Под сенью Святого Павла: деловой мир Лондона XIV — XVI вв. - Лариса Чернова

Безусловно, прямой аналогии между лондонскими олдерменами XIV–XVI вв. и англосаксонскими сановниками проводить нельзя[48], но отметить определенную терминологическую преемственность, отражающую восприятие олдерменов как высших городских официалов, необходимо.

По мнению Л.П. Репиной, уже с конца IX в., когда социально-политическое значение Лондона резко возрастает, горожане в лице своих выборных представителей — олдерменов нередко вели переговоры с англосаксонскими и датскими претендентами на королевский престол{249}.

К. Бэррон относит появление именно городской должности олдермена Лондона к самому началу XI в.{250}, и с этим можно согласиться, учитывая возросшую экономическую, социальную и политическую роль города. К этому времени он становится значительно богаче и значительнее всех других английских городских центров.

Новый этап в истории Лондона начинается после Нормандского завоевания 1066 г., которое, по образному выражению З.Ю. Метлицкой, провело своеобразную черту между прошлым и будущим в истории Британии{251}. Несмотря на серьезные социально-политические коллизии, сопутствовавшие завоеванию[49], именно в это время его значение как политического и экономического центра становится очевидным. Возможно, это связано и с тем, что Вильгельм Завоеватель, придав коронацией в Вестминстерском аббатстве легитимный статус своему правлению, проявил себя как продолжатель объединительных традиций государственного строительства, имевших место и в старой, англосаксонской Англии{252}. И хотя Вильгельм не упоминает олдерменов в предоставленных жителям города хартиях, известно, что, по меньшей мере, с середины XI в. они возглавляли городские округа (wards) Лондона. И уже в это время выборы этих официалов происходили именно по округам, на которые был разделен город: их главная функция — охрана тех или иных городских ворот{253}.

К моменту завоевания 1066 г. лондонские олдермены выполняли ряд важных функций — организация защиты возглавляемых ими 24-х административных округов и городских ворот, сбор так называемых «датских денег», председательство в судебном собрании своего округа{254}. Финансовые и судебно-административные полномочия олдерменов, как и их обязанности по охране и защите округов, сохранялись на протяжении всего рассматриваемого периода. В первой четверти XV в. олдерменам было предписано «особо заботиться о противопожарной безопасности округов»{255}: как известно, пожары были настоящим бедствием для Лондона.

Первое упоминание об олдерменах в собственно городских документах относится к 1127 г., когда появился некий список, состоявший всего из трех имен: двух, очевидно, чеканщиков и одного священника собора св. Павла{256}. «Служебные книги» Лондона начинают фиксировать имена олдерменов с 1220 г. Сам факт такого рода фиксации позволяет говорить об определенной институализации и консолидации олдер-менской группы. Не случайно некоторые исследователи справедливо полагают, что в XIII в. лондонские олдермены составляли вполне оформившуюся правящую верхушку в городе{257}, притом, что процесс ее конституирования активно шел уже в XII столетии{258}. Хотя, следует признать, что источники сохранили крайне скупые сведения на этот счет. Даже свидетельства об олдерменах XIII в. весьма отрывочны. Вероятно, данное обстоятельство можно объяснить как невысоким в целом уровнем ведения городской документации, так и недостаточной сохранностью архивных материалов этого периода.

Всего перечислены 33 олдермена, многие из которых принадлежали к наиболее известным купеческим семьям XIII в. Это — Уильям и Ральф Хэддл (торговцы вином или суконщики); Джерард и Николас Бат (видимо, торговцы вином); торговцы предметами роскоши Серло ле Мерсер и Ральф Эсви; Ричард Рэйнджер, Роджер и Питер Фиц-Алан (их профессиональная принадлежность не известна); Джон Джизорс (торговец пряностями или вином); суконщики Джон Норман, Адам Бэсинг, Уильям Фиц-Ричард и Томас Фиц-Томас; торговец пряностями Генри Фроуик; ювелир Грегори де Роксли{259}. Обращает на себя внимание присутствие уже среди этих олдерменов нескольких представителей одних и тех же фамилий, очевидно, особо упрочивших свои позиции в городском сообществе.

Оформление олдерменской группы как особой социальной и политико-административной общности именно в XIII в. далеко не случайно и напрямую связано с развитием самого города, его привилегий и институтов, напомним, что уже с XIII в. Лондон обладал полным объемом привилегий, предоставляемых королевской властью. Важнейшими были привилегии, связанные с городским самоуправлением: право иметь своих выборных должностных лиц — мэров, олдерменов, бейлифов, коронеров и пр., а также выборный Городской совет[50]. Однако, выборные должностные лица — мэры и бейлифы городов — обычно утверждались в должности сеньором города, а в королевских городах — королем.

Городское законодательство предъявляло особые, требования к желающим стать олдерменами. Предусматривалось, что претендент на эту должность обязан соответствовать нескольким критериям, характеристика которых поможет точнее определить и полнее представить социальный статус этой категории деловых людей. Во-первых, необходимо было принадлежать к числу полноправных горожан — фрименов, права которых, как мы видели, были весьма значительны. Во-вторых, претендент на должность олдермена обязан был состоять в одной из «Двенадцати Больших ливрейных компаний»: торговцев предметами роскоши, суконщиков, бакалейщиков, ювелиров, меховщиков, торговцев рыбой, готовым платьем, железными изделиями, солью, вином, галантерейщиков, купцов-сукноделов{260}.

Даже беглый взгляд на наши источники позволяет отметить, что почти все олдермены, за редким исключением, принадлежали к этим известным лондонским компаниям. Очевидно, что место олдерменов в городской общине было теснейшим образом связано с их участием в хозяйственной жизни города. В этом нас убеждают архивные материалы, опубликованные А. Бивеном. Их изучение позволило выявить, что в XIV–XVI вв. в городской Совет были избраны 729 олдерменов: 274, 181 и 274 человека соответственно по столетиям. И почти все они входили в состав известнейших «Двенадцати Больших ливрейных компаний» Лондона. В XIV в. среди олдерменов так же значатся: один кожевенных дел мастер (избран в 1319 г.), четыре канатчика, три оружейных мастера и один свечной торговец (избран в 1381 г.){261},[51] В XV в. — по одному седельщику (избран в 1403 г.) и оловянщику (избран в 1451 г.){262}.[52] В XVI в. ни о каких представителях этих, преимущественно ремесленных, компаний речи уже не идет. В основном мы имеем дело с наиболее крупными и значительными лондонскими объединениями, к XV в. выделившимися из большого числа ливрейных компаний, возникших в Лондоне во второй половине XIV столетия. Именно они держали в своих руках городское управление: мэр, шерифы и олдермены обязаны были носить ливрею той компании, членом которой они состояли. За нарушение полагался штраф в пользу муниципалитета Лондона.

Характер и специфику организации ливрейных компаний исследовала М.М. Яброва, показавшая, что они открывали немалые возможности для концентрации купеческого капитала и его проникновения в ремесло и розничную торговлю{263}.

Попытаемся выяснить, какое место в ливрейных компаниях занимали олдермены. Это позволит нам более точно определить их социальный статус. Известно, что ливрейные компании не были однородными ни в имущественном, ни в социальном отношениях. Купеческий капитал подчинил себе массу ремесленников и мелких торговцев, концентрируясь в так называемых «ливреях». Остальные члены компании формировали «йоменри». Соотношение «ливреи» и «йоменри» менялось в зависимости от компании. Ряд исследователей приводит некоторые данные на этот счет. Так, Дж. Анвин подсчитал, что у ювелиров в 1485 г. 56 человек были в составе ливреи, а 73 — вне ее; в компании суконщиков в 1494 г. из 229 человек только 114, т.е. лишь половина, могли носить ливрею{264}. По данным С. Трапп, у бакалейщиков в 1470 г. из 102 человек ливрею носили только 75 членов компании{265}.

Выразительную фразу, свидетельствующую о далеко зашедшем расслоении в некоторых ливрейных компаниях, содержат завещания бакалейщиков Томаса Ноллеса, олдермена 1393–1435 гг., и Джона де Уоллеса, олдермена 1420–1436 гг., и меховщика Генри Бартона, олдермена 1406–1435 гг., которые оставили деньги и имущество «бедным и очень бедным людям» своих компаний{266}. Очевидно, что сами олдермены к этой категории себя не причисляли и в реальной жизни к таковой не принадлежали.