Последний козырь - Рэймонд Хоуки

Кабинет Макэлроя был светлым, чистым и просторным, со столом для заседаний и шестью креслами вокруг него. У противоположной стены находился длинный диван. Лаборатории просто поражали. Еще никогда он не видел такого прекрасного собрания первоклассного оборудования и приборов. Обходя комнату за комнатой, Макэлрой не мог нарадоваться.

Закончив обход владений, он, очень довольный, вернулся в кабинет и стал ждать появления своих новых сотрудников. Через три минуты Каванаг, Джонсон и Кохальский вошли в лабораторию.

Без десяти девять появилась Мэри Андерсон, бледная, запыхавшаяся и извиняющаяся. Она настолько крепко спала, что едва не опоздала к началу рабочего дня.

Обмениваясь впечатлениями от лаборатории и вспоминая вчерашнее заседание, все направились в кабинет Макэлроя.

— Ну-с, — сказал Макэлрой, садясь за стол, снимая наручные часы и устанавливая их на браслете перед собой, — приступим? — И он включил магнитофон. — Прежде чем мы начнем соображать, какими сделать наших космических пришельцев, нужно решить, какую форму мы выбираем. Согласно требованиям Нейдельмана они должны быть сверхинтеллектуальными или по крайней мере казаться такими, и должны быть основаны на углероде.

— В качестве основного фактора я хотел бы предложить кристаллическую организацию… — начал излагать свое мнение доктор Каванаг.

Более двух часов они пробовали одну идею за другой, взвешивали, отбрасывали, сомневались, но каждому было ясно, что все это не то. Необходимо было что-то оригинальное и неожиданное, но оно никак не приходило. Наконец Мэри в изнеможении откинулась на стуле, потирая виски, и спросила:

— Макэлрой, найдется у вас чашечка тривиального кофе?

Макэлрой вышел и через несколько минут вернулся, неся на подносе пять дымящихся чашек и вазочку с печеньем.

Выпив кофе, ученые снова приступили к обсуждению.

— Мне сейчас пришла идея, — задумчиво сказал Макэлрой. — Никто ведь не требует, чтобы наше создание разгуливало по Лос-Анджелесу, не так ли? Нам нужно сделать, чтобы это было как будто! Как в цирке! Распилить женщину, не пиля ее! Поняли? Что отличает человека от всех других форм жизни?

— Размер мозга, — быстро ответил Каванаг.

— Интеллект? — спросил Кохальский.

— Догадываетесь, что Пит имеет в виду? Интеллект не определяется одним только размером мозга. Если бы это было так, то не мы, а киты охотились бы за нами. По соотношению веса мозга с весом тела человек уступает даже мыши. Суть в том, что гомо сапиенс имеет крайне развитую кору головного мозга. Значит, нужен большой мозг с невероятно богатой межклеточной коммуникационной системой! Мы с вами хлопочем по поводу всяких внутренних органов, скелета и так далее. К черту их! Я предлагаю следующее: после взрыва должно остаться мозговое вещество с какими-то рудиментами защитной оболочки, не обязательно черепа, и жизнеобеспечивающей системы. А? Чем не идеальный космонавт?

— Точно! — загорелся Кохальский. — И назовем его «цереброид», то есть «похожий на мозг»!

— Погодите, я не совсем ухватил, — взмолился Каванаг. — Вы по порядку.

— По-моему, — вступил в разговор Джонсон, — Пол предлагает, чтобы мы, воспользовавшись идеей пересадки клетки, о которой уже говорили, получили мутанта с ненормально большими и крайне развитыми полушариями. Тогда мы извлекаем мозг из мутанта и переносим его в механическое тело. Так?

— Не совсем, — возразил Макэлрой. — Я даже думаю, что мы можем пойти и дальше. Нет смысла выращивать какое-то создание, а потом извлекать мозг. Более эффективным будет, если мы возьмем мозговой зародыш, что даст нам исходный материал — массу незрелых мозговых клеток, которые мы затем сможем культивировать по трехразмерной матрице.

Каванаг задумчиво почесал затылок.

— Задача в том, чтобы те, кто будет расследовать взрыв, смогли определить ткань как мозговую. Ведь цереброиды будут взорваны вместе с кораблем, и надо найти способ защитить их хотя бы от того, чтобы они не изжарились.

— Ну, это уже забота доктора Бенедикта, — возразил Джонсон. — Можно поместить в корабль баллон с жидким водородом, который взорвется вместе с ним. Тогда остатки цереброидов будут мгновенно заморожены и, оттаяв потом, явятся прекрасными образцами для гистологического исследования.

— Важно, что исследователи найдут в обломках только мозговые клетки. Вот уж поломают они головы. — Макэлрой встал и снял пиджак со спинки стула. — Но это еще не все. Остается эта чертова проблема, которую необходимо решить, прежде чем мы перейдем к лабораторной работе. Нужно доказать тем, кто будет в них копаться, что цереброиды НЕ СДЕЛАНЫ ЧЕЛОВЕКОМ!..

Все устали, и, когда в половине двенадцатого появился Макэлрой, Каванаг и Кохальский уже уходили, Мэри решила остаться и составить компанию руководителю группы.

— Как подвигается дело? — спросила она, когда они остались одни.

— Хуже некуда. — Макэлрой пожал плечами. Смяв пустую пачку из-под сигарет, он открыл новую и протянул ее Мэри. Она отрицательно покачала головой.

— Вы всегда так много курите, Пол? — мягко спросила она. Неужели прошло всего пятнадцать дней с тех пор, как они начали вместе работать? А кажется, что пятнадцать месяцев. Огромность поставленной задачи, их изоляция от остальных, не говоря уже обо всем мире, находившемся за стенами форта, риск, которому они подвергались, работая над «Последним козырем», создавали чувство единства, немыслимого в обычной ситуации.

— А вы не хотели бы поговорить со мной? — спросила Мэри.

— О том, что я слишком много курю? — улыбнулся Макэлрой.

— Да нет же, конечно. О том, что Нейдельман называет «фактором, не имеющим решения». Ведь именно он беспокоит вас, не так ли?

— Все дело в том, что и говорить практически не о чем.

Мэри протянула руку и взяла сигарету.

— Ну и ну, а я было действительно поверил, что вы не курите.

— Только в кризисных ситуациях.

— Я думал, что только у меня одного такое. Что же беспокоит вас?

— То, что к концу недели мы не так уж далеко продвинулись.

— И все потому, что я не могу дать вам этого чертового фактора!

Мэри вдруг показалось, что он похудел и осунулся. Она вдруг испытала чувство обиды за него, такое же, какое почувствовала, когда узнала в первый раз, что от них требуется, но сейчас, к ее удивлению, к этому прибавилось еще и ощущение материнской заботы о нем. Ее даже заинтересовало, имеет ли это ощущение какую-либо связь с тем, что цереброиды должны были развиться из клеток, взятых у нее и у Макэлроя.

— Послушайте, Пол! — сказала она. — «Фактор, не имеющий решения» нонсенс. И вам это известно, ведь так? Как же можно доказать, — она презрительно подчеркнула последнее слово, — что цереброиды не сделаны человеком, если они будут сделаны им! Мне кажется, нужно пойти к Нейдельману и сказать, что все было здорово задумано, но из этого ничего не получится.