Дети Барса. Туман над башнями (СИ) - Андрей Ренсков

— Зачем ты говоришь мне это? — спросила Гева. Её тяжёлые вьющиеся волосы упали вниз, закрывая глаза. — Мне совсем не нравится твоё настроение.

— Прости… — Элато дотронулся до её волос, и девушка слегка вздрогнула. — Должно быть, думаю о предстоящей дороге. Сам не знаю, что говорю.

— Эта сказка и впрямь оказалась грустной, — ответила сестра и убрала волосы назад. В уголках её глаз Элато заметил блестящие капельки и проклял свою несдержанность. — Давай, сделаем вид, что я её никогда не слышала.

— Охотно, — хрипло ответил брат. — Ты уже решила, как назовёшь его? Дашь ему наше имя, или имя на общем языке?

— Пусть решает повелитель, — сказала Гева, глядя на темнеющее небо, в котором загорелись мелкие звёздочки. — Жаль, что родители не видят нас сейчас.

— Они видят, — ответил Элато, кусая губы. — Вон с той звезды. Видишь, такая маленькая. Смотрят на нас, и улыбаются.

— Врёшь ты всё, — беззлобно сказала сестра, и накарреец почувствовал, как воздух между ними слегка потеплел. — Дай-ка мне лучше руку, здоровяк, да помоги подняться. Махать мечом у тебя выходит лучше, чем утешать женщин.

— Прости, — сказал Элато. — Кто бы ни скрывался в твоём чреве, спаситель мира, или его погибель… Прежде всего, он мой племянник. И я буду его беречь.

— Обещаешь? — спросила сестра, заглядывая в глаза. От неё пахло сладким маслом и пылью. Элато вдруг захотелось покрепче сжать её тело в объятьях, не думая о том, что он может что-то сломать, или повредить внутри. Испугавшись своего желания, он слегка отстранился:

— Клянусь. Пойдём, лисичка — я уложу тебя в постель и продолжу путь. Прости, что уделил тебе так мало времени. Дядя свалил на меня кучу дел, а я и так уже смертельно устал. Ничего, если я захвачу с собой твоего лекаря? Мне нужны его советы по одному вопросу. Обещаю, завтра же пришлю ему замену.

— Ничего, — слабо улыбнулась сестра. — Ты, главное, навещай меня. Ну, хотя бы иногда. Здесь ужасно скучно.

В трюме пахло горячим деревом, сушёными абрикосами, солью и крысами. Таможенник, спустившийся до середины лестницы, брезгливо смотрел вниз, подсвечивая себе масляным фонарём. Ряды широкогорлых сосудов, установленных в деревянных подставках, покрытых пылью и плесенью, уходили далеко в темноту и растворялись в ней.

— Что за товар? — спросил он сквозь зубы.

— Масло, господин. А по левому борту — уксус.

— Вино?

— Нет вина, господин, — затряс головой сутулый накарреец, выглядывая из-за плеча. — Кто же вино в Тилиску возит? Как будто здесь своего мало.

— Имя? — скучающе спросил таможенник.

— Ка-Гэч, — ответил сутулый, втянув голову. — Из Кислого квартала.

— Сын сливы… — Таможенник глубоко вздохнул. — Боги, ну и имечко подарил тебе папаша…

— Господин хорошо знает наш язык. — Накарреец растянул тонкие губы в заискивающей улыбке. — Но это не имя, а прозвище. Настоящее имя нам открывать запрещено.

— Господин вот уже семь лет служит в Тилиске, — ответил чиновник, внимательно вглядываясь в темноту. — Господину осталось выслужить ещё семь, а потом он сможет, наконец, вернуться в Город и открыть бордель. И господин точно знает, что всю оставшуюся жизнь ему будут сниться одни только накаррейцы в чёрных лохмотьях, бубнящие на своём проклятом наречии. Да, я хорошо знаю твой паршивый язык, сын сливы…

Опустив фонарь, таможенник задумался. На его рыхлом лице, покрытом глубокими оспинами, сменяли друг друга сомнение и отвращение. Потом сомнение одержало вверх, и он зашагал вниз по лестнице, качая фонарём. От звука, который издавали его сандалии, родилось гулкое эхо. Накаррейцы за его спиной переглянулись, и сутулый не смог удержать разочарованного вздоха.

— А печати-то гильдейские, — расстроенно протянул таможенник, разглядывая ближний сосуд. — Значит, пошлины ещё в Городе оплатили? Чего ж тогда молчите, чёрные?

— Точно так, господин, оплатили. Мы всегда заранее оплачиваем. — Сутулый обернулся, обращаясь к спутнику. — Эй, Горраза, болван, подай-ка господину гильдейскую табличку. Что ты её в руках мнёшь, бестолочь?

Корабль, зажатый между морем и каменной пристанью, поскрипывал и постанывал: с юга шла невысокая волна. Таможенник скучающе скользнул взглядом по обожжённой глиняной табличке с отчётливым оттиском гильдейского перстня посередине.

— Не дадут вам тут хорошую цену, — с тоской в голосе сказал он. — Уксус хорошо, если по полторы меры серебром отдадите. Масла в этом году в Тилиске вообще больше, чем воды. А я бы, например, мог весь груз сразу взять, по одной мере серебра за амфору. Подумай, сын сливы. Не то потеряешь здесь не меньше недели и вряд ли продашь хотя бы половину.

— Господин, — замялся сутулый, сцепив грязные пальцы в замок. — Вообще-то мы не хотим продавать товар в Тилиске.

Какое-то время таможенник недоверчиво разглядывал сутулого. Как будто тот взял, да и возник перед ним из пустоты.

— В Накарру Дальнюю повезёте, — сказал он, наконец, задумчиво вытянув губы трубочкой. — Ты храбрый человек, сын сливы. Однако на перевале стоят люди Диедо. Они возьмут с тебя не меньше пятидесяти мер пошлины. А за перевалом стоят уже местные. С этих станется вообще отобрать весь твой уксус.

— Поэтому, господин, я всегда предпочитаю платить пошлины заранее, — ответил сутулый, глядя, как в белёсых глазах разгорается неподдельный интерес. — Наверняка, ваша подорожная обойдётся подешевле армейской. А с теми, кто стоит за перевалом, мы уж как-нибудь договоримся, по-свойски.

Таможенник, просияв, хлопнул сутулого по плечу.

— Мне нравится ход твоих мыслей, сын сливы. Поэтому подорожная обойдётся тебе и впрямь недорого. Всего в двадцать две меры. Если, конечно, уксус и масло — весь твой груз.

Глаза сутулого забегали, но этого в темноте трюма можно было и не заметить. Всё испортил Горраза, уставившийся на спутника с такой обречённостью, что чуткий таможенник тут же почуял неладное:

— Не понял… Что вы ещё везёте, козье племя?

Горраза отступил в тень, предоставив сутулому отдуваться самому. Мгновение тот колебался, подбирая слова, потом просто махнул рукой:

— Пойдёмте, господин. Я покажу.

Идти пришлось недалеко — кораблик был небольшим. Всего-то пара десятков шагов по деревянному настилу и унылые ряды с амфорами оборвались, упираясь в перегородку, сколоченную из тонких досок. В ней зиял низкий чёрный проём, на который никто даже не удосужился навесить двери.

— Что это? — Таможенник, нагнув голову, чтобы не задеть низкого потолка, долго изучал лежащий на полу предмет. По очертаниям предмет смутно напоминал человеческую фигуру. А ещё — гнездо, свитое ласточками из веток, воловьего дерьма и собственной затвердевшей слюны.