Сказки русских писателей. Том 7 - авторов Коллектив
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отвечает ей средний — Фомка:
— Вас, мышей, кот ест, не пойдем к мышам.
Приходит рыжий бык; рогатую голову в окно всунул и говорит:
— И я без порток хожу, идите жить со мной.
— Тебя, бык, сеном кормят — разве это еда? Не пойдем к тебе жить, — отвечает младший — Лешка.
Сидят они трое, Лешка, Фомка и Нил, кулаками трут глаза и ревут. А порточки соскочили с гвоздика и сказали с поклоном:
— Нам, трухлявым, с такими привередниками водиться не приходится, — да шмыг в сени, а из сеней за ворота, а из ворот на гумно, да через речку — поминай как звали.
Покаялись тогда Лешка, Фомка и Нил, стали прощенья у таракана, у мыша да у быка просить.
Бык простил, дал им старый хвост — мух отгонять.
Мышь простила, сахару принесла — ребятишкам давать, чтоб не очень больно хворостиной стегали. А черный таракан долго не прощал, потом все-таки отмяк и научил тараканьей мудрости:
— Хоть они и трухлявые, а все-таки порточки.
Муравей
ползет муравей, волокет соломину.
А ползти муравью через грязь, топь за мохнатые кочки; где вброд, где соломинку с края на край переметнет да по ней и переберется.
Устал муравей, на ногах грязища — пудовики, усы измочил. А над болотом туман стелется, густой, непролазный — зги не видно.
Сбился муравей с дороги и стал из стороны в сторону метаться — светляка искать…
— Светлячок, светлячок, зажги фонарик.
А светляку самому впору ложись — помирай, — ног-то нет, на брюхе ползти не спорно.
— Не поспею я за тобой, — охает светлячок, — мне бы в колокольчик залезть, ты уж без меня обойдись.
Нашел колокольчик, заполз в него светлячок, зажег фонарик, колокольчик просвечивает, светлячок очень доволен.
Рассердился муравей, стал у колокольчика стебель грызть.
А светлячок перегнулся через край, посмотрел и принялся звонить в колокольчик.
И сбежались на звон да на свет звери: жуки водяные, ужишки, комары да мышки, бабочки-полуношницы. Повели топить муравья в непролазные грязи.
Муравей плачет, упрашивает:
— Не топите меня, я вам муравьиного вина дам.
— Ладно.
Достали звери сухой лист, нацедил муравей туда вина; пьют звери, похваливают.
Охмелели, вприсядку пустились.
А муравей — бежать.
Подняли звери пискотню, шум да звон и разбудили старую летучую мышь. Спала она под балконной крышей, кверху ногами. Вытянула ухо, сорвалась, нырнула из темени к светлому колокольчику, прикрыла зверей крыльями да всех и съела.
Вот что случилось темною ночью, после дождя, в топучих болотах, посреди клумбы, около балкона.
Петушки
а избушке бабы-яги, на деревянной ставне, вырезаны девять петушков. Красные головки, крылышки золотые.
Настанет ночь, проснутся в лесу древяницы и кикиморы [17], примутся ухать да возиться, и захочется петушкам тоже ноги поразмять.
Соскочат со ставни в сырую траву, нагнут шейки и забегают. Щиплют траву, дикие ягоды. Леший попадется, и лешего за пятку ущипнут.
Шорох, беготня по лесу.
А на заре вихрем примчится баба-яга на ступе с трещиной и крикнет петушкам:
— На место, бездельники!
Не смеют ослушаться петушки и, хоть не хочется, — прыгают в ставню и делаются деревянными, как были.
Но раз на заре не явилась баба-яга — ступа дорогой в болоте завязла.
Радехоньки петушки; побежали на чистую кулижку, взлетели на сосну. Взлетели и ахнули.
Дивное диво! Алой полосой над лесом горит небо, разгорается; бегает ветер по листикам; садится роса.
А красная полоса разливается, яснеет. И вот выкатило огненное солнце.
В лесу светло, птицы поют, и шумят, шумят листья на деревах.
У петушков дух захватило. Хлопнули они золотыми крылышками и запели — кукареку! С радости.
А потом полетели за дремучий лес на чистое поле, подальше от бабы-яги.
И с тех пор на заре просыпаются петушки и кукуречут:
— Кукуреку, пропала баба-яга, солнце идет!
Мерин
ил у старика на дворе сивый мерин, хороший, толстый, губа нижняя лопатой, а хвост лучше и не надо, как труба, во всей деревне такого хвоста не было.
Не наглядится старик на сивого, все похваливает. Раз ночью пронюхал мерин, что овес на гумне молотили, пошел туда, и напали на мерина десять волков, поймали, хвост ему отъели, — мерин брыкался, брыкался, отбрыкался, ускакал домой без хвоста.
Увидел старик поутру мерина куцего и загоревал — без хвоста все равно что без головы — глядеть противно. Что делать?
Подумал старик да мочальный хвост мерину и пришил.
А мерин — вороват, опять ночью на гумно за овсом полез.
Десять волков тут как тут; опять поймали мерина, ухватили за мочальный хвост, оторвали, жрут и давятся — не лезет мочала в горло волчье.
А мерин отбрыкался, к старику ускакал и кричит:
— Беги на гумно скорей, волки мочалкой давятся.
Ухватил старик кол, побежал.
Глядит — на току [18]десять серых волков сидят и кашляют.
Старик — колом, мерин — копытом и приударили на волков.
Взвыли серые, прощенья стали просить.
— Хорошо, — говорит старик, — прощу, пришейте только мерину хвост.
Взвыли еще раз волки и пришили.
На другой день вышел старик из избы, дай, думает, на сивого посмотрю; глянул, а хвост у мерина крючком — волчий.
Ахнул старик, да поздно: на заборе ребятишки сидят, покатываются, гогочут.
— Дедка-то — лошадям волчьи хвосты выращивает.
И прозвали с тех пор старика — хвостырь.
Куриный бог
ужик пахал и сошником выворотил круглый камень, посреди камня дыра.
— Эге, — сказал мужик, — да это куриный бог.
Принес его домой и говорит хозяйке:
— Я куриного бога нашел, повесь его в курятнике, куры целее будут.
Баба послушалась и повесила за мочалку камень в курятнике, около насеста.
Пришли куры ночевать, камень увидели, поклонились все сразу и закудахтали:
— Батюшка Перун, охрани нас молотом твоим, камнем грозовым от ночи, от немочи, от росы, от лисиной слезы.
Покудахтали, белой перепонкой глаза закрыли и заснули.
Ночью в курятник вошла куриная слепота, хочет измором кур взять.
Камень раскачался и стукнул куриную слепоту, — на месте осталась.
За куриной слепотой следом вползла лиса, сама, от притворства, слезы точит, приловчилась петуха за шейку схватить, — ударил камень лису по носу, покатилась лиса кверху лапками.
К утру налетела черная гроза, трещит гром, полыхают молнии — вот-вот ударят в курятник.
А камень на мочалке как хватит по насесту, попадали куры, разбежались спросонок кто куда.
Молния пала в курятник, да никого не ушибла — никого там и не было.
Утром мужик да баба заглянули в курятник и подивились:
— Вот так куриный бог — куры-то целехоньки.
Картина
ахотела свинья ландшафт писать. Подошла к забору, в грязи обвалялась, потерлась потом грязным боком о забор — картина и готова.
Свинья отошла, прищурилась и хрюкнула.
Тут скворец подскочил, попрыгал, попикал и говорит:
— Плохо, скучно!
— Как? — сказала свинья и насупилась — прогнала скворца.
Пришли индюшки, шейками покивали, сказали:
— Так мило, так мило!
А индюк; шаркнул крыльями, надулся, даже покраснел и гаркнул:
— Какое великое произведение!..
Прибежал тощий пес, обнюхал картину, сказал:
— Недурно, с чувством, продолжайте, — и поднял заднюю ногу.
Но свинья и глядеть не захотела. Лежала свинья на боку, слушала похвалы и похрюкивала.
В это время пришел маляр, пхнул ногой свинью и стал забор красной краской мазать.
Завизжала свинья, на скотный двор побежала:
— Пропала моя картина, замазал ее маляр краской… Я не переживу горя!..
— Варвары… варвары… — закурлыкал голубь.
Все на скотном дворе охали, ахали, утешали свинью, а старый бык сказал:
— Врет она… переживет.
Маша и мышки
пи, Маша, — говорит нянюшка, — глаза во сне не открывай, а то на глаза кот прыгнет.
— Какой кот?
— Черный, с когтями.
