Замок тайн - Наталия Образцова

Тем временем все уже открыто говорили, что не за горами тот день, когда сам Кромвель соединит перед алтарем руки своего сына и леди Евы Робсарт. Кромвелю явно хотелось породниться со старой аристократией. Так, свою дочь Бетти он выдал замуж за кавалера Джона Клейпола, Френсис открыто флиртовала с лордом Ричем, внуком графа Уорвика, и в том, что Ричард Кромвель как привязанный ходил за Евой Робсарт, никто не видел ничего предосудительного. Все ждали только возвращения находившегося в колониях Робсарта, чтобы он дал свое «добро» на этот союз.

Однако когда Робсарт прибыл, он решительно отказал. Опешившей Еве отец пояснил:

– Хватит и того, что я вынужден терпеть это змеиное семейство. Ты достойна лучшей участи.

– Какой?! – взвизгнула Ева. – Ты что же, убережешь меня от Кромвелей и вновь ушлешь в проклятый Сент-Прайори?

Робсарт побледнел так, что Еве стало его жаль; разразившись рыданиями, она выбежала из комнаты.

Вечером, как ни в чем не бывало, она нарядилась и отправилась в Уайтхолл. Она хотела поговорить лично с Кромвелем, но, видимо, выбрала не лучшее время. Оливер оказался пьян в стельку. Поначалу он пристально и исподлобья глядел на нее, слушая ее взволнованную речь. Ева в платье с низким декольте, нервничающая, трепетная, была чудо как хороша. Взгляд Кромвеля загорелся, он подошел поближе.

– Конечно, дитя мое, я поговорю с вашим отцом. Я ведь тоже хочу, чтобы вы стали моей дочерью, моей милой маленькой девочкой.

Ева взвизгнула и отпрянула, когда он попытался ее облапить. Она хотела сдержаться, но ее вдруг охватило такое отвращение, что она не выдержала и, прежде чем отдала себе отчет в том, что делает, отпустила Оливеру звонкую пощечину.

Обратно она бежала себя не помня. Дома долго металась из угла в угол, рвала кружевные манжеты. Все было кончено. Но какое же облегчение она испытала!

Ее больше не приглашали в Уайтхолл.

Ева осталась в Лондоне, но ненадолго. Слишком много протеста и гнева накопилось в ней, чтобы она смогла удержаться от очередного безрассудства. Лондон бурлил, и однажды, увидев за окном шествие женщин, направлявшихся к зданию парламента, она надела чепец и передник и примкнула к демонстранткам. Она оказалась в колоне женщин-петиционерок, требующих, чтобы в мирное время прекратились военные суды и расстрелы. Кто-то протянул бутылку с бренди, и она отпила. Многие женщины были в подпитии: они шумели, ругались, стучали в двери парламента, грозились силой захватить лидеров и потопить их в реке, бросали камни в окна. Еве стало весело. Когда из здания парламента к ним вышел пожилой почтенный пуританин и стал просить их разойтись, женщины подняли крик:

– Разве мы тоже не подобие Божье? Разве мы не заинтересованы в свободе, которую вы, олухи, нам обещали?

Джентльмен махал руками и уверял, что их требования ни на что не похожи. Кто-то крикнул в ответ, что они необычны не более, чем поведение членов парламента, отрубивших голову помазаннику Божьему. В толпе засмеялись и зааплодировали. Ева тоже смеялась. Вот это была жизнь!

Кончилось все плачевно: против них выставили отряд милиции, который стал разгонять толпу кнутами. Началась настоящая давка. Еву едва не растоптали, но чья-то сильная рука извлекла ее из сутолоки. Оказалось – зять Кромвеля, Айртон. Красавец, которому Ева недавно строила глазки, грубо потащил ее к Кромвелю. Но, как ни странно, она не испугалась. Было ли тому виной выпитое бренди, азарт драки или давно накопившаяся ненависть к этим лицемерам, но Ева покуражилась вовсю. Она кричала Кромвелю все, что она думает о нем и его семейке. Ее еле уволокли, а к вечеру последовал приказ покинуть столицу.

Теперь Ева стала героиней в глазах роялистов. На первом же постоялом дворе к ней прибыли сторонники монархии, беседовали с ней, рассказывали последние новости. Так Ева узнала, что на севере Англии и в западных графствах идет подготовка к мятежу, молодой Карл Стюарт готовится к войне за трон отца и теперь гнездом восставших стала Ирландия, где собрались значительные силы роялистов и находился флот принца Руперта. Ева оживилась. Ей понравилось участвовать в заговоре. Понимая, что восставших интересует не столько она, сколько ее отец, имевший в Вест-Индской компании значительный флот, она все же, не задумываясь, написала ему в Лондон, умоляя примкнуть к восставшим.

Это оказалось ошибкой. У Кромвеля было великолепно налажено шпионское дело, и ее отец не избежал крупных неприятностей. Она узнала об этом, когда Робсарт догнал ее в дороге и, ни слова не говоря, надавал пощечин. Он еще никогда не обходился с ней столь грубо, и Ева испугалась. Особенно когда отец сказал, что, если она не угомонится, он ушлет ее во Францию, где заточит в самый суровый монастырь.

И Ева смирилась. Молчаливая и замкнутая, она вернулась в Сент-Прайори, в объятия нежной Рэйчел и ворчливой тетушки Элизабет.

– Мне кажется, эти стены станут моей могилой, – грустно обратилась она к родным пенатам, оглядев темные своды старого аббатства.

Конечно, это не входило в ее планы. Более того, сейчас Ева как никогда сильно ощутила, насколько ей хочется не просто жить, а наслаждаться жизнью. Ужасно, что ее молодость пришлась на годы революции и гражданской войны, но это не означало, что следует отказаться от плотских радостей, от желания любить, выйти замуж, рожать детей. Да, ей нужно замуж, ибо теперь, в свои двадцать шесть лет, она отчаянно боялась остаться старой девой, повторить жалкую судьбу тети Элизабет, «невесты стариков», как ее шутливо называли в округе, ибо сестра Дэвида Робсарта четыре раза была помолвлена, всякий раз с людьми гораздо старше себя, но так ни разу и не предстала перед алтарем, из-за чего сделалась желчной, чопорной, излишне суровой к грехам и малейшим проступкам других. К тому же однажды в лавке Ева услышала, как две почтенные матроны достаточно громко обсуждают ее.

– Наша красавица что-то заневестилась, – заявила одна, а другая цинично заметила:

– Да кто на ней женится, на этой распутнице?

Ева сама понимала, что ей пора замуж. Не только ее разум, но и тело требовали этого. Она сходила с ума от невольных желаний, ее воображение будоражили сладострастные сны, она стала нервной, вспыльчивой, часто плакала без причины. Теперь она была готова на любое безумство. Еще по дороге из Лондона она сошлась с одним роялистом, и взрыв чувственности, какой она испытала, отдавшись малознакомому мужчине, привел ее к выводу, что не только с возлюбленным можно получить наслаждение. Теперь, живя в Сент-Прайори и изнывая из плотских желаний, она решилась на шаг, который ранее сочла бы немыслимым. У них был работник Джек Мэррот, привлекший ее почти животной силой и красотой. И хотя Ева только глядела на него, он скоро понял, что нужно от него госпоже, сам нашел ее, а она и не думала сопротивляться. Более того, потом она сама стала искать встречи с ним, и, хотя их животные быстрые соития и возмущали ее, они несли радость и успокоение ее жадному телу. Она презирала себя за это и видела в замужестве единственный выход из столь унизительного положения.