Любовь и смерть Катерины - Николл Эндрю

Сам сеньор Вальдес помнил все отчетливо, почти дословно, и теперь, лежа в постели и глядя на расцветающий в небе сероватый рассвет, проигрывал события вчерашнего вечера в ритме траурного танго, что хрипловато нашептывал ему стоящий в изголовье кровати радиоприемник. Он вспомнил, как одним махом преодолел разделявшую их пропасть и подошел к столу, за которым сидела Катерина. Она улыбнулась, глядя на него снизу вверх. Улыбка показалась ему немного нервной. Сидевший рядом юнец тоже слегка улыбнулся и чуть подвинулся, освободив самый краешек скамьи. Сидя почти на весу, сеньор Вальдес цеплялся за спинку скамьи ровно тринадцать минут, каждую из которых отсчитывал, поглядывая на свои элегантные серебряные часы, а потом ему все-таки удалось выпихнуть юнца с насиженного места.

Когда рассерженный юнец ушел, образовалось свободное пространство, небольшой участок до блеска отполированной тысячами задниц доски. Сеньор Вальдес продолжал сидеть, не меняя позы, положив одну руку на стол, а другой небрежно обхватив спинку. И когда Катерина скользнула в его сторону, получилось, что его рука как бы обхватила ее за плечи. Как естественно все вышло!

— Я тебе кое-что принес…

Пинком сеньор Вальдес отбросил в сторону простыню и позволил сладкому дурману танго проникнуть в мозг.

А кстати, звучала ли музыка там, в «Фениксе»? Он не мог вспомнить. Должно быть, звучала. Несколькими аккуратными мазками он добавил музыку к вчерашней картинке.

— Я тебе кое-что принес, — сказал он негромко, когда остальные, поняв, что для них в этом разговоре места нет, вежливо, послушно, незаметно отодвинулись на другой край скамьи.

— Я тебе кое-что принес.

Так он сказал. И когда она взглянула ему в глаза, застенчиво и чуть испуганно улыбаясь, он все понял. Он достал из нагрудного кармашка идеально отглаженной бледно-розовой рубашки без единого пятнышка, без следов пота, с дорогими запонками, вставленными в ровно отстроченные прорези манжет, визитную карточку и вложил ей в руку.

Катерина посмотрела на карточку, потом на него.

Он взял карточку из ее сложенных горстью ладоней и перевернул ее. На обратной стороне его четким, красивым почерком было написано: «Я пишу».

— Мне показалось, что надо ответить комплиментом на комплимент, — сказал он.

Катерина была взволнованна. Она закраснелась, заулыбалась. Л.Э. Вальдес сосредоточился на ее чудесной улыбке.

Она сказала тихим, мелодичным голосом:

— Сеньор Вальдес!

— О нет, прошу тебя… — Он осторожно вынул визитку из ее пальцев и положил на стол. Знаменитой авторучкой с широким золотым пером, той самой, которой был написан бессмертный роман «Старик из Сан-Томе», той, которой за пару часов до их встречи он тысячу раз вывел «Тощая рыжая кошка перешла дорогу», он перечеркнул свое имя «Л.Э. Вальдес» и аккуратно, печатными буквами, начертал: «Чиано».

Она была в восторге.

Сеньор Вальдес невольно вспомнил Фауста. Старик окрутил женщину своей мечты с помощью ларца с драгоценностями, присланного на Землю из самого Ада. Сеньор Вальдес добился того же эффекта куда меньшими средствами — ему потребовался лишь жалкий кусочек картона, к тому же не самого лучшего качества.

Должно быть, по городу — да что город! — по всей стране, отсюда и до самой столицы, гуляли десятки таких картонных прямоугольников, все как один отмеченные его изящным росчерком, непринужденным взмахом пера после слова «Чиано», черными чернилами выведенного поверх зачеркнутого «Л.Э. Вальдес». Иногда сеньор Вальдес думал о судьбе своих визиток. Что сталось с ними? Неужели все они кончили в мусорной корзине, когда женщины, что вначале берегли их как зеницу ока, одна за другой узнавали, что страстный любовник — Чиано — охладевал к ним?

Он ясно видел сцены казни визиток: искаженные горем, залитые слезами лица, дрожащие руки, рвущие картон на мелкие конфетти. Сеньор Вальдес прекрасно помнил всех бывших любовниц, в особенности тех, которые рано или поздно начинали представлять для него опасность: становились излишне навязчивы, были не замужем или переставали стыдиться положения любовницы. Или, хуже того, влюблялись в него так сильно, что уже не страшились разоблачения, готовы были нарушить правила любовной игры и ждали того же от него. Вот этих женщин надо было вовремя остановить — и остановить резко, так, чтобы назад возврата не было.

«Дорогая, мне было так хорошо с тобой, — говорил он в таких случаях. — Я буду до самой смерти вспоминать время, которое мы провели вместе. Но сейчас нам необходимо расстаться. Да, прямо сейчас. Лучше, если мы сделаем это без сцен. Прошу тебя, не звони мне больше».

Да, эти женщины наверняка в отчаянии изорвали его бедные визитки на тысячи кусочков.

Но ему хотелось верить, что среди оставленных любовниц были и те, что до сих пор хранили заветные кремовые прямоугольники, оберегали их, как священные реликвии, закладывали в книжные страницы, как высушенные цветы, все еще хранящие слабый аромат жаркого лета и коротких, но полных наслаждения свиданий в тенистых садах. Сеньору Вальдесу было приятно думать, что респектабельные, всеми почитаемые дамы с незапятнанной репутацией время от времени вытаскивали на божий свет его визитки, гладили и целовали их, с потаенными улыбками вспоминая времена, когда они изнемогали от страсти.

«Что же в этом плохого? — с улыбкой думал сеньор Вальдес. — Посмотрите, какую пользу я принес обществу!»

Сколько скучных, тоскливых браков он спас, сколько самоубийств сумел предотвратить несколькими краткими свиданиями, парой часов занятий любовью — или чем-то похожим на любовь! А скольких мужей он избавил от неминуемой гибели? Если бы не его поистине библейское сострадание к несчастным, обезумевшим от скуки женам, немало мужей не проснулись бы однажды утром из-за того, что ночью им перерезали горла! От уха до уха, да! Ха! Да они должны каждый день возносить хвалу сеньору Вальдесу, благословлять одно его имя! Как жаль, что спасенные мужья-рогоносцы не знают о его благодеяниях…

— Да, — сказала Катерина. — Вы пишете. Я знаю. И что я должна теперь ответить? «И что же вы пишете?» А вы мне на это скажете…

Она замолчала, поглядывая на него с лукавой улыбкой. Она намекала на их недавний разговор возле туалетов, бросала кокетливый вызов. Она выпила слишком много вина, и это придало ей храбрости. И, конечно же, она не услышала далекий треск обрушившегося в воду огромного пласта льда и не поняла, что айсберг уже отошел от берега и начал дрейфовать в ее сторону.

Лежа в постели, в десятый раз переживая происшедшее, сеньор Вальдес позволил себе расслабиться и окунуться в волнующую интригу, разворачивающуюся между ним и этой новой девушкой. Она так смело разговаривала — Катерина, его Катерина, — она провоцировала его, подталкивала вперед, приглашала на танец.

— Тоща я скажу. Тогда я скажу… — Он чувствовал, что расплывается в улыбке.

— Да? Что же вы мне скажете… — Она опустила глаза, не смея встретиться с ним глазами. Казалось, ее тело замерло в ожидании ответа, и, чтобы не упасть в обморок от волнения, она сосредоточила все внимание на своем маленьком пальчике, обводившем влажный от вина ободок бокала. — Чиано?

— Я скажу: «Разве вы не хотите заняться со мной сексом?»

Она осмелилась на секунду приподнять завесу ресниц.

— А что делать мне? Притвориться из вежливости, что не расслышала?

— То была не вежливость. Ты напугала меня.

— Не может быть! Я уверена, что глупые девчонки каждый день бросаются вам на шею.

— О нет, не так часто, как тебе может показаться. — Ну и враль! «Какой же ты замечательный рассказчик, Чиано».

Они оба засмеялись.

— Ну ладно, — пробормотала она, — в таком случае я отказываюсь отвечать на ваше неуместное и дерзкое предложение.

— Что ж, идет, — сказал он. — А я отказываюсь отвечать на твое!

«Ну уж нет, — подумал он. — отвечу, и очень скоро. Имей терпение, крошка, я еще покажу тебе, на что способен…»

Не сейчас, не сразу. Сеньор Вальдес и сам не мог поверить, какой мощной силой воли он обладал, каким гибким умом. Он сладко потянулся на постели. Как мудро сделал он, что решил оттянуть удовольствие! Что может быть приятнее, чем ожидание момента блаженства? Он получал почти физическое наслаждение от каждой минуты общения С ней — бокал вина, потом еще один, потом чашка кофе, еще кофе, последний двойной бренди, вот и подошла пора оплатить счет — особенное удовольствие он получил от оплаты счета. Он не стал подсчитывать, кто сколько выпил, не стал хмурить брови, шевелить губами, с трудом производя в уме арифметические действия, обводить взглядом стол, чтобы поделить общую сумму на количество присутствовавших. Он же не студентишка какой-то! Нет, один взгляд на счет — и короткое, точное движение руки, закладывающей банкноты в кожаный кармашек, и вот они, смеясь, уже идут к выходу и вдыхают ароматный воздух нагретой за день улицы. И она идет рядом, доверчиво положив маленькую ручку на сгиб его локтя, до самой Кристобаль-аллеи, мимо стеклянных дверей его подъезда, до ее скромной квартирки, и там она снова говорит свою фразу. Только в этот раз она всем телом прижимается к нему и поднимает на него свои бездонные глаза.