Дикие земли - Роджер Желязны

Сделал небольшую паузу, затем, насколько смог, стащил вниз правую штанину. Где-то от середины икры и начались проблемы, поскольку верхняя часть ноги была неподвижна. Легче всего, решил он, наконец лечь на спину, поймать штанину левой ступней и так попытаться стащить ее. Но тут понял, что потом куда труднее будет надеть их обратно. И все же, поразмыслив, решил закончить дело. А потом Долго отдыхал…

Хью вновь перевернулся на живот и медленно двинулся Дальше. Ползти обнаженному по земле было непривычно. Не то чтобы неприятно, но непривычно, песок и камни скреблись о его тело, голое, как брюшко змеи.

Нетерпеливо подталкивая себя, он наконец добрался до воды и начал погружение в пруд. Слегка вздрагивал, чувствуя, как вода поднимается вдоль ног, туловища, охватывает руки. Это было похоже на соскальзывание в сон. Все дальше и дальше, пока не погрузился полностью, не считая высоко поднятой головы. Ощутить ослабление земного притяжения, похожее на полет, после дней, когда земля так страшно тянула к себе… Он легко перевернулся на спину, глядя в небо. Можно ли впитывать воду кожей или это всего лишь бабушкины сказки? Неважно, решил он. Даже попробовать и то приятно.

Небо над ним продолжало темнеть, тьма сгущалась в ущелье, и вот пришла ночь, рассыпав звезды. Подул ветерок, но все тело, кроме головы, было скрыто от него. Пучки перистых облаков засветились от прячущихся за ними созвездий. Ветер начал шептать что-то в камнях, и через некоторое время Хью почувствовал тепло, а, может, просто кожа онемела. Звезды поплыли, словно ночь стекала куда-то, начали двоиться, расплываться, и глаза его закрылись.

Ему мнилось, что беды кончились, Джеми сидит рядом с ним у походного костра и слушает его историю о том, как он полз, о камнях и песке, хлебных корнях и ягодах, о схватке с медведем, о ночи, проведенной в отравленном пруду… Дымок вился вокруг лица Джеми…

Хью проснулся на рассвете, лежа на берегу пруда, куда непонятно как выполз ночью. Половина солнечного диска; показалась над склоном ущелья слева от него. Он медленно вынырнул из сна, не желая больше ползти ни одного дюйма по этому проклятому пути, который он сам для себя придумал. Лучше ждать конца здесь, лежа в пруду, подремывая.

Солнце поднялось выше, и Хью снова залез в пруд. Искупавшись, принялся за долгую процедуру натягивания одежды, высохшей после ночной стирки. Покончив с этим, он пригладил руками бороду, волосы, перевернулся на живот и пополз прочь от пруда, направляясь наверх. Вокруг не слышалось ни единого звука, не считая тех, что производил он сам, и эха от них.

Теперь он полз без вчерашней маниакальной спешки, хотя жажда по-прежнему мучила. Дорога теперь вела все время вверх, и Хью неожиданно решил отказаться от намерения двигаться из последних сил, чего бы этого ни стоило. Сегодня он решил поберечь себя. Больше никаких бросков до полного изнеможения, до потери пульса. Сегодня он будет двигаться размеренно, периодически отдыхая, независимо от того, нуждается в передышке или нет.

Так он полз и отдыхал, полз и отдыхал, экономя силы. В полдень пообедал пригоршней корешков и вздремнул. Проснувшись, пополз дальше. Солнце плыло над ним. Когда жажда сделалась невыносимой, он нашел гладкий камешек и стал сосать его на ходу.

Постепенно склоны ущелья стали более пологими. Появились виноградные лозы и кустарник. Наверху виднелись маленькие деревца и пятна травы.

Вдалеке среди лоз можно было разглядеть темные пятна, деревья росли гуще. Сначала он принял эти пятна за игру света и тени в листве. Но, остановившись передохнуть, присмотрелся повнимательнее, и радости не было конца.

Виноград! Горло конвульсивно сжалось, рот увлажнился. Пурпурный, сладкий… Повернувшись, Хью устремился к прохладным лозам. В мозгу возникла мысль о видениях умирающих – миражах, снах, желаниях. Он полз. Ягоды не расплывались, напротив, становились все более отчетливыми, как бы он ни моргал. Он тащил себя так же нетерпеливо, как к пруду, только теперь еще быстрее, на пределе возможностей, один лишь раз обессиленно растянувшись. Виноград. Да. Настоящее изобилие. Он не уйдет отсюда, поклялся он сам себе, пока не проглотит все до последней ягодки, пока их сок, освежая, не вольется в вены его тела.

И вот они перед ним, Хью протянул руку, заметив, как она трясется. Но ягоды не исчезли, когда осторожно взял одну кисть и оторвал ее от лозы. Он ел, давил их во рту, упивался сладостью, глотал. Желудок в первый миг запротестовал резкой болезненной схваткой, словно испугался спросонок. Но боль быстро прошла, и Хью глотал снова и снова, сорвав новую гроздь.

Он быстро разделался со второй, и потом с третьей, с четвертой. Он не останавливался в этом упоительном сборе урожая, пока наконец не обобрал все, до чего мог дотянуться. Тогда он переполз к другому кусту и продолжил. Покончив и с ним, передвинулся еще и тут вдруг что-то привлекло его внимание.

С ветвей растущих невдалеке деревьев свисали маленькие красные фрукты, а некоторые уже упали на землю. Сливы, понял он, Боже, сливы. Он продолжил уничтожать виноград. А потом… Наевшись слив, можно продолжить путь с полным желудком. Конечно, если собрать те, что упали, или стрясти их с дерева.

Обрывая виноград, Хью почувствовал сытость. И ужасную вялость. Он растянулся на земле, отдыхая от перенапряжения. Опустил голову на руки, закрыл глаза.

Проснулся он, содрогаясь, сжав свои лапы-руки перед собой. Конец растаявшего сна стоял перед глазами: он схватил Джеми и сжимал его горло. Юное лицо исказилось, порочное выражение исчезло, глаза широко раскрыты, неестественная краснота заливает щеки, лоб. Хью по-медвежьи сгорбился, намереваясь перекусить шею. И была в нем дикая радость, когда рычал он, стиснув зубы: «Вор! Предатель!» Губы Джеми шевелились, но слов разобрать было нельзя. Он вдруг понял, разжимая пальцы, что все еще чувствует эту радость, что будет очень здорово вот так стиснуть руки на горле и дать выход всем тем желаниям, которые владели им с самого момента пробуждения возле могилы, где юноша бросил его.

Не желая ни прогонять, ни смаковать эти мысли, он приподнялся и огляделся кругом, чувствуя себя гораздо сильнее, и это было лучшим чувством со времени того печального пробуждения. Тени уже удлинились. Он смотрел на виноградные лозы с умилением и любовью за ту неоценимую помощь, которую они оказали. Переключив внимание на сливовые деревья, Хью пополз к ним.

На полпути он остановился, разглядывая землю. Старый сухой, обсыпавшийся по краям отпечаток огромной лапы. Хью подполз ближе и рассмотрел его повнимательнее. Медведь. След достаточно старый, его мог оставить тот самый медведь, кормившийся тем же виноградом перед схваткой. Странное послание из тех дней, когда он был еще здоров и силен. Надо же было найти его здесь!

Хью покачал головой. Какие странные мысли… Он прополз мимо следа, приблизившись к деревьям. Сорвать фрукты, висящие на ветвях, было невозможно, но множество валялось на земле. Их он и собирал, тщательно пережевывая и выплевывая косточки. Чуть дальше, слева, лежала обломившаяся ветка, на нее он возлагал большие надежды.

Съев все упавшие плоды, Хью подполз к стволу и несколько раз толкнул. Дерево закачалось, листья затрепетали. Три сливы упали на землю. Он подобрал их и съел. Потом размахнулся веткой и сбил еще несколько. Съел и их. Когда уже ничего нельзя было сделать, отполз к другому дереву, повторил все сначала: собрал упавшие, потряс ствол сбил. В какой-то момент он вдруг осознал, что сыт. И все же решил не уходить отсюда, пока не съест все, что сможет добыть. У последнего дерева он просто собрал в кучку упавшие сливы, добавил к ним те, что удалось стрясти или сбить. Решил отдохнуть от своих подвигов и задремал.

Проснувшись, уже без всяких воспоминаний о сновидениях, долго лежал, вдыхая запах травы, фруктов, земли.

Почувствовав себя достаточно крепким, чтобы двигаться дальше, потянулся, почесал зудящие места, помассировал правое бедро над переломом, где кожа начинала обретать чувствительность. Потом съел заготовленные сливы и бросил палку в крону дерева. Сбил еще парочку. Бросил палку еще раз, и она повисла, зацепившись за ветки, высоко над головой. Хью несколько раз толкнул ствол, но безуспешно. Похоже, щедрость этого места была исчерпана.

Он съел две последние сливы, стараясь насладиться их вкусом. Из-за сытости удовольствие было несравнимо с тем, что вызвали первые съеденные ягоды.

Сама мысль о том, чтобы покинуть это благословенное место, вызывала содрогание, и Хью решил еще немного отдохнуть и опять задремал, а солнце за время сна завершило свои дневные труды, и тени превратились в ночной мрак. Проснувшись и увидев, что наступила ночь, он повернулся и пополз вверх по холмистому склону, туда, где ущелье переходило в равнину.

Он полз в темноте, в полной мере оценив достоинства путешествия по ночной прохладе. Лучше, решил Хью, карабкаясь по склону, передвигаться ночью и отдыхать днем. Не потея под жарким солнцем, можно свести до минимума потерю влаги. А ориентироваться по звездам было ничуть не сложнее, чем по небесному маршруту раскаленного шара. Что касается равнины, то она только накаляется в течение дня…