Воспоминания биржевого спекулянта - Эдвин Лефевр

Первое, что я изменил в своем подходе к игре, – это временные рамки. Я не мог дожидаться, пока движение курса созреет и станет определенным, чтобы потом, как я всегда делал в игорных домах, срубить свои один-два пункта. Если, работая в конторе Фуллертона, я хотел поймать движение цен, нужно было начинать намного раньше. Иными словами, мне пришлось изучать формирующиеся тенденции, чтобы предвидеть движение акций. Это звучит как чудовищная банальность, но следует понять, что я имею в виду. Самым важным для меня было это изменение в моем отношении к игре. Мало-помалу я понял важнейшую разницу между тем, чтобы ставить на колебания цен, и тем, чтобы предвидеть закономерные подъемы и падения курсов, а это и есть разница между азартной биржевой игрой и биржевой спекуляцией.

Я начал изучать движения рынка не только за последний час, но за гораздо более продолжительное время, а этому меня не мог бы научить самый большой игорный дом в мире. У меня возник интерес к чтению отчетов и к анализу прибыли железных дорог, к финансовой и торговой статистике. Моя страсть к игре, разумеется, никуда не делась, и за мной сохранилось прозвище – Юный Хват, но при этом я полюбил заниматься анализом рынка. Для меня никогда не были скучны и утомительны любые занятия, если только они помогали мне торговать более разумно. Чтобы решить проблему, ее нужно сначала сформулировать. Если я считаю, что нашел решение, его нужно проверить в деле, чтобы убедиться в своей правоте. Я знаю только один способ проверки – на собственных деньгах.

Сегодня, оглядываясь назад, мое продвижение вперед кажется ужасно медленным, но думаю, что оно и не могло быть более быстрым, потому что в целом я все время выигрывал. Если бы я проигрывал почаще, это могло бы принудить меня к более усердному изучению рынков. И тогда бы я реже делал ошибки. Но я не уверен, что это было бы так уж хорошо – проигрывать. Ведь тогда у меня не было бы денег, чтобы проверять новые подходы к спекуляции.

Вспоминая свои выигрыши в конторе Фуллертона, я обнаружил, что, хотя я зачастую был прав в понимании рынка на сто процентов – я имею в виду диагноз условий и общих тенденций, – я получал от своей правоты меньше денег, чем она, так сказать, заслуживала. Но почему?

Опыт неполных побед не менее поучителен, чем опыт поражений.

Когда, к примеру, приходил час рынка быков, я действовал по-бычьи с самого начала, и свое мнение я утверждал, покупая акции. Следовал, как я и предвидел, подъем рынка. Пока что все шло хорошо. Но что я делал помимо этого? Я следовал совету заслуженных старцев и обуздывал свою молодую порывистость. Я настроил себя на то, что следует сохранять рассудительность и играть осторожно, консервативно. Каждый знает, что это такое: нужно изъять прибыль и откупить свои акции, когда начнется откат вниз. Именно это я и делал, вернее, пытался делать, потому что часто случалось так, что я изымал прибыль и ждал отката, а он все не наступал. И я наблюдал за тем, как мои акции взлетают еще на десять пунктов, а я сидел, надежно спрятав в своем консервативном кошельке прибыль от четырех пунктов. Говорят, что, изымая прибыль, никогда не станешь нищим. Нет, не станешь. Но, получая прибыль на четыре пункта в период рынка быков, богатым тоже не станешь.

Я имел только две тысячи долларов там, где мог бы сделать двадцать тысяч. Вот результат моей приверженности к консервативной осторожности. Примерно в то самое время, когда я обнаружил, сколь мало я имею из-за этого, я понял еще кое-что. Я понял, что любители, непрофессиональные игроки, различаются между собой объемом опыта.

Новички не знают ничего, и это знает каждый, в том числе и они сами. Тот, кто пробился во второй класс, думает о себе, что он много чего знает, и поэтому другие думают о нем так же. Это уже опытный любитель, который изучил – нет, не рынок, но только разные мнения о рынке, высказанные любителями еще более высокого уровня. Любитель второго уровня знает, как избегать некоторых ошибок, из-за которых проигрывают совсем зеленые новички. Именно эти полулюбители, а не стопроцентные дубы, дают основной и постоянный доход комиссионным домам. Такой обычно удерживается на плаву в среднем три-четыре года, тогда как совсем начинающие обычно выдерживают на Уолл-стрит один сезон или от трех до тридцати недель. Именно полулюбитель обожает цитировать знаменитые биржевые поговорки и рассуждать о правилах игры. Он знает все, чего не следует делать, то есть все мудрые правила, когда-либо сформулированные старожилами биржи. Но он не знает главного – нельзя быть любителем!

Полулюбитель считает, что у него уже прорезались зубы мудрости, потому что он любит покупать при откате курса. Он ищет такие ситуации. Он меряет свои сделки по числу пунктов от вершины, на которой он продал. На большом рынке быков незрелый любитель, совершенно невежественный в правилах и прецедентах, покупает вслепую, потому что и надежды его слепы. Он зарабатывает кучу денег, но однажды мощный откат одним махом обдирает его дочиста. Осторожный любитель делает как раз то, что делал и я, воображая, что играю интеллигентно – по оценке других «разумных». Я знал, что мне нужно изменить прежние методы, освоенные мною в игорных домах, и мне казалось, что каждое изменение решает часть моих проблем, особенно если они получали высокую оценку со стороны опытных дилетантов.

Большинство клиентов, будем называть их именно так, совершенно одинаковы. Редко кто из них может честно сказать, что Уолл-стрит не должна им денег. В конторе Фуллертона всегда толпились люди. Всех уровней! Был среди них один, не похожий на остальных. Во-первых, он был намного старше. К тому же он никогда не давал советов, если его не спрашивали, и никогда не хвастал своими выигрышами. Он был замечателен тем, что потрясающе умел слушать других. Он, кажется, не очень-то интересовался мнением других, то есть он никогда не расспрашивал, кто что слышал или знает. Но если кто-нибудь давал ему совет, он всегда очень вежливо благодарил. Если совет оказывался дельным, он находил нужным еще раз принести свою благодарность. Но если все шло ровно наоборот, он никогда не жаловался, так что никто не знал – последовал он наводке или пропустил мимо ушей. Ходили легенды, что старый игрок очень богат и способен выгнуть курс так, что будь здоров. При этом он приносил конторе не слишком много комиссионных, по крайней мере этого никто не видел. Его имя было Партридж, но за глаза все называли его Индюком, потому что он был очень толстый и, когда, нагнув голову вперед, вышагивал по конторе, его жирный подбородок свисал прямо на грудь.

Все клиенты питали склонность к тому, чтобы ими руководили и направляли, так чтобы в случае неудачи было кого винить, и они часто искали старину Партриджа, чтобы пересказать ему, что именно посоветовал им какой-нибудь друг друга инсайдера по поводу определенных акций. Они рассказывали о том, чего не стали делать но этому совету, в надежде, что он скажет им, что же следует делать. Но независимо от того, в чем заключался совет – покупать или продавать, ответ они всегда получали одинаковый.

Рассказав обо всем, что ставит его в тупик клиент наконец спрашивал: «Как по-вашему, что мне следует делать?»

Старый Индюк слегка склонял голову к плечу, задумчиво смотрел на клиента, одаряя его отеческой улыбкой, и наконец очень внушительно изрекал: «Ну, вы ведь должны понимать, это же рынок быков!»

Я очень часто слышал, как он это говорил; «Ну, вы ведь должны понимать, это же рынок быков!» – как если бы вручал вам бесценный талисман, упакованный в страховой полис на миллион долларов. Естественно, что я совершенно не понимал, что же он имеет в виду.

Однажды некто по имени Элмер Харвуд влетел в офис, выписал приказ и вручил его клерку. Затем он помчался туда, где мистер Партридж вежливо выслушивал рассказ Джона Фаннинга о том, как он однажды случайно подслушал распоряжение, отданное Кином одному из своих клерков, и как Джон cдeлaл жалких три пункта на ста акциях, а потом эти акции в три дня взлетели еще на двадцать четыре пункта, но Джон свою сотню уже сбыл с рук. Эту горестную историю Джон рассказывал ему уже по крайней мере в четвертый раз, но старый Индюк улыбался ему с таким дружелюбием, как будто слышал ее впервые.

Тут до них добрался Элмер и, даже не извинившись перед Джоном Фаннингом, выпалил Индюку:

– Мистер Партридж, я только что продал свои «Климакс моторс». Мои люди сказали, что рынок готов к откату и что я скоро выкуплю их по дешевке. Так что лучше и вам сделать так же. То есть если они все еще у вас на руках.

Элмер с ожиданием смотрел на того, кому он и дал первый совет покупать. Дилетант, обожающий давать непрошеные советы, склонен считать, что в ответ он получает право на тело и душу облагодетельствованного им, даже не зная, какой вышел из всего этого толк.

– Да, мистер Харвуд, они все еще у меня. Разумеется! – с чувством признательности произнес Индюк. Элмер был так любезен, что не забыл про старого хрыча.