Henker - Палач - Олег Борисов

— Так т… — окончательно потерял голос бывший начальник отделения Сыска и Дознания.

— Вот и хорошо, господин старший обер-крейз. А что касается вашего подопечного, то ему дарован последний шанс. Вместо трибунала снова отправится на улицы Города. Нечего задарма казенный хлеб жевать. Слышите меня, господин Клаккер?

— Наверное, министра Дознания скоро на пенсию попросят, — задумчиво протянул заключенный, уткнувшись лбом в решетку. — А место-то — хлебное. И с рапортом о победе над Тенями туда прямая дорога. Можно сказать — все тузы в руках.

— Вот я и говорю — столь умному и проницательному человеку, кавалеру наград Империи — и протирать штаны в городской тюрьме… Только, господин ветеран, имейте в виду, что вам выдали индульгенцию моими стараниями. И если из нас троих у кого-нибудь возникнут хоть малейшие проблемы — то это буду не я… Поэтому — сейчас вас выпустят на волю. Разрешаю сегодня и завтра потратить на обмывание новой должности и обретение желанной свободы. А потом — чтобы я больше не слышал, что где-то в пределах городской черты нечисть кого-то убила, или ранила, или вообще высунула нос из тех дыр, куда вы ее загоните.

— У меня только две руки, — насупился палач, но наместник лишь позволил себе слегка улыбнуться:

— Разумеется. Поэтому вы лично отберете себе по одному помощнику для каждого из городских районов. Сколько их там? Пять крупных и рабочие кварталы при заводах? Вот и постарайтесь отобрать «меченых». Пусть разбираются с бытовухой, сожраными котами и крысами, а себе оставите действительно серьезные дела. А я проконтролирую. И последнее, мысли вслух, так сказать. Новое жалованье господина Шольца выросло в два раза. Надеюсь, он перестанет запускать руки в доходы охотников. Вполне достаточно будет премий за успешную службу. А вот как Клаккер распорядится деньгами — его личное дело. Может все на оружие спустить, или найденных помощников простимулирует. Возражения есть? Возражений нет… Тогда — не буду вам мешать, господа. Жду вас вечером в ратуше, господин начальник Сыска Теней, с лучшим из унтеров на бывшее место. Ну и завтра — еще раз заглянете, поближе сойдетесь с моим заместителем. Вам вместе работать.

С легкой усмешкой откланявшись, похожий на черного ворона высокий мужчина отбыл, оставив после себя запах дорогого парфюма. Шольц в изнеможении нащупал упавший табурет, поднял его и взгромоздился поверх, глотая пересохшим ртом холодный воздух. Палач облокотился о прутья решетки, достал неразлучный тесак и стал чистить ногти, рассуждая вслух:

— Ты смотри, как забавно получилось. Тебе — должность. Можно сказать, будешь вторым человеком в городе. Мальчик наместника поделит деньги, которые не успел прибрать бургомистр, нужных людей везде распихает, хозяев заводов прижмет, чтобы почуяли, чья в городе власть. Ты — сможешь построить любого полицейского начальника, кто вздумает против слово сказать. Понадобится — наверняка и поддержку солдатами выбьешь, если что серьезное образуется. Потом — на Солнечную Сторону, вслед за благодетелем. Он — на освободившееся министерское кресло, а ты — где-то рядом. Когда серьезные люди идут в политику, они с собой кучу народа волокут следом. Надо же кому-то спину прикрывать.

— К чертям, уволюсь, — только и смог выдохнуть господин старший обер-крейз. — Ничего в этом не понимаю.

— Так я тебе и поверил, — хохотнул Клаккер, прислушиваясь к далекому шуму шагов. — Ты еще до зама дорастешь, а был бы моложе — сам бы в министерское кресло метил… Но хочу лишь одно сказать: я молодых идиотов под чужие клыки подставлять не собираюсь. Если вдруг найду кого толкового — можно привлечь. А для галочки штат раздувать и затем покойников отпевать — без меня.

— Тебе же сказали — выбрать лучших и обучить.

— Найду — научим. Не найду — сам, ножками.

— Ты ведь не только себя в гавно обратно спихнешь, ты и мной подотрешься, — Шольц медленно поднялся, наливаясь яростью. — Мало тебе этого «приключения»?!

— О, а минуту назад кто-то хотел на пенсию. Что — передумал?

Тюремщик брякнул связкой ключей и замер, с недумением разглядывая неожиданную картину: толстяк в полицейском мундире вцепился в прутья решетки и орал на отскочившего в глубь камеры заключенного:

— Я тебя, скотину, сам под трибунал отправлю! Ты у меня мигом научишься по закону жить и правила соблюдать, психопат увечный! Строем, строем будешь каждый день ходить! Пока в бестолковке хоть чуть мозгов не добавится! Убивец проклятый!..

Изможденный старик приоткрыл дверь и с подозрением уставился на слугу, державшего в руках тяжелый сверток. Убедившись, что рядом никого больше нет, чуть-чуть увеличил щель и потянул на себя материю:

— Все сделал, как приказал? Никто не видел?

— Нет, госпо…

— Заткнись! — сухое тело зашлось в кашле, но обитатель занавешенной комнаты справился с собой и прошипел: — Давай, смотри за лестницей. И если что — дашь знать… Я сейчас… И вот еще, чуть не забыл. Коляску нашу не бери, ниже по улице поймаешь кого-нибудь… И не кривись, я тебе зря, что ли, серебро дал?

— Так лихач четвертушку запросит, мне с ваших щедрот что останется?

— Получишь, не верещи, все получишь… Мне только дело закончить и расплачусь. Просто с тобой, шельмой, по другому нельзя. Как золото в карман сгрузишь, так тебя и видели.

— Обижаете, господин. Уж какой год служу…

— Потому и говорю, что знаю… Все, иди, сторожи. И не трясись из-за денег, мое слово крепкое.

Старик захлопнул дверь и не слышал, как молодой парень ворчал себе под нос, застыв истуканом под масляной лампой:

— Ага, слово. Знаем мы это слово. Пока петух жареный всю задницу не исклюет, гроша ломаного не заработаешь. Скупердяй…

Наемный экипаж дополз до кустов, присыпанных снегом, и остановился. Недовольный возница получил плату и повернул коляску назад, подальше от густых зарослей на берегу реки.

— Приспичит же нелегкая, — разнеслось в сумерках, и лошадь бодро двинулась назад, к окраинам Города.

Оживившийся старик продрался сквозь колючие ветки и быстро оглядел крохотную полянку, укрытую от чужих глаз. Поманив спутника, жестом показал на высокую кочку, копаясь в кармане. Слуга с облегчением бухнул на землю тяжелую шкатулку, заодно стряхнув с крышки тряпку. Хозяин чуть поморщился, но ругаться не стал. Старика била дрожь, но в отличие от замерзшего помощника, холода он совершенно не чувствовал. Достав из кармана горсть монет, протянул на вытянутой ладони:

— Вот, держи. Постоишь у кустов, послушаешь, чтобы посторонние не сунулись… Вот дьявол, обронил.