ тоталитарного дискурса. В этой связи позвольте задавать Вам вопрос. В статье Льва Канторовича «О преодолении постконцептуальной парадигмы» не могу понимать одно место: