Лунная песнь (СИ) - Шелинс Елена

Но отца больше нет. И я не могу оставаться в стороне.

Погруженная в подобные размышления я не заметила, как мы уже приехали в Оби. Я с задержкой и под недоуменный взгляд водителя вышла самой последней. Едва дверца машины захлопнулась, маршрутка стартовала, обдав меня облаком выхлопных газов, и тут же пошла на резкий разворот.

Да, манера езды на Севере была более чем дикарской практически для любого приезжего.

Ноги сами понесли меня по направлению к дому. Едва я увидела издалека родную крышу, то затормозила и, быстро оглянувшись и убедившись, что рядом нет любопытных глаз, скользнула в небольшой проход между высокими заборами двух участков.

Пахнуло кошками и сгнившим деревом. Под ноги лезли какие-то заржавевшие консервные банки, пружины и болты. Через пару минут, пробравшись по узкому частично перекрытому всяким хламом проходу до самого конца, я уперлась прямо в начало Шепчущего леса.

Деревья у края деревни не росли стеной, а шли с большим расстоянием друг от друга, но уже здесь в воздухе звенела та тонкая едва ощутимая грань, которая отделяла владения человеческого поселения от территории, где имели абсолютную власть обитатели тонкого мира.

В такие леса простым людям дороги нет. Сама земля своей силой жизни питает огромное количество духов, слившихся в одно целое с этими местом, своим домом. Животных, более чуткие к подобным материям, научились уживаться вместе с ними. Но если ты не способен установить контакт с тонким миром и взаимодействовать с ним через энергии, как и большинство людей, то ты здесь не жилец, — хозяева могут мимоходом тебя затоптать, от скуки разорвать, а с голодухи и поглотить, оставив лишь бренную физическую оболочку. И это — самые обычные, низшие духи, по природе своей не несущие злобы, а не хейви.

Вот последние действительно опасны и для говорящих с духами. Они — древние дети Хаоса, предтече Света, и питаются только темными энергиями.

Которые в том числе порождает и человек своими эмоциями с низкими вибрациями: ненавистью, страхом, болью, отчаяньем, и уж хейви то знают толк в том, как заставить людей испытать все эти чувства. Хвала предкам, что они не переносят солнечного света и в большинстве своем чураются городов и крупных поселений, имея сильное отвращение к концентрированному человеческому запаху.

Я с удовольствием втянула сладкий чистый лесной воздух. Где-то неподалеку звонко и беззаботно щебетали птицы, ветер неторопливо трепал тонкие ветви с молодыми сочными зелёными листьями.

Я почти сделала шаг вперёд, но тут же замерла, вдруг ощутив что-то неладное, лишнее в воздухе. Медленно провела ладонью перед собой, и почувствовала лёгкое и странное колыханье под пальцами. Словно касаешься тонкой натянутой пищевой пленки, которая слегка проминается под нажимом.

Интересно. Нэндос, значит, натянули покров, пройти сквозь который незамеченным становится не самой простой задачей.

Что ж, папа делал что-то подобное с той частью леса, которая граничила с нашим участком земли, чтобы мы с Лэнсом, когда были детьми, не уходили в лес одни, — едва преграда рвалась, мать или отец тут же прибегали во двор, чтобы вернуть нас в дом и провести очередную воспитательную беседу. Однако, ещё будучи упрямыми детьми, мы сообразили, как можно обойти такую завесу. В тот день, после несколько часовых поисков в Шепчущем лесу, нас хорошенько выпороли, а уже затем, отойдя от гнева, отец признался, что сам даже не подозревал о существовании подобного способа не повредить покров.

Я сложила указательный и средний палец правой руки, кончики которых вспыхнули бледно-голубым. Коснулась лба, и по коже, волосам и одежде рябью пробежали радужные всполохи. Немного поколебалась, отмеряя нужную вибрацию, чтобы достичь той, что заложили в свой покров Нэндос и, наконец, двинулась вперёд.

Преграда слилась с созданной на мне оболочкой, слегка покрылась едва различимой глазу рябью, но не порвалась, словно два мыльных пузыря прошли сквозь друг друга. На какую-то долю мгновения я почувствовала странное острое натяжение, которое возникло и тут же пропало, но завеса осталась на месте, а значит, всё должно было быть в порядке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Покров за мной сомкнулся, и я отняла пальцы ото лба. Чуть видимые радужные всполохи оболочки рассеялись.

Вот и все. Нэндос не будут знать, что кто-то зашел на территорию леса. Таким образом о моём присутствии здесь не будет известно ни одной душе.

Легкие иголочки беспокойства прошлись по спине. Уходить вот так, вообще никого не предупредив, всегда считалось небезопасным. Никогда не знаешь, чем вдруг может обернуться даже самая обычная прогулка по знакомым с детства тропам.

Усилием воли я отогнала мешающее неприятные мысли. Если сейчас думать об этом, тогда точно ничего не выйдет. В конце концов, в Шепчущий лес я уходила без спроса и пятилетним ребёнком.

Слой прошлогодних перегнивших листьев, сквозь которые уже пробивалась молодая трава, с каждым моим шагом мягко пружинил под ногами.

Несмотря на самое начало весны в этих краях, лес изнутри словно светился зеленоватой дымкой. Изумрудный мох покрывал большую часть попадающихся тут и там серых валунов, то скрывающихся между выступающими из земли корнями, то лезущие прямо под ноги. Он же стелился по коре толстых в обхвате деревьев, порой захватывая их полностью, закрывал полусгнившие поваленные стволы. Кое-где попадались робкие полуденные звезды — лиловые цветы с острыми длинными лепестками.

Чем дальше я продвигалась вглубь, тем крупнее и зеленее была листва, уже никак не похожая на ранние весенние листики, тем разнообразней цветы мне попадались, тем шире становились в обхвате стволы и выше сами деревья.

В самой сердцевине Шепчущего леса даже в лютые морозы не прекращались буйные цветения. Были ли тому причиной духи, или же они выбрали это место именно из-за бьющей из-под земли жизненной силы, было никому не известно.

Наконец, я увидела первый тэнталь — с виду необычный и красивый большой голубой камень, который словно прорастал в стволе огромного бука. От него тонкими нитями уходили пульсирующие аквамарином вены, по которым тэнталь питался соками дерева. Его сложно было назвать духом — скорее чем-то очень промежуточным между порождением мира физического и тонкого. Он перерабатывал кровь дерева в чистую духовную силу, которой питались духи уже более развитых видов, как те же ненавистные мне голубянки.

Тэнталей становилось всё больше, они сами попадались всё крупнее и ярче, из-за чего зеленоватая дымка вокруг окрашивалась бирюзой с мерцающими вкраплениями голубого.

Озираясь, я продолжала продвигаться вперёд, уже слегка недоумевая, почему мне до сих пор не встретился ни один даже самый простейший дух.

Я остановилась на месте только тогда, когда вдруг поняла, что в воздухе уже давно висит отягощающая тишина.

Тэнтали моргнули и резко потускли, словно их разом выпили.

Успела лишь отшатнуться, — а затем раздался противный рокот и практически перед моим носом на умопомрачительной скорости пронеслось нечто полупрозрачное и бесконечно длинное в серую вертикальную полоску. Я несколько секунд с ошеломлением наблюдала за перекатывающимся туловищем духа, которое в высоту было лишь немногим ниже моего роста. Перед глазами мелькнул кончик с несколькими острыми синими зубчиками, и рокот начал быстро отдаляться.

Я повернула голову и увидела зияющий чернотой лаз. Точно, сейчас же начало весны. В это время обычно спокойные полосатые кассавы, огромные змеи, ведут себя очень активно.

Как я могла так поздно спохватиться? Да, в этом месте всё словно намешано в кучу, и такое обилие энергий сбивает, но раньше я бы никогда не подошла к логову кассава так близко, тем более весной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Из черный дыры сияющий волной взлетела сотня голубянок, и хлопая крылышками, пронеслось мимо, по следу прозрачного змея. Я в ужасе отступила сразу на несколько шагов, прижимая руку к вновь дернувшемуся сердцу.

Треклятые голубянки в таком количестве пугали меня куда больше огромного кассава.