Сын человеческий (сборник) - Роберт Силверберг

7

Наконец он покидает пруд Квоя. Там он мирно и с пользой провел время, кроме нескольких неожиданных всплесков негодования, пока он еще приспосабливался к метаморфозам и к статичной природе подводной жизни. Он наслаждался постоянным общением с Квоем и своим знакомством через него же с другими членами его рода по всему миру. Но наступило время уходить. Он поднялся к поверхности, на минуту задержался там, собираясь с силами, и одним быстрым стремительным рывком выбросился из воды.

Ему показалось, что он долго лежал на берегу, задыхаясь, пока вода не покинула его тело. Он решил, что пора впустить в легкие воздух, но воздух, ворвавшись туда, причинил дикую боль и он судорожно выдохнул его. Нужно действовать осторожнее. Представляя себе, что его голова отлита из стекла, он разрешил молекулам немного раздвинуться, чтобы пропустить внутрь лишь маленький глоточек воздуха, затем еще один и еще, и вот уже воздух входит во все отверстия, и поток его нарастает. Все, он может дышать нормально. Он поднялся на ноги и подставил себя солнечному свету. Зайдя в воду, он всмотрелся в глубину пруда, пытаясь отыскать там Квоя, чтобы попрощаться с ним, но видит лишь некую темную неясную массу глубоко внизу. Он машет ей рукой.

Уходя от пруда, он замечает сидящего в гигантском чашевидном цветке Хенмера.

— Освободился от плена, — заметил Хенмер. — Снова дышишь воздухом. Ты там скучал.

— Сколько я там пробыл?

— Довольно долго. Тебе там понравилось.

— Квой был очень любезен. Хороший хозяин, — сказал Клей.

— Если бы мы тебя не позвали, ты никогда бы не ушел от него, — надулся Хенмер.

— Ну, во-первых, если бы не позволили терзать меня козлолюдям, я бы не свалился в этот пруд.

Хенмер улыбнулся:

— Верно, удар. Очень ощутимый удар!

— Откуда ты знаешь это выражение?

— От тебя, конечно, — спокойно ответил он.

— Ты что же, копаешься в моем мозгу, когда захочешь?

— Конечно, — Хенмер легко спрыгнул с цветка. — По манере говорить, ты — плод моего воображения, Клей. И почему бы мне не вторгаться в твою голову?

— Он подскочил к Клею и, приблизив свое лицо вплотную к его лицу, сказал:

— Что с тобой делал старик Квой?

— Учил меня любви. И учился от меня.

— Ты его учил?

— Да, я учил его любви своей эпохи. Как это было у нас.

Лицо Хенмера вспыхнуло. Он на секунду прикрыл глаза и наконец сказал:

— Да, ты ведь ему все рассказал? И теперь каждый Дыхатель во всем мире все о тебе знает. Тебе не следовало этого делать.

— Почему?

— Да нельзя же так разбрасываться своими тайнами. Будь благоразумнее, парень. У тебя ведь и передо мной есть обязательства.

— Как?

— Я твой гид, — сказал Хенмер, — и могу претендовать на твои откровения. Помни об этом. А теперь пойдем.

Хенмер двинулся прочь, даже походкой подчеркивая свой гнев. Возмущенный категоричной манерой поведения своего компаньона Клей попытался было не идти за ним. Но в его груди клокотало великое множество оставшихся без ответа вопросов и он рванулся за Хенмером, догнав его за несколько минут. Молча шли они бок о бок. Впереди тянулась двойная стена с плоским верхом, а между стенами лежала узкая долина. Основной растительностью в долине были волнистые, словно резиновые растения, поднимавшиеся из земли на три-четыре фута группками безлистных стеблей. Стебли трепетали на ветру, они были мягкие и почти прозрачные, так что Клей мог различить их только под определенным углом. Поле это напоминало поле скошенных морских водорослей. При приближении человека растения моментально обрели краски, наполнившись ярко-розовым соком. Только войдя в рощу, прокладывая путь между странными растениями, Клей понял, что рядом с ним находятся Нинамин, Серифис, Брил, Ангелон и Ти.

— И это все, чем вы занимаетесь? — спросил он Хенмера. — Нежитесь на солнышке, слоняетесь из долины в долину, танцуете, меняете пол, выполняете ритуалы, дразните незнакомцев? Разве вы не учитесь? Не ставите пьесы? Не растите сады? Не пишете настоящую музыку? Не проверяете великие идеи?

Хенмер рассмеялся.

— Вы — вершина человеческой эволюции, — принужденно сказал Клей. — Что же вы делаете? Чем заполняете ваши долгие жизни? Разве довольно лишь плясать? Квой назвал вас Скиммерами, мне кажется, он считает вас мелкими. Он ошибается? Что поднимает вас над растениями и животными? Неужели ваша жизнь действительно так проста, как вы показываете?

Хенмер повернулся к Клею и положил ему на плечи руки. В его алых глазах показалась грусть.

— Мы все любим тебя, — сказал он. — Почему ты так волнуешься? Прими нас такими, какие мы есть.

Нинамин, Ти и другие Скиммеры окружили Клея, щебеча, словно счастливые дети. Все, кроме Ангелон, были в мужской форме. Теперь ему уже не сложно стало различать их.

— Почему ты так долго был у Дыхателя? — добивался ответа Серифис.

А Брил спросил:

— Ты на нас рассердился?

Хенмер сказал:

— Он обеспокоен тем, что мы живем вечно.

Серифис нахмурился, его ноздри раздулись, он дотронулся до локтя Клея и попросил:

— Расскажи о смерти.

— Почему я должен что-то объяснять? — взорвался Клей. — Что вы мне объяснили?

— Враждебность! — закричал Ти. — Агрессия! — В его голосе звучал восторг.

— Да нет же, нет, — мягко возразил Серифис, — я хочу знать. Может так будет лучше? — И изменив свой пол на женский, Серифис прижалась маленькой грудью к Клею. — Расскажи мне о смерти, — бормотала она, поглаживая его грудь. Он думал о блондинке, как она стонала, когда он пригвоздил ее к кровати в мотеле. А это чуждое гротесково золотисто-зеленое создание, извивающееся рядом, совсем не взволновало его. Выпуклые красные глаза. Универсальные сочленения. Плоское рыбье лицо. Отдаленное на множество лет дитя человеческое.

— Смерть, — мурлыкала Серифис. — Помоги мне понять смерть.

— Вы же видели здесь смерть, — ответил Клей, уклоняясь от ласк Серифис.

— Сфероид в своей клетке. Это и есть смерть. Конец жизни. О чем еще говорить?

— Но это же было лишь временное явление, — возразила Серифис.

— Но когда это произошло, это и была смерть. Если вам так хочется узнать об этом, почему бы не расспросить сфероида?

— Он ушел, — сказала Ангелон, — а затем вернулся. И больше он нам ничего не смог рассказать.

— И я не могу. Послушайте: предположим, что я поймал в ручье рыбу и ем ее. Рыба умирает. Это — смерть. Ты прекращаешь быть самим собой. Ты не сознаешь, что происходит дальше.

— Рыба и так не сознает, что происходит, — возразила Серифис.