Избранные и прекрасные - Нги Во

За мной с детства водилась дурная привычка глазеть на людей, но на этот раз, думала я, все по-честному: не я начала первой.

– Мы сюда не есть пришли, – наконец выговорила Дэйзи, сжимая и разжимая пальцы на прилавке.

– Да уж знаю, – с издевкой отозвалась женщина. – А могли и просто отнять у меня время, а потом сбежать, ничего не купив. Так что уж посидите чуток.

– Вы же сами не хотите, чтобы мы задерживались здесь дольше, чем необходимо, – вмешалась я лишь слегка дрогнувшим голосом. Еда помогла, но усталость не проходила. Мне хотелось скорее покончить со всем, и женщина зло зыркнула на меня.

– В беду попала не ты, да? Ты похожа на «куколок», а они для этого слишком умны. И приличны.

Я ответила ей пристальным взглядом. Про «куколок» я знала, хоть и не была знакома с ними. Так называли дочерей хозяина прачечной на 19-й улице. Однажды, много лет назад, я видела их, когда миссис Бейкер приезжала по делу к их родителям. Чистенькие и аккуратные, «куколки» были несколькими годами старше меня и, пока наши родители обсуждали стирку, толкали друг друга локтями, перешептывались и разглядывали меня с неприкрытым любопытством. В тот раз их отец спалил утюгом какие-то шторы из ирландского льняного полотна, и больше мы не имели с ними дела. Иногда девчонки из школы называли меня «куколкой Джордан», но это звучало почти необидно.

– Стало быть, ты, – сказала женщина Дэйзи.

– Да, я, – настолько тихим и потерянным голосом Дэйзи при мне еще никогда не говорила. – Умоляю! Отец просто умрет…

Женщина пожала плечами.

– Тридцать пять долларов, – объявила она, и Дэйзи вздрогнула.

– У меня столько не наберется, но…

– А сколько у тебя наберется прямо сейчас? – раздраженно перебила женщина. – Ты что, явилась с пустыми карманами?

– Нет! Нет, я не…

Смутившись, Дэйзи выхватила бумажник, рассыпая билетные корешки, квитанции и засушенные лепестки цветов. Ее пальцы так тряслись, что я в итоге отобрала у нее бумажник и сама достала хрустящие купюры. Долларов набралось не тридцать пять, а тридцать, и женщина философски пожала плечами. Купюры она сунула в тот же карман, что и деньги за еду, и кивнула.

– Ладно. Езжайте домой. Вернетесь в четверг.

– Но я не могу! – запротестовала Дэйзи, и я так же ясно, как если бы смотрела в хрустальный шар, увидела, что она сейчас заявит: у нее очередная вечеринка или увеселительная прогулка, которую никак нельзя пропустить. Честно говоря, уже то, что она выделила на нашу поездку целый день, выглядело из ряда вон выходящим.

– Мы вернемся, – перебила я. – Идем же, Дэйзи.

Мы сели в машину, Дэйзи изводилась от беспокойства – можно ли доверять этой женщине, не видел ли нас кто-нибудь, а вдруг это какое-нибудь мошенничество, ведь среди целителей полным-полно мошенников. Сдерживая желание отвесить ей оплеуху, я позвала ее по имени. Она обернулась ко мне, взглянула огромными перепуганными глазами, и я вздохнула.

– Дэйзи, успокойся.

Как по волшебству, она притихла и молчала всю дорогу до дома на Уиллоу-стрит. Я увидела единственный светящийся желтый прямоугольник – окно в кабинете судьи, в остальном дом был пуст и молчалив. Выбираясь из родстера Дэйзи, я вдруг почувствовала себя гораздо более взрослой и по-житейски мудрой, чем когда садилась в эту же машину минувшим утром.

Дэйзи удивила меня, набросившись со спины и заключив в объятия. Она всегда была ласковой, но в ее объятиях или поцелуях, больше похожих на осторожное клевание, всегда ощущалась дистанция. А в сегодняшнем объятии пространства между нами не осталось, и на секунду я запрокинула голову, прижавшись к ней.

– Не говори никому, – взмолилась Дейзи, и я решила сделать вид, будто она меня поблагодарила.

Я стала подниматься по тускло освещенной лестнице – туда, где застыл в коридоре призрак Анабет Бейкер, злобно таращась на меня. Она уже не пугала меня так, как в детстве, – не выглядывала из темных дверных проемов, не хватала меня за щиколотки из-под кровати, так что каждый вечер мне приходилось запрыгивать под одеяло. Она меня недолюбливала, но эта неприязнь с годами стала чуть более душевной. Воздух вокруг нее был промозглым, и я знала, что не стоит слишком долго смотреть ей в глаза – от этого у меня возникала болезненная слабость, не проходившая часами.

Но на этот раз вместо того, чтобы пройти мимо нее, я остановилась, чтобы ее оглядеть: старомодное платье, плавные волны прически «помпадур» и кольцо темных синяков вокруг шеи.

– А как это было у тебя? – спросила я. – Ты тоже оказалась беспечной?

* * *

Наступил четверг, Дэйзи перехватила меня по пути в школу. С тех пор как мы побывали в «Фулбрайте» несколько дней назад, мы с ней не общались, но она явилась, словно так мы и договаривались, за несколько минут до того, как я вступила на территорию Блейкфилда. Пока я садилась в машину, Дэйзи улыбнулась растерянным школьникам за моей спиной и благосклонно, как королева, помахала им рукой.

– Выглядишь лучше, – заметила я, и она рассмеялась.

– О, милая, со мной все просто ужасно! Я не сомкнула глаз с тех пор, как мы виделись в прошлый раз, и ты только посмотри…

Она сняла руку с рычага переключения передач и показала мне: все кончики пальцев, кроме большого, были аккуратно забинтованы.

– Вчера вечером я была прямо сама не своя, и мне захотелось чаю. Сначала все шло нормально, но, прежде чем я успела опомниться, вдруг оказалось, что я визжу во весь голос, по полу растекается кипяток, а мамина керамическая шкатулка, где она держит заварку, вдребезги разбита. Как же это было жутко, Джордан…

Я сидела молча, откинувшись на спинку сиденья и затягиваясь ее сигаретой. Я представила, что у нее под повязками: обожженные подушечки пальцев. Она не просто задела рукой медный чайник – она умышленно причинила себе боль.

Она качала головой, рассказывая, как утром отец отругал ее и дал денег, чтобы она купила новую керамическую шкатулку для заварки, пока мать не вернулась домой. Я предоставила ей воображать ту мою реакцию, какая ей по душе, и, пока мы ехали, разглядывала тусклое мартовское утро с солнцем, еле-еле поднимающимся в небо, с людьми, которые спешили на учебу или на работу и не имели никакого отношения к нам с Дэйзи. С таким же успехом мы могли быть ангелочками пролетом через Луисвилл с какой-нибудь божественной миссией, невидимые в нашем белом родстере.

Мы затормозили у «Фулбрайта», в то время суток переполненного. У нас на виду две женщины в сестринских формах вошли, еще пошатываясь после тяжелого дежурства в соседней больнице Благодатной Марии. Поверх таблички с мертвыми светлячками было видно, что