Арабская авантюра - Талбот Мэнди

— Ну, если вопрос стоит так… — Тикнор уже колебался.

— И как раз ваш стиль. Никто не узнает. Никаких букетов. Никаких торжественных речей на обеде в вашу честь — когда их произносишь, всегда язык заплетается.

— Берешься за это дело, Мэйбл? — спросил Тикнор, пристально глядя на жену через стол.

— Ну конечно!

— Хорошо, девочка. Только скорей возвращайся… — он опять сурово поглядел на Грима, затем на меня, прямо в глаза, и на Джереми.

— Поручаю ее вам. И если не вернете мне ее живой и здоровой, вам не жить. Ясно?

— Яснее некуда! — произнес Джереми. — Бьюсь об заклад, док… Минутку, парни. Мои прииски в Абу Кеме… Я согласился передать их Фейсалу на любых условиях, на каких удастся договориться. Если дело выгорит, Джим и Рэмми со мной в доле, так? Слушайте, пусть док и Мэйбл получат половину всего, что принесет наша доля.

На то, чтобы уладить этот вопрос, ушло примерно столько времени, сколько ожидалось.

Доктор с Мэйбл пытались отбиваться. Но проще подарить журавля в небе, чем синицу, которую держишь в руке, — я, конечно, говорю о людях, которые твердо стоят на ногах. Дарующий не слишком много теряет, а гордость принимающего не уязвлена, и все довольны.

Мне столько раз давали процент от призрачных Эльдорадо, что я мог бы оклеить соответствующими бумагами стену или, скажем, приличных размеров ванную. Не исключено, что в один прекрасный день я так и поступлю, если где-нибудь осяду. Но единственный дар такого рода, который принес мне что-то, помимо красивой бумажки в позолоченной рамке, — это золотые прииски Джереми. Заметьте, в биржевых списках они не упоминаются.

Была почти полночь, когда мы все решили, но до утреннего поезда у нас еще оставалась уйма дел. В частности, Гриму предстояло склеить из бумаги конверт, который в темноте смотрелся достаточно похоже на письмо Фейсала. Потом с конвертом в руках Грим вышел на улицу, а Нарайян Сингх следовал за ним в тени, держась в пределах слышимости. Мы с Джереми не упускали из виду Нарайяна Сингха, ибо не исключалось, что Юсуф Дакмар собрал шайку, чтобы подстеречь любого, кто выйдет из дома.

Кажется, в ту ночь ему с лихвой хватало бестолковых сообщников. Грим не прошел и пятидесяти шагов, держась посередине дороги, когда за ним, крадучись, последовала одинокая тень — весьма осторожно: хотя им то и дело приходилось пересекать круги света под уличными фонарями, ни я, ни Джереми так и не узнали, кто это был. Нарайян Сингх получил приказ ничего не предпринимать, только охранять Грима в случае нападения, ибо Грим счел, что благоразумней оставить Юсуфа Дакмара на свободе, нежели вызвать развязку, арестовав его. Грим располагал именами большинства местных заговорщиков, и если бы предводителя схватили слишком рано, его не менее опасные подчиненные могли разбежаться и уйти от наказания.

За Яффскими воротами, в темном переулке близ гранд-отеля, обычно в любой час ночи стоят два-три кэба, готовые подвезти припозднившихся христианских джентльменов, которые смотрят на вино, когда оно краснеет… или приобретает какой-нибудь другой цвет. Сейчас кэбов было три, и Грим уселся в первый попавшийся, беспечно помахав конвертом под фонарем. Юсуф Дакмар взял второй экипаж и велел вознице следовать за Гримом. Нам, естественно, достался последний, и мы впихнулись втроем на заднее сиденье, чтобы следить за экипажами впереди. Но едва мы выехали из городских ворот, Юсуф Дакмар оглянулся и, заподозрив неладное, велел вознице нас пропустить. Остановись немедленно, мы бы позорно прокололись, так что оставалось только прикрыть лица, проезжая мимо. Затем мы посадили Джереми на переднее место, поскольку он выглядел как араб, и узнать его было труднее всего. Юсуф Дакмар следовал за нами на солидном расстоянии, и по мере того, как тощие лошади медленно взбирались на Масличную гору, где находилась штаб-квартира, расстояние между кэбами росло. К тому времени, когда мы поравнялись с постом охраны и ответили на оклик часового-сикха, впереди было не разглядеть даже тени Грима, и лишь порой сзади доносился цокот копыт, который указывал, что Юсуф Дакмар все еще едет следом.

Глава 6.

«ЗНАКОМЫЙ ВРАГ ЛУЧШЕ…»

Этой ночью Юсуф Дакмар показал нам удаль. Возможно, это отчаяние лишило его благоразумия. Не исключено, что он вообще отличался необычайной дерзостью и при этом отлично соображал. Но нам было бы легче добраться следом за Данте в долину смерти, чем до психоаналитических орудий, с помощью которых мы смогли бы расколоть его. Я могу сказать, что он сделал, но понятия не имею, почему.

Большой хоспис, который немцы выстроили на вершине Масличной горы во славу своего кайзера, стоял, точно тень среди теней, внутри двора, окруженный весьма высокой стеной. Столь же внушительного вида охрана во главе с индийским офицером находилась в караулке у арки главных ворот, откуда нас окликнул часовой. Один часовой стоял у подножия лестницы под портиком у главного входа, и еще один вооруженный страж обходил территорию. Однако оставалась пара дверей, запертых, но не совершенно недоступных: за ними часовой мог наблюдать, лишь двигаясь в их сторону. У любого достаточно ловкого малого имелось по меньшей мере пять минут, в течение которых он мог бы проскочить за спиной бдительного стража в любые из двух ворот, ведущих к местопребыванию начальства.

Одинокий огонек в окне верхнего этажа наводил на мысль, что ночной дежурный бодрствует, но крики сов и вздохи ветра в кустарнике делали штаб больше похожим на заброшенный старинный замок, нежели на череп, вмещающий мозг Администрации.

Мы слышали, как Юсуф Дакмар остановил экипаж в двухстах ярдах от нас. Возница развернул лошадей и направился обратно в Иерусалим. Он не призывал Аллаха в свидетели того, что ему следует получить вдвое больше. Он не нахлестывал в ярости лошадей. Посему мы предположили, что он не получил платы, а значит, Юсуф Дакмар уехал, удостоверившись, что письмо Фейсала добралось до штаба. Он явно не утруждал себя работой мысли. Подобного рода небрежно брошенный взгляд стоил жизни тысячам добрых людей. Умозаключение, типичное для четырех утра; ум, как и храбрость, в эту пору нуждается в понукании десятника, старшего сержанта или боцмана, смотря по обстоятельствам.

Часовой отворил ворота, пропуская нас, после того как перекинулся парой слов с Нарайяном Сингхом, а человек, опиравшийся о штык под портиком в конце проезда, и вовсе ни о чем не стал нас спрашивать. Полагаю, он решил, что мы важные птицы, раз мы до него добрались. С тех пор я верю всем россказням о шпионах, которые проходят всюду, не зная ни пароля, ни отклика, в разгар боевых действий. Ибо мы трое — состоящий на службе сикх, австралиец, переодетый арабом, и американец в гражданской одежде — пришли без доклада и досмотра в здание, где хранились все секреты Ближнего Востока.