Прикосновенье - Константин Ваншенкин

ДОМ

Не четыре стены,А над ними крыша,Дому нету цены,Шпре он и выше.

Не диван, не кровать,Не обоев краски.Нужно дом начинатьС верности и ласки.

Если в нем скопидом —Это просто зданье,Это вовсе не дом,А одно названье.

Это тоже не дом,Если там, к примеру,Нас едят поедом,В нас теряют веру.

Что ты сделаешь тут?Скверная примета!Если дома не ждут,Право, дом ли это?

Но своим чередомК нам приходит чудо.И у вас будет дом,Если нет покуда.

Голубая звездаВ мировом пространстве.Возвращаюсь тудаИз далеких странствий.

МЛАДЕНЕЦ

Итак, отчасти подытожим:Стучала по окну капель.А рядом с их семейным ложемБыла младенца колыбель.

Он спал, закутан в одеяло,Беззвучно, как ему дано.И это что-то добавлялоК их ночи, длящейся давно.

СНЕГ

У постели сапожокСбросил хромовый со шпорой.А по улице снежокСамый первый лег за шторой.

Тщится голая земля,Словно томная молодка,Простыню, кого-то зля,Натянуть до подбородка.

«Была природа холодна…»

Была природа холодна,На зелень раннюю гляделаИ вдруг, с какого-то предела,Теряла голову она.

Мужчина сдержанней в любви,Чем женщина, и лишь в началеВы это сами отмечали —Есть холодность в ее крови.

МОЛОДЫЕ

Они гнездо свое лепили,Усердно строили жилье,Но главным образом любили —Она его, а он ее.

В бараке жили, а не в храмеИ привыкали к мелочам,Порою ссорясь вечерамиII примиряясь по ночам.

ЗИМНЯЯ НОЧЬ

В своей тяжелой снежной шубеСпит городок, глаза прикрыв,Когда внезапно в старом клубеСеанс кончается, как взрыв.

Ночной покой мгновенно взломан:Вот песня громкая слышна.Свистят мальчишки. Говор, гомон…И снова в мире тишина.

Дорога — улочкою гладкой,Сиянье близкого лица.И бесконечное, с оглядкой,Прощанье около крыльца.

И разговор чудной, неточный,Где столько важных пустяков.И дух, дурманящий, цветочный,Дешевых девичьих духов.

Ведь каждый знал минуту эту,Когда прошел уже народ,Когда на свете слаще нетуЧем целоваться у ворот.

И по морозцу, по морозцу,Такою звонкою зимой,Куря небрежно папироску,Спешить под звездами домой.

Идти, с оградки снег сшибая,Припоминать обрывки фраз.А тень молочно-голубаяТебя длиннее в десять раз.

Шагать и знать, что жизнь в избытке,Что ты счастливый человек.Остановиться у калиткиИ папироску бросить в снег.

И, наслаждаясь ночью хрупкой,Еще немного погодить,Ключи нашарить под приступкой,Войти и мать не разбудить.

СТЮАРДЕССЫ

Взмывают корабли из Праги, из Одессы,Из Внукова у нас всплывают в высоту.Проходят по ковру меж кресел стюардессы,От легких их шагов уютно на борту.

Они приносят вам газеты и журналы,Прозрачный целлофан для «вечного пера».А под крылом уже — бездонные провалы,Где бликов и теней извечная игра.

Вы, стюардессы, мне порою даже снитесь.Гроза! А я лечу, и страха в сердце нет.Вы говорите мне: «Вниманье! Пристегнитесь!»Я смутно улыбаюсь вам в ответ.

Лечу. Ведь я бывал в полетах очень многих.Я видел стюардесс и их воздушный труд.Кого сюда берут? Глазастых, длинноногих,Отважных, молодых и женственных берут.

Тут соль не в красоте, а в радостной догадке:«Коль женщина вблизи — все правильно идетII мы глядим бодрей и верим: все в порядке, —Будь то блиндаж, окоп иль просто самолет.Да, это нам не раз удваивало силы,Мы множество и впредь свершим еще чудес!..Когда ревут во тьме Ту, Аны или Илы,Простят пилоты мне, я вижу стюардесс.

Все дальше от земли поет стальная птица.А пассажирам что! — летят своим путем.Но мужество тут есть — хотя бы и частица, —И женщина сама присутствует при нем.

СОЛИСТКИ РАДИО

Солистки радио поютДевическими голосами,Хотя немолодые сами.Но возраст не помеха тут.

Звучит их пенье над водой.А вот их жизнь для нас незрима.Не нужно им румян и грима,А только голос молодой.

Но тем сложнее эта роль.И в студии, у микрофона,В границах найденного тонаОни живут своей игрой.

И, подбоченившись, стоят,Стреляя круглыми глазами,Девическими голосамиПоют, как много лет назад.

Я этим зрелищем согретТаланта вашего и прыти.Надеюсь, вы меня простите,Что разглашаю ваш секрет.

ПЕВИЦА

Вот откинула плечи и стан,Пальцы рук на колене сцепила.И завьюжил в глазах Казахстан,И плеснула холодная сила.

И придворный ее гитарист,Только что говоривший как равный,Понял вдруг — начинается рискРядом с нею, такой своенравной.

Он коснулся струны и другойИ себя перебил перебором.Но молчала она, лишь дугойБровь подняв над опущенным взором.

И запела, чуть двинув плечом,О своей неизбывной печали.Но слова были здесь ни при чемИ другое совсем означали.

«Просторы дождиком завешаны…»

Просторы дождиком завешаны.Согрей воды, младенца вымой.Ребенок от любимой женщиныМилее, чем от нелюбимой.

Нет, утверждение неправильно.Наоборот бывает тоже.И нежность лишь к нему направлена,И только он всего дороже.

А мать его почти неведома,Глядит с надеждой, тихим взором.Но здесь малыш — и лишь поэтомуОтец и занят разговором.

УЧИТЕЛЬНИЦА

Сколько было шумных разговоровО глазах ее и о косе.Словом, в классе, в зале, в коридорахВлюблены в учительницу все.

О, какое счастье на урокеСкромно подойти к ее столу,Отчеканить пушкинские строкиИ себе услышать похвалу.

Нравится все больше с каждым разом,Вносит что-то новое, свое.И грустит, и радуется с классом.Класс уже немыслим без нее.

Вот звонок разносится знакомо,Вот внизу ей подали пальто.Как живет учительница дома,В классе не задумался никто.

Из нее не делая загадки,Про ее не ведая житье,Только проверяющей тетрадкиПредставляют школьники ее.

В ВАГОНЕ

Не прочитала книги ни одной,Не одолела никакой науки.Душа ее спала, как в летний зной,Не испытав ни радости, ни муки.

Но как сама смотрела свысокаВ вагоне на сидящего поодальСмешливого чудного старика,Рассказом разгоняющего одурь.

Так дети малые на карлика глядят,Поражены его лицом и ростом,Испуганно в него вперяя взглядС наивно изумленным превосходством.

ОСЕННИМ ДНЕМ