Одноразовый кумир - Григорий Константинович Шаргородский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я и сам не заметил, как начал притоптывать и даже вскрикивать в унисон толпе. Танцоры стремительно двигались не только вокруг костра, но и вокруг свой оси, как листья, подхваченные торнадо в безумном хороводе.
Что сказать, это было одновременно ужасно и прекрасно; примитивно и утонченно; безумно и кристально понятно. Рокотавший сильно и мощно ритм тамтамов словно заставлял вздрагивать вселенную. И вдруг он оборвался. Тишина, воцарившаяся вокруг, стала словно черной дырой, в которую утекали не только случайные звуки, но и мысли. В голове было пусто и светло, а на душе легко, и все в этой жизни словно встало на правильные места. Есть черное и есть белое. Есть друг и есть враг. Есть правда и есть ложь. Все остальное абсолютно не имеет смысла. Окружавшее меня орки и тяжело дышавшие танцоры постепенно начали приходить в себя, и мир возвращался из состояния кристальной ясности и четкого разделения понятий к житейской мути и фальши. В мои мысли снова проникали осторожность, недомолвки, корысть и какие-то подленькие мотивы. Я снова становился человеком.
Толпа вокруг меня забурлила, и началось казавшееся бессмысленным хаотическое движение, но, скорее всего, таковым оно было только для меня, потому что каждый из орков знал, куда ему нужно идти. Причем в этой толпе меня никто не затоптал. Мало того, даже не толкнул! Казалось, что пока еще сохранились остатки единения, не позволявшие нам натыкаться друг на друга. Правда, мне от этого легче не стало, я совсем не знал, куда идти. Хорошо, что Бисквит быстро нашел меня в этой толпе, а еще лучше было то, что он уже вернул на место свою набедренную повязку.
Раздутые ради танца мышцы, делавшие его фигуру практически в полтора раза шире, втянулись на свои места. Насколько я знал, у моего друга из-за подобных метаморфоз сейчас не самое лучшее самочувствие. Впрочем, по его просветленной, счастливой морде и не скажешь. Уверен, что ради пережитых моментов он готов и не на такое.
– Ну и как тебе? – заглядывая мне в глаза, словно пытаясь увидеть там скрытый смысл, спросил мой зеленокожий друг.
– Честно? – Я на мгновение задумался. – Это было мощно.
– Я же говорил! – с каким-то детским восторгом рыкнул Бисквит. – А ты – «потанцульки», «потанцульки». Это нечто большее, чем пляски дикарей у костра, это…
– Да понял я, – прервал я разошедшегося друга. – Все ощутил и осознал. Не забывай, что я оценщик.
– Ну, это тебе не картины жирными пальцами лапать. – Участие в хороводе смыло все сомнения и опасения орка, и его опять потянуло на подколки.
– Жирными пальцами ты свои заготовки лапаешь, а у меня все профессионально.
Вот так, перешучиваясь, мы и вернулись на место. Теперь уже на правах полноценных участников банкета принялись утолять непонятно откуда взявшийся голод. Сидевшие неподалеку орки уже не чурались ни меня, ни Бисквита. Иногда они поворачивались к нам, с рыком приподнимая вверх свои кувшины. Мы отвечали им тем же и прикладывались к горлышкам тяжелых сосудов. Я как ни старался пить понемногу, но все равно накидался довольно неплохо. Правда, орчанки, временами менявшие Бисквиту опустевший кувшин на полный, когда понимали, что мне освежать ничего не надо, косились то ли с презрением, то ли с жалостью. Вполне ожидаемо финал вечера уплыл куда-то в туман, суля на утро всяческие сюрпризы.
Глава 3
Вот сумели меня удивить орки, причем практически до шокового состояния. И дело даже не в шаманском хороводе, оказавшемся наполненным потаенным смыслом, а в той бормотухе, что была налита в кувшины. Я точно помню, что допил этот жбан до конца, и при всем при этом ни малейших следов похмелья. Даже сушняка не было. Чудеса, да и только!
Первые пару секунд после пробуждения я думал, что лежу в каком-то гамаке, который почему-то натянули рядом с жутко тарахтящим генератором. Когда сон окончательно покинул меня, все встало на свои места. Не было никакого гамака, а роль генератора исполнял храпящий Бисквит. На самом деле я спал прямо на полу жилой ячейки в многоэтажном вигваме. Раньше все это я видел только снаружи и не очень представлял, как устроены межэтажные перекрытия оркских жилищ. А все оказалось предельно просто: полы были устроены точно так же, как и стены. На срощенный из костей каркас мастера натянули шкуры, причем настил был сплошным только в центральной части помещения от середины до выхода. Я лежал у стены на участке пола, обрамленном костяными балками и прикрытом туго натянутой шкурой. Получалось довольно оригинально – тут тебе и пол, и постель.
Комната не такая уж большая, где-то около двадцати квадратных метров. Мебели вокруг не было вообще, все вещи находились в эдаких больших авоськах, развешанных по стенам. Судя по тому, что эти самые авоськи были практически пустыми, мы, скорее всего, ночевали в гостевой комнате общежития для молодняка. Почему не в семейном гнездышке самого Бисквита, где проживает его жена, я у друга даже спрашивать не буду. Слишком уж нервно он реагирует на упоминание его супруги и всего, что с ней связано.
Все это, конечно, хорошо, удобно и даже комфортно, но организм требовал срочно избавиться от чрезмерного количества жидкости, так что не светит Бисквиту нормально выспаться. Я попытался растолкать его рукой, но не помогло, поэтому пару раз пнул ногой. А вот это подействовало: орк возмущенно хрюкнул и отмахнулся как от мухи. Учитывая размер его лапы и наличие острых когтей, мне пришлось отпрыгивать шустрым кузнечиком. Еще раз восхитился удобством жилья, когда потерял равновесие и упал на шкуры, как на батут.
Бисквит невнятно зарычал, и из этой мешанины грубых звуков я сумел выделить лишь слово «отстань».
– Ну как хочешь, тогда я отолью прямо здесь, в уголке.
Не уверен, но, кажется, своим заявлением я зацепил какое-то табу. Орк мгновенно проснулся и даже вскочил на ноги:
– Не вздумай!
– Успокойся. Я и не собирался. Скажи, куда идти, и этот вопрос мы решим без осквернения святости вашего вигвама.
Перед тем, как мы добрались до небольшого глиняного домика за пределами строения из кож и костей, пришлось исполнить целый акробатический этюд. Мне еще повезло, что основная часть орков до сих пор храпела, потому что спускался я со второго этажа с грацией беременной жабы.
После