Огненная обезьяна - Михаил Попов

— А когда я в отключке. меня вообще некому заменить. — Бодро возгласил господин Диахус и мы вошли.

Рыжебородый хозяин обладает весьма непостоянным нравом, что в силу его профессии весьма объяснимо, отсюда и изменчивость обстановки в которой он трудится. В прошлый раз это была довольно грязная, средневековая, портовая таверна с закопченным потолком, огненной пастью камина в углу, и грохотом кружек о мокрые от пива деревянные столы. В этот раз нам повезло. Под плоским потолком вертел бесшумной лаковой лопастью гигантский вентилятор, уютно пощеливала климатическая установка, на высоких кожаных пуфиках у стойки сидели длинноногие, длинноволосые по моде столетней давности девицы. Одна посасывала соломинку в пустом стакане, другая сигарету. Про них можно было подумать самое нехорошее, а это были не куртизанки, а лаборантки. Лабонимфы, как она их называет сама. Причем очень ответственные, безотказные работницы, они трудились у госпожи Афронеры в низшей экспертной группе, и состояли на хорошем счету. Трудясь по совместительству в шумных костюмированных предприятиях господина Диахуса.

— Ничего здесь не пейте. — Шепнула Зельда мессиру сенатору. Непонятный совет.

Мы подошли к стойке. Хозяин бара сделал привычный жест в сторону целой стены этикеток и посмотрел не на гостя, а на Зельду. По привычке. У них был негласный сговор. За время экскурсии она успевала уже немного изучить пасомого, и ее намек насчет дальнейших действий мог быть полезен. Только в этот раз, Зельда без предупреждения вышла из конвенции. Она смотрела в другую сторону — комиссар выпустил на пол своего пса, и побрел вслед за ним петляя меж столами. Не отставая ни на шаг. Может он и здесь опасается змеи?!

Лицо господина Диахуса естественно сделалось озабоченным. Зельда тоже озаботилась, что же оставалось делать мне. Короче говоря, вслед паршивой, но любопытной собачонке выстроилась целая колонна. Минут десять, не меньше, продолжалось это бесцельное, комическое блуждание. Хорошо, хоть заведение было почти пусто. Невольно в такой ситуации задумаешься, как горька все же роль обслуги, особенно если в этой роли существо гордое и гениальное. Речь, конечно, не обо мне.

Наконец, песику надоело гулять, и мы вновь оказались у стойки, и Зельда смогла заговорить по теме.

— Неоспариваемая никем гениальность господина Диахуса состоит в том, что он неопровержимо доказал — истина не в вине. Говоря более менее научным языком, проблемы обстененции он поставил выше проблем опьянения, и этим совершенно перевернул картину тысячелетних представлений в этой области. Похмелье намного существеннее, и глубже опьянения, хотя второе приятнее, и желаннее. Если провести аналогию скажем с такой человеческой функцией, как продолжение рода, то опьянение должно соответствовать оргазму, похмелье включает в себя все остальное. Зачатие, вынашивание и т. д. Слишком высокая плата за слишком короткие миги блаженства. Тот, кто программировал человека в этой части, допустил явную передержку. Нельзя все время жить под дамокловым мечом жуткой неотвратимой кары, что следует за минутами бесшабашного рассвобождения личности. Человек ведь рожден для счастья, а счастье не исключает удовольствия. Господин Диахус нашел выход из положения, он освободил человечество от похмелья, как прежде его освобождали от оспы, чумы, туберкулеза, СПИДа, он, если продолжать принятую детородную аналогию, придумал как делать аборт.

Мессир Теодор слушал не слишком внимательно, поглядывая с подозрительность по сторонам, но на слово "аборт" отреагировал.

— Разумеется, вы все сможете опробовать, если пожелаете, на себе. Таков обычай этого дома. — Широко улыбнулся хозяин.

Комиссар тоже улыбнулся, но довольно кисло.

— Думаю, что не пожелаю. Спасибо вам.

— Вас сбило с толку слово "аборт"? — Весело вмешалась Зельда. — это всего лишь образ. Говоря без красивостей, господин Диахус придумал способ, как избавить человека от похмелья. Всякого. Полностью. Гарантировано.

Рыжебородый хозяин кивнул соглашаясь, и нажал какую кнопку на пульте барной стойки. Выставка вин начала медленно проворачиваться вокруг своей оси и вскоре показала свою спину. Там тоже стояли многочисленные красивые бутылки. Господин Диахус схватил ближайшую, и подбросил барменским движением.

— Ну, это самое простое — антиджин. Тут даже пояснять смешно: если вы накануне выпили четыреста, или сколько то граммов можжевеловки, вам нужно столько же примерно отхлебнуть из этой бутылки.

— И все? — Недоверчиво поинтересовался комиссар.

Бармен только самоуверенно усмехнулся. На поле рядом с антиджином у него стояла антитекила, антиграппа, антивиски, антиводка и т. д.

— Но не всегда человек столь внутренне монотонен, — это опять моя женка, она даже в такой сугубо мужской разговор умеет встроиться без единой шероховатости, — начинает он, может быть, с джина, а потом ему захочется пива, а после пива покурить травки, а потом в компанию ворвется человек с бутылкой кальвадоса, и начнет всех угощать, а после этого все поедут в девицам под красный фонарь и там придется пить шампанское, и среди собутыльников окажется англичанин, который потребует под конец портвейна, но никакого конца не наступит, потому что выяснится, что один из ребят живет по соседству с борделем, и ему родственники прислали из провинции бочонок с мускателем, а для того, чтобы легче одолеть дальнюю дорогу, всем будет предложено по паре таблеток, и продолжаться так может и день, и пять. Тут уж элементарным антиджином не обойтись.

— Можно, конечно, после каждой перемены напитка, делать глоток жидкого антагониста. — Вставил господин Диахус. — Но тогда придется ходить с целым чемоданом соответствующих бутылочек, или носить что-то вроде газырей с жидкими препаратами.

— Да и кто, кроме абсолютных моральных уродов во время выпивки думает о похмелье. Поэтому господин Диахус пошел по пути составления похмелительных коктейлей. Самые первые — антиводка с антипивом, антиконьяк с антишампанским и антипортвейн с антисамогоном. Есть и оригинальнейшие, очень сложные сочетания. Выпивая залпом, залпом же получаешь облегчение. Но потребителей такого лекарства оказалось меньше, чем можно было ожидать. Это, знаете, как с кремом против щетины на физиономии. Его изобрели Бог знает когда, но он не прижился. Выяснилось, что большинство мужчин кокетничают, жалуясь на необходимость каждое утро скоблить себя бритвой. На самом деле большинству нравится эта операция по ежедневному обнажению своей мужественности. Так и с похмельем. Проклиная вроде бы этого демона, многие обожают, находясь в этом состоянии, поговорить о том "как было вчера". И не расстанутся с этими тончайшими ощущениями в обмен на мгновенное достижение банального душевного комфорта.

Странно, шепотом Зельда советует мессиру Теодору ничего здесь не пить, а вслух расписывает удовольствия не только выпивки, но состояния после нее.

Господин Диахус искательно заглянул комиссару в лицо.

— Чем прикажете засорить ваш организм для последующий очистки, мессир комиссар? Мне кажется, если уж проверять, так проверять. Вот смотрите. — Господин Диахус достал из под стойки четырехгранную бутылку со стеклянной пробкой в виде виноградной грозди.

— Здесь у меня…

Тут заверещал карманный телефон Зельды. Она послушала его и очаровательно улыбнулась главному виноделу.

— К сожалению, ни одной свободной минуты. К тому же, это звонит господин Асклерат, а он считает, что алкоголь губителен для здоровья.

— Вы к нему? — Спросил потухший господин Диахус.

— Просит заглянуть.

— Пожелайте ему удачи. — Хмуро сказал винодел.

Зельда весело рассмеялась в ответ на это.

— Непременно.

И тут.

— Ну-ка, налей. Только не этого. У тебя чистое что-нибудь есть? И не рюмку. Дай вон тот стакан.

Выпив не менее двухсот граммов прозрачной спиртосодержащей дряни, комиссар, отказался от предложенной закуски, и потребовал налить еще. Но теперь уже всего полстакана. Выпив и это, он опять не закусил, и, дружелюбно попрощавшись с хозяином — "спасибо друг", подхватил пса и пошел к выходу. В машину сел не сразу, зачем-то еще раз заглянул через стеклянную дверь внутрь магазина Мареса, бормоча под нос какие-то сердитые слова.

Я следил в этот момент не только за ним, но и за, естественно, Зельдой. Видно было, что она сбита с толку поведением высокого инспектора. Интересно, почему, ведь как раз в этот момент он вел себя как большинство инспекторов — развлекался, в меру свойственного его натуре хамства.

Они стояли у входа и улыбались. Они всегда мне нравились, нравились больше всех прочих местных гениев. Госпожа Летозина и господин Асклерат. Она — высокая, с острыми широкими плечами и тонкими ключицами. В ней ощущалась неполная принадлежность этому, зримому миру. Узкие руки созданные для неуловимых жестов. Сама невесомость с синими глазами в голубом хитоне. Он — благородный, крепкий старик, с ярко белой сединой, большим, как бы разумным носом, и таким количеством доброты во взоре, что сразу хотелось захворать, чтобы попасть под его опеку.