Дорога - Наталия Крандиевская-Толстая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Весна 1943 года
Наперекор событиям — живуИ радуюсь апрельской непогоде.Гляжу с моста на бурную Неву —Свистит и суетится пароходик,
И манит к странствиям весенняя вода,И дует ветер корабельный.А плыть куда? В какие города?Когда доплыть нельзя нам и до Стрельны.
Блокада! Вот оно, проклятое кольцо,Невы свободной тяжкое удушье,И запах гари с берега, в лицо,И облаков весенних равнодушье.
Нет! Мимо, мимо пролетай, апрель!Еще ты мне не сверстник, не попутчик.Закалена и выстрадана цель,Мне от нее не отвлекаться лучше!
«В три дня с ледоходом управиться…»
В три дня с ледоходом управитьсяУспела Нева-красавица,И я видеть с моста могла,Как по самой по серединке,На последней, на ладожской льдинкеНемецкая каска плыла.
А над каскою чайка кружила,Словно вражий трофей сторожила,Покуда не скрылся из глаз.Был закат цвета крови и меди,И о новой, о крымской победеИзвещали по радио нас.
«Блокады прорвав удушье…»
Блокады прорвав удушье,В город ветер ворвался с кочевья.Неужели весна? Черной тушьюНарисованы в небе деревья.
А мосты над Невой — как радуги.Под мостами — крикливые стайки:Подгоняют льдину из Ладоги,Суетятся балтийские чайки.
Про победы летит с берегов рекиГромкий радиоразговор.И, почуяв тепло, дистрофикиВыползают из зимних нор.
Неужели весна? Все та же,Что сводила когда-то с ума?Что без зова приходит на стражуИ без спроса уходит сама?
Тишина
День странно тихий. Он такой,Каким давным-давно уж не был.И мы, как воду, пьем покойНепотревоженного неба.
Нам тишина — почти обновка,Почти что — возвращенный рай,Уже на прежних остановкахСпокойно люди ждут трамвай.
И гусеница ребятишекПо солнцу в ближний сквер ползет.Теперь ничто их не спугнет, —Капель одна с весенней крышиНа них, быть может, упадет.
О город мой! Дышать мне вольно,В лицо мне веет ветер твой, —Что ж мне не весело, а больноГлядеть в просторы за Невой?
И думать пристально, бесцельноО тех, кого я не верну,Кто пал за Пулково, за Стрельну,За нас, за эту тишину…
«Сердце трудное не радо…»
Сердце трудное не радо,Чем его ни ублажай,Даже солнцем Ленинграда,Даже тем, что снова май.
Память зреет, память мучит,И не мил мне белый свет.И не праздновать бы лучшеМне на празднике побед!
По пятам за мною следом —Тени, тени… Сколько их!Салютуя всем победамВсех соратников живых,
Подымают к небу чашу,Молят, чашею грозя:Причаститесь кровью нашей,Ею брезговать нельзя!
«Майский жук прямо в книгу с разлета упал…»
Майский жук прямо в книгу с разлета упал,На страницу раскрытую — «Домби и сын».Пожужжал и по-мертвому лапки поджал.О каком одиночестве Диккенс писал?Человек никогда не бывает один.
«Если птица залетит в окно…»
Если птица залетит в окно,Это к смерти, — люди говорят.Не пугай приметой. Все равноРаньше птиц к нам пули залетят.
Но сегодня, — солнце ли, весна ль, —Прямо с неба в комнату нырнулКрасногрудый, стукнулся в рояль,Заметался и на шкаф порхнул.
Снегирек, наверно, молодой!Еле жив от страха сам, небось.Ты ко мне со смертью иль с бедойЗалетел, непрошеный мой гость?
За диван забился в уголок.Все равно! — к добру ли, не к добру,Трепетанья птичьего комок,Жизни дрожь в ладони я беру,
Подношу к раскрытому окну,Разжимаю руки. Не летишь?Все еще не веришь в глубину?Вот она! Лети, лети, глупыш,
Смерти вестник, мой недолгий гость!Ты нисколько не похож на ту,Что влетает в комнаты, как злость,Со змеиным свистом на лету.
1943
«Лето ленинградское в неволе…»
Лето ленинградское в неволе.Все брожу по новым пустырям,И сухой репейник на подолеПриношу я в сумерках к дверям.
Белой ночью все зудит комарик,На обиды жалуется мне.За окном шаги на тротуаре —Кто-то возвращается к жене…
И всю ночь далекий запах гариНе дает забыть мне о войне.
Лето 1943
Гроза над Ленинградом
Гром, старый гром обыкновенныйНад городом загрохотал.— Кустарщина! — сказал военный,Махнул рукой и зашагал.
И даже дети не смутилисьБлеснувших молний бирюзой.Они под дождиком резвились,Забыв, что некогда крестилисьИх деды под такой грозой.
И празднично деревья моклиВ купели древнего Ильи.Но вдруг завыл истошным воплемСигнал тревоги, и вдали
Зенитка рявкнула овчаркой,Снаряд по тучам полыхнул,Так неожиданно, так жаркоОбрушив треск, огонь и гул.
— Вот это посерьезней дело! —Сказал прохожий на ходу,И все вокруг оцепенело,Почуя в воздухе беду.
В подвалах затаились дети,Недетский ужас затая.На молнии глядела я…Кого грозой на этом светеПугаешь ты, пророк Илья?
«А муза не шагает в ногу…»
А муза не шагает в ногу, —Как в сказке, своевольной дурочкойИдет на похороны с дудочкой,На свадьбе — плачет у порога.
Она, на выдумки искусница,Поет под грохот артобстрелаО том, что бабочка-капустницаВ окно трамвая залетела,
О том, что заросли картошкамиНа поле Марсовом зениткиИ под дождями и бомбежкамиИ те и эти не в убытке.
О том, что в амбразурах ЗимнегоДворца пустого — свиты гнездаИ только ласточкам одним в негоВлетать не страшно и не поздно,
И что легендами и травамиЗарос, как брошенная лира,Мой город, осиянный славами,Непобежденная Пальмира!
«Этот год нас омыл, как седьмая щелочь…»
Этот год нас омыл, как седьмая щелочь,О которой мы, помнишь, когда-то читали?Оттого нас и радует каждая мелочь,Оттого и моложе как будто бы стали.
Научились ценить все, что буднями было:Этой лампы рабочей лимит и отраду,Эту горку углей, что в печи не остыла,Этот ломтик нечаянного шоколаду.
Дни «тревог», отвоеванные у смерти,Телефонный звонок — целы ль стекла? Жива ли?Из Елабуги твой самодельный конвертик,—Этих радостей прежде мы не замечали.
Будет время, мы станем опять богаче,И разборчивей станем и прихотливей,И на многое будем смотреть иначе,Но не будем, наверно не будем счастливей!
Ведь его не понять, это счастье, не взвесить!Почему оно бодрствует с нами в тревогах?Почему ему любо цвести и кудеситьПод ногами у смерти, на взрытых дорогах?
«По радио дали тревоги отбой…»
По радио дали тревоги отбой.Пропел о покое знакомый гобой.Окно раскрываю, и ветер влетает,И музыка с ветром. И я узнаю
Тебя, многострунную бурю твою,Чайковского стон лебединый, Шестая, —По-русски простая, по-русски святая,Как родины голос, не смолкший в бою!
«Непредвиденный случай…»
