Конан и райская яблоня - Светлана Тулина

Подобное предательство своего — пусть на время, но все-таки собственного! — тела не могло не злить.

А больше всего злился он еще и от запоздалого осознания того, что на самом-то деле пугаться не было ни малейшей причины. Ведь ему, в отличии от сусликов, совершенно ничего не грозило. Ну ничегошеньки! Жуткий страж сада не станет лезть через стенку на задний двор, чтобы расправиться с каким-то поваренком, как бы он не был на этого поваренка зол! Да и чего ему вообще на поваренка этого злиться-то так смертельно? Он же видит его впервые в жизни! Может, у него просто внешность такая, может, он всегда и на всех таким вот зверем глядит, по должности положено, может.

По всем понятиям выходило так, что Конан не просто испугался до слабости в коленках, чего с ним не случалось с трехлетнего возраста, но еще и испугался-то из-за какой-то ерунды. А точнее — из-за неверной оценки ситуации. А вот это уже было действительно скверно. А еще более скверным было то, что теперь тот звероподобный страж за ажурной оградкой уверен, что Конан его боится. И не без оснований уверен-то, вот что самое неприятное! Поскольку это мерзкое тельце, похоже, готово отпраздновать труса и при следующей встрече.

Это было неприятно. Более того — это было недопустимо. А, значит, подобную реакцию следовало устранить.

И немедленно.

Вот так и получилось, что отливать именно на задний двор второй раз Конан пошел уже вполне сознательно.

И третий раз — тоже.

И четвертый.

Он справедливо рассудил, что рано или поздно их со стражем визиты к ажурной стенке обязательно должны совпасть. Так в конце концов и случилось — уже под вечер он обнаружил таки зазаборного зрителя, которого непонятно почему так бесят естественные человеческие отправления.

На этот раз Конан вел себя вполне достойно — со своей точки зрения. Принял картинную позу, расположившись так, чтобы зрителю было все хорошо видно — а чего? Нам стыдиться нечего! Мажонок себе нехилый агрегат отрастил!

Он даже ехидно подмигнул стражу, от чего тот пошел бурыми пятнами и затрясся. Короче, Конан собою был вполне удовлетворен.

Вот только удовольствие это серьезно подпортил старший посудомой.

Углядев из двери кухни творящееся безобразие, он вылетел на задний двор, словно охотящийся на цыпленка коршун, и успел ухватить наглого мальца за ухо — так сказать, с поличным. Во пресечение и назидание за ухо же Конан и был препровожден на кухню, где ему немедленно были выданы две увесистые затрещины и гора грязной посуды, последнее — к вящей радости трех младших посудомоев, до этого с ней возившихся. Орали в тот вечер на него много, но больше не били, посчитав четыре с лишним дополнительных часа работы вполне достаточны наказанием. А один из ехидных, но не лишенных чувства благодарности младших посудомоев даже снизошел до объяснения.

Черный страж был стражем не сада, а расположенного за ним купеческого гарема. А потому, разумеется, был он евнухом. Вообще-то, их там четверо было — таких же огромных, черных и кучерявых. То ли братьев, то ли просто одноплеменников. Просто то ли остальные трое предпочитали не показываться в прикухонном саду, то ли путали их, за одного принимая. Последнее имело больше шансов быть правдой, поскольку их и рядом-то различали с трудом.

Конан вспомнил курчавую черную бороду — и усомнился в социальном статусе виденного стража. Но посудомой, хихикая, объяснил, что это — особые евнухи, так называемые евнух-стражи. Их готовят где-то на далеком севере, удаляя не все мужское достоинство целиком, а только самый жезл — так мстительные северяне наказывают своих врагов, а заодно и готовят гаремных слуг. За пределами Асгарда такие евнухи были редкостью и стоили во много раз дороже обычных, но купец, похоже, обожал всякие экзотические и дорогостоящие диковины. К тому же это была не пустая забава, купленная ради украшения сада — такие евнухи высоко ценились именно как стражи и воины, поскольку невозможность реализовать оставшиеся в полной сохранности мужские желания придавала им невероятную агрессивность. К тому же они равно ненавидели и недоступных теперь для них женщин и мужчин, которым эти женщины все еще доступны, а потому не могли вступить в заговор ни с теми, ни с другими, что делало их просто таки идеальными гаремными стражами.

Вот только насмешек над своей ущербностью они не прощали.

Никому.

— Если он тебя поймает — убьет! — сказал напоследок юный посудомой и снова хихикнул. И было в его веселости что-то нездоровое, неприятное такое.

Предвкушающее.

Сейчас черный страж в саду отсутствовал, и Конан испытал чувство, близкое к облегчению. Нет, не то, чтобы он терзался угрызениями совести по поводу своей грубой, пусть и ненамеренной, шутки, но лишний раз встречаться с этим охранником желания у него как-то больше не возникало.

Впрочем, Конан об этом не задумывался. Для размышлений у него была гораздо более важная тема.

— Ты молодец! — так сказал ему сегодня утром Нрагон. И даже протянул руку, словно хотел то ли погладить по голове, то ли по плечу потрепать, но в последнюю минуту передумал.

Конан как раз таскал воду для большого котла — таскал по два ведра сразу, зацепив их концами положенной на плечи длинной палки, в полуприсяде, чуть ли не бегом. Он не собирался объяснять юным идиотам, тащившим, скособочась и поминутно охая, по одному ведру, что так — легче. Сами когда-нибудь догадаются. А не догадаются — им же хуже.

Нрагон наблюдал за ним какое-то время — одобрительно и издалека. Потом подошел к колодцу.

— Ты — молодец, — сказал он, — справляешься куда успешнее многих. На провокации не поддаешься. И старший тебя хвалил. Да и то сказать — ты ведь парень вполне серьезный, не мальчишка. Так что я подумал и решил, что мы вполне можем обойтись и без длительного испытательного срока. С завтрашнего дня можешь приступать к тренировкам, я распорядился, от работ тебя освободят. И шмотки свои, кстати, в казарму перекинь, а то непорядок получится.

И ушел, улыбающийся и довольный собой. Парнишка-то, вроде, действительно оказался вполне ничего, а нехватка людей в отряде толкала остро заточенным шилом пониже спины, вынуждая торопиться.

Так что сегодня Конан ворочал бадью в последний раз. И последний же раз имел вполне законный повод находиться на заднем дворе, откуда до сада можно в буквальном смысле дотянуться рукой. С завтрашнего дня все усложнится. Путь к саду будет лежать или через вечно полную народом кухню, находиться на которой более у Конана вряд ли будет слишком много поводов, или же через личные купеческие апартаменты, находиться в которых поводов у него будет, пожалуй, еще меньше.