Федор Сологуб - Мария Савельева

Множество сплетен и толков ходит в городе о Логине, только мудрая Анна не верит им и хранит свою любовь. Как сон перемешивается в романе с явью, так и сплетни переселяются в реальность. Глупые люди считают, что только извращенная похоть могла заставить Логина взять к себе домой мальчика Леньку, бежавшего из богадельни. Конечно, в действительности героем руководило прежде всего сострадание. Но Логин пытается примерить на себя роль соблазнителя и действительно начинает вожделеть к ребенку. Шнурок и крестик на груди Леньки кажутся ему печатью, которую можно сломить, чтобы получить запретное наслаждение. И если жизнь есть зло, как это представляется Сологубу и его герою, то почему ее нельзя отнимать у других и пользоваться чужими телами для своего удовольствия?

Пошлость местных нравов сосредоточена для Логина в Мотовилове, почетном попечителе городского училища. По мнению Анны, этот человек «не имеет права жить», и ее слова прочно впечатываются в сознание Логина. Фантазия претворяется в реальность, кошмар об убийстве сбывается, наваливается на героя и душит. «Тяжелые сны» физически ощутимы и теснят грудь. Анна видит, что в душе ее любимого живут нежный, открытый Авель и предатель человечества Каин, — и не знает, как бороться с этой раздвоенностью. Внутренний Каин может умереть только вместе с Мотовиловым, поскольку порок — это часть нас самих. Обстоятельства загадочным образом способствуют убийству, как это уже было в русской литературе — в «Преступлении и наказании» Достоевского: как будто бы черт ведет героя, а не он сам идет на «такое дело». Логин заходит в сад Мотовилова и спотыкается у поленницы о топор. Удивительным образом в это время хозяин усадьбы выходит на двор, и оказывается, что убийца притаился ровно там, где собирается пройти его жертва. Преступление удается.

Так самый образованный и порядочный человек в городе, достойный учитель, неравнодушный гражданин, становится убийцей.

Но авторская позиция совершенно очевидна: даже становясь преступником, Логин остается выше и чище других обитателей города. Автор слишком явно показывает, что для преступления не существует границ, которые надо было бы переступать. Герою обеспечено алиби, весь город считает убийцей Спиридона — мужика, который повесился в ту же ночь. Анна остается верна Логину и, как Соня у Достоевского, готова идти с героем на каторгу. Но в художественном мире Сологуба каяться перед людьми не надо, их установления — ложь. Их самих как будто не существует. Они — «тяжелые сны» Логина.

На отрицание себя город отвечает по-своему — нападением на дом учителя, подозреваемого в распространении холеры. Логин выходит к бунтарям навстречу и на крыльце своего дома получает ранение камнем в голову. Он принял бой, не спрятался от опасности. Он готов к смерти, но автор дарит ему жизнь.

Параллельно нам рассказана история Клавдии, женского двойника Логина. Молодая девушка полюбила Палтусова — чужого мужа и любовника своей матери. В ней живут любовь и ненависть к Палтусову, решимость и нерешительность. Поэтому она не пара главному герою: его кто-то должен перетягивать в свою сторону — к жизни или к смерти, а Клавдия сама балансирует на грани. Любовные истории Логина и Клавдии разворачиваются параллельно, в некоторых главах прямо соотнесены. Клавдию тоже преследуют «тяжелые сны», для обоих любовь и жизнь тягостны. Но и для нее узел противоречий развязывается только с совершением греха, поскольку всё искусство Сологуба в его целокупности — это и есть переступание человеческих законов.

Таким — с добавлением нескольких побочных сюжетных линий и множества эпизодических персонажей — предстал роман перед редакцией журнала «Северный вестник» в 1895 году. Первый «толстый журнал», систематически печатавший тексты русских символистов, стал для Сологуба настоящим проводником в литературный мир, писатель прочитывал его номера от корки до корки. В 1891 году преподаватель Вытегорской учительской семинарии Тетерников ненадолго приехал в Петербург специально для того, чтобы увидеть символистов Мережковского и Минского. Мережковского он не застал в городе, а Минский оказался к начинающему поэту очень участлив и передал его стихи в редакцию «Северного вестника», с которой находился в дружеских отношениях и в которой одно из стихотворений Тетерникова было напечатано за подписью «Ф. Т.».

Потом, после переезда начинающего писателя в Петербург, его сотрудничество с журналом стало постоянным. «Северный вестник» прочил Тетерникову литературное будущее, и в редакции решили подобрать молодому автору благозвучный псевдоним. Литературные имена других участников издания — Николая Минского и Акима Волынского — были образованы от названий их родных губерний. «Мне, уроженцу Петербурга, пришлось бы взять совсем несуразный псевдоним», — рассказывал позже Федор Кузьмич. Так он стал Сологубом, хотя в русской литературе уже были Владимир Алексеевич Соллогуб и Федор Львович Соллогуб (графы, с фамилией, которая писалась с двумя «л»). Псевдоним был выбран необдуманно, Федору Кузьмичу порой по недоразумению приносили из бюро вырезок заметки об одном из Соллогубов. Но, как ни странно, поэт был мало озабочен литературным именем, хотя для своих героев он старательно подбирал необычные имена: Готик, Селенита, Ортруда. «Я был равнодушен ко всему этому, — ведь, вообще, человек не сам выбирает себе имя, — и меня окрестили Федором, не спрашивая моего согласия», — объяснял он потом. Такая сговорчивость объяснима еще и скромностью начинающего автора, который поначалу беспрекословно слушался своих наставников в литературных делах. Застенчивость Тетерникова влекла к нему Любовь Яковлевну Гуревич, которая активно работала с новым автором. «Самомнением я вовсе не заражен… знаю, что мне предстоит еще большой труд», — писал ей Тетерников.

Вскоре псевдоним вытеснит из литературного обихода настоящую фамилию писателя. В 1906 году поэт Платон Александрович Кусков, состоявший с Сологубом в переписке, сообщал ему, что лишь в литературном обществе смог узнать его имя по паспорту.

Любовь Яковлевна — та самая Люба Гуревич, дочь преподавателя истории Учительского института, — оставила воспоминания о журнале «Северный вестник» и о своей службе в должности издательницы. Она с юности мечтала о работе в журнале. В 1890 году стало ясно, что журнал «Северный вестник», дела которого шли неважно, будет продан. Реорганизовать издание решили критик Аким Львович Волынский и увлеченная его идеями юная Любовь Гуревич, которую одно время связывали с Волынским романтические отношения. Необходимы были деньги, и Любовь Яковлевна попросила своего «бесконечно доброго» отца, Якова Григорьевича, выдать ей пять тысяч рублей в счет будущего наследства. Не имея наличных денег, знаменитый педагог всё же устроил дела так, чтобы достать эту сумму для своей дочери. В следующем году Любовь Яковлевна стала издательницей журнала, Аким Волынский с этой поры определял политику издания.