Кольца Джудекки - Вера Огнева

- Дюжину принесли. Да двое сами доковыляли. Как видите, у всех обычные раны от присосок. Одного змееголов кусил несильно. А вот этих двоих, - Гаврила Петрович указал на трупы, - никто уже не спасет. Нерадивый помощник мне достался! Ох, нерадивый! Не слушая моих указаний, смазал их раны жиром капоглава.

- Как!? - охнул бас.

- Говорил я ему, - напевно, продолжал лейб-медик, - мажь вокруг. Но зело упрям.

Всяко норовит, сделать по-своему. Теперь мертвы други наши, исправлявшие вину на очистных работах.

Горимысл, кликнув факельщика, пошел смотреть.

- Да, дела! А ты чего скажешь, Илюшка?

- Так велел старший лекарь, - коротко и зло отозвался Донкович.

- Я говорил, вокруг мазать! Вокруг! - опечалился Гаврила Петрович.

- Врет, - рявкнул Илья.

Горимысл осматривал пострадавших. Гавриил Петрович скорбно стоял рядом, сложив руки на животе. Илье светило, в следующую очистку идти на свидание к монстрице.

- Ну, эти двое и так бы преставились, - заключил Горимысл свой осмотр.

Окружающие не спорили. На лице Гаврилы Петровича отразилось глубокое сожаление.

Сегодня комиссия обошлась без Хвостова. Тот бы…

- Как же, как же. А может, Бог дал, и выжили бы, - зачастил лекарь скороговоркой, спасая интригу от развала.

- Что!!! - взревел бас.

- Ой! - медикус прикрыл рот ладошкой и присел даже. - Не подумал. По привычке вырвалось! Больше не п-п-овторится.

- Смотри, еще раз услышу, под трибунал пойдешь! - от басовитого напора дрожали стены.

Похоже, упоминание Высших Сил и спасло Илью от скорого наказания.

На спрос позвали Егорку. Тот, разумеется, подтвердил, что новый медикус по самодурству людей извел. Другого и не ждали.

- Сколько ден ты тут? - спросил Горимысл Илью.

- Три недели.

- Седьмицы?

- Да.

- Твое везение! - И, к лейб-коновалу: - Что же ты, учитель нерадивый, не обсказал за те дни ученику про лекарства твои да про яды?

- Говорил, Горимысл Васильевич, говорил. Каженный день твердил. И про травы и про декохты, и про мази. Про ту, что в корчаге, особо пояснял. Не слушает. Все норовит по-своему сладить. Взялся без дозволения увечья лечить. Едва потом человека отходили.

- Кого? Обзови.

- Запамятовал. Егорка, не помнишь?

- Неа. Ушел тот парень и сгинул. Убег, от нового медикуса спасаясь.

- Правду речет сирота, - опять сбился на блеяние Гаврила.

- А ты что скажешь в свое очищение, Илюшка Николаев сын Донков?

Мураш не ошибся: Горимысл был памятлив, умен и не склонен к поспешным решениям.

- Коллега, вероятно, вспомнил больного по имени Руслан. - Илья успел несколько успокоиться. Руки уже не так чесались, свернуть лейб-душегубу шею.

- Из татаровей? - мимоходом спросил Горимысл.

- Не знаю. Не спрашивал.

- Много иноплеменных прозвищ у нас в слободе. Ладно. Говори дальше.

- Так складывать кости, как делает ваш медикус нельзя, - Илья начал с самого на его взгляд важного. - Кости сначала надо вправлять, только потом одевать лубки.

Иначе человек останется калекой.

- Говорил я тебе! - взревел бас на медикуса. - Продолжай, Илюшка.

- Тот парень полностью поправился. Если его разыскать, думаю, он подтвердит. Да и сами все увидите.

- Где ж его сыщешь? - плаксиво запричитал Гаврила Петрович, - Бежал больной от дохтура сего страхолюдного, только пятки сверкали.

- Бежал?

- Улепетывал.

- Значит, ногу ему правильно твой помощник сложил, - неожиданно припечатал Горимысл.

Гавриле Петровичу осталось, прикусить язык.

- Приговариваю: Илюшку из лекарни забрать. Друг дружку потравите - ладно. Людей последних ведь изведете. Знамо, медикус за свою правоту ни здорового, ни больного не пожалеет. Ни старого, ни…

Малого, - закончил про себя Илья. И домыслил фразу: по тому что не было детей в благословенном городе Дите. Отсутствовали. Если и проявлялись, исчезали тотчас.

А свои? Женщины не родют, - поведал, забежавший в гости Мураш. И дальше на расспросы любопытного проявленца отвечать не стал. Не знает в чем дело, или не велено говорить? Разносить, так сказать, вредные слухи? Низь-зь-зья!

Все как дома. Там тоже долго было низь-зья. А когда стало зя, голодный желудок и больная совесть заставляли пахать, а не заниматься трепом. Общественную нишу заняли те, кто или имел много денег, - они покупали телеканалы и вещали на миллионную аудиторию - или много свободного времени для брехливых выступлений на митингах.

Навалилась каменная усталость. Илья стоял, глядя в одну точку, и тупо мыслил: жизнь в городе Дите и не жизнь вовсе. Сбил его тогда пьяный грузовик. И попал таки грешный доктор в Ад, где нудно, пыльно, волгло, муторно… и вечно. Однако вон же - умирают. Ну, это те, кому особо повезло.

- Очнись, Илюшка, - прогремело над ухом. - Ступай за мной.

А на улице, когда выбрались из влажной духоты:

- Пондравился ты мне. Будешь при комиссии сидеть, хвори определять.

Душа, ловившего каждое слово лейб-медикуса, явственно поползла в пятки, по пути освобождая от себя организм. Личико на глазах сморщилось, будто шарик сдули.

Руки повисли. А там и весь он отстал.

В гору поднимались неспешно. Впереди, естественно, Горимысл. За ним - свита, в хвосте которой терялся Илья. Он быстро устал. Стало жарко. Пришлось снять куртку и нести в руках. Тошнило. Мысли объявлялись отрывочные и не вполне логически безупречные. Пондравился? - это как? Это что? Горимысл свет Васильевич, так, укрепляет свои позиции против Хвостова? Или честно болеет за дело? Правдоподобно и от того опаска пробирает. Видели, знаем, плавали. Как выручил-поднял проявленца, так и скормит его при случае. Не жалко. Кто Горимысл и кто Илья? А если "пондравился" и есть главный аргумент, от которого все танцуется в городе Дите?

Ну, попросят тебя: присмотри за Хвостовым: что сказал, что сделал; компромата накопать… Какая же, хрень в голову лезет! Это - инхфекция, не иначе. Должно, от лейб-коновала заразился - подлючесть кудрявая, передается при словесном контакте, распространяется на не привитых. Привитые переносят в легкой форме, исключительно молча.

Так, о чем я думаю? О человеческих ценностях? Браво! Тащусь в мэрию города Дита, находящегося, согласно описаниям где-то в шестом круге Ада, и размышляю о подлости. Вы, г-н Донкович, рехнувшись? Или все же не Ад? Значит - выжить!

Зубами прогрызть дорогу назад. А если придется - по трупам?

Илья остановился. Комиссия уходила. Следовало отдышаться. Предыдущая мысль канула.

Он не стал ее догонять. Не захотел?

Или время не пришло?

Мэрия располагалась в здании из трех этажей - поверхов - как отрекомендовал Гороимысл. Против опасения, что тотчас потянут на в присутствие, новому эксперту показали его комнату. Казематик с узким оконцем под потолком даже умилил. Три недели в людной палате под стоны увечных и храп Гаврилы научили ценить одиночество.