Император - Денис Старый

Андреевича Хметевского использовать для встречи именно этот корабль, утверждая, что японцы отлично знают его очертания и у них уже должен выработаться животный страх перед сорока пяти пушками фрегата.

Договор был согласован обеими сторонами, и у генерал-губернатора не было возражений по содержанию.

Предполагалось, что японцы сохранят одну свою торговую базу на Эдзо, но торговать станут только под присмотром русских представителей. Любое посягательство на жизнь и здоровье представителя народа айну будет считаться посягательством на подданного Российской империи и рассматриваться как акт агрессии в отношении империи. Вместе с тем, японцы могут беспошлинно торговать в одном пункте и согласовывать с русскими властями возможность открытия уже пошлинной торговли в ином. Похожая ситуация складывалась и с русской торговлей. Японцы открывают для торговли свой порт Нагасаки. Русские корабли, к коим причисляются и плавательные средства айну имели право торговли в этом порту, но без возможности заходить в город. Японцы требовали, чтобы русские миссии не занимались агитацией перехода японского населения в христианство. Ну и одно из главных — подписание договора о разграничений сфер влияния. За Российской империей оставались острова Эдзо, Кунашир и иные Курильской гряды, Россия оказывалась от дальнейшей экспансии на исконно японские земли.

Отдельным актом, сразу же после подписания провозглашалось подданство Российской империи народа айну.

Ока Тадамицу выглядел величественно. Этот, по сути, секретарь, смог взять доверенность от сегуна Иэмигэ с подтверждением подлинности подписи правителя Японии от его братьев. Это было требованием России, так как Иэсигэ можно было в любой момент объявить умалишенным и аннулировать все соглашения.

— Большое дело сделали, Иван Фомич! — усталым голосом говорил Хметевский.

Только час назад делегация от сегуна убыла на берег. Три часа с очень спорными, непрофессиональными, переводчиками, объясняясь чуть ли не на пальцах, длились переговоры. Но все в прошлом. Сейчас уже можно расслабиться и плыть к этому самому порту Нагасаки, чтобы начать торговлю и осмотреться на предмет необходимости и возможности строительства. Как минимум, нужен склад и дом для размещения русских людей.

— Да, Василий Андреевич! Когда я влез в эту войну, не думал, что сегун окажется столь сговорчивым! Японцы мне казались упертыми, — отвечал Елагин, отпивая из фарфоровой чашки чай с шиповником.

— Как видите, мой друг, любое упорство ведет к трем вещам: победе, смерти, или, в конечном итоге, пониманию, что все тщетно и нужно договариваться. Японцы оказались вполне здравомыслящими и решили договориться. Только не продавайте им современное оружие, как бы нам такое в будущем не аукнулось, — сказал генерал-губернатор и залпом осушил свой стакан с водкой.

Глава 3

Петербург

15 марта 1752 года

— Как Вы это представляете, Искандер? Вы, мой не то, чтобы давний враг, но, тут важно иное — мы воевали по разные стороны! — удивился я просьбе плененного коменданта Аккермана.

— Ваше Величество! Я не могу оставаться пленником и зверушкой, которую показывают на праздниках те, кто никогда не решился бы идти на приступ крепости, которую я Вам сдал! Это позор! И остается только то, чтобы просить Вас о милости дать мне возможность умереть в бою, — распылялся ранее бывший османский командир, а нынче пленник Искандер. — Я писал обращение к императрице, писал и Вам. Это воля Аллаха, что очередное прошение дошло до Вашего Величества.

— Искандер, Вы понимаете, что война с Османской империей неизбежна? — спросил я.

— Да! Но война с Пруссией уже идет. Я читаю по-русски, и был так воодушевлен тем, о чем писали газеты, что решил сделать все, чтобы биться за справедливость, против вероломства и зла, — воодушевленно говорил бывший командир янычар.

— Нет, я решительно не понимаю… мы будем драться с Вашей родиной, но, даже, если Вы и обласитесь в русский мундир и не будете стоять за стенами русского Аккермана, вы все равно останетесь в этом мундире… не понимаю, не могу довериться… — говорил я, сомневаясь в том, что делать.

Мне импонировал Искандер, он еще тогда, в первую турецкую компанию показался человеком чести и достоинства. Своим незначительным гарнизоном в крепости Аккерман, Искандер заставил поволноваться все наше воинство, чуть не сбив динамику русского «блицкрига».

— Я дам клятву на Коране! — привел новый аргумент Искандер.

— Гяуру, как и на войне можно лгать! Ведь так? — спросил я.

— Какой же Вы гяур, если некоторые мусульмане Вас признают правителем? — слукавил Искандер.

— Есть смысл ставить условием поступления на военную службу принятие Вами православия? — спросил я.

— Веру менять в угоду чинов и службы? — возмутился Искандер. — Простите! Я могу идти?

Я размышлял. Пришли сведения с Кавказа о разгроме Карим-хана и о включении кавказских ханств в состав Российской империи. Возвращается часть войск, уже прибыл Петр Александрович Румянцев. Но Василий Капнист остался «на хозяйстве» в регионе и должен приступить к формированию Кавказской дивизии. Я хотел создать прототип той легендарной «Дикой дивизии», что в иной истории успешно действовала на Австро-Венгерском фронте в период Первой мировой войны. Хотел Фридрих повоевать с варварами? Так он узрит, что такое война без правил! Пусть русские дивизии встречают в европейских городах, как избавителей, лишь бы не заходили в поселения калмыки и кавказцы.

— Вы будете назначены временным командующим Кавказской дивизией, которая сейчас формируется. На первое время над Вами будут русские офицеры, они и должны оценить и Вашу работу и следить за порядком. Я верю Вашему слову, но не могу полностью довериться, ибо правитель, не должен полагаться лишь на обещания. Отправитесь на Кавказ и примете участие и в формировании дивизии и сплотите разно племенные группы в единое воинское подразделение, — сказал я и добавил. — И да! Академия наук уже получила задание издать Коран на русском языке, а в Бахчисарае строится новая большая мечеть. Вы должны об этом знать!

Искандер еще раз заверил меня в том, что он будет верен своему слову и удалился. Посмотрим, что получится из подобного начинания, но все подданные Российской империи должны вносить свой вклад в общие победы. Кавказ не исключение, пусть даже он только что и признал подданство.

— Илья! Больше никого! Пригласите на ужин Великую княгиню, — дал я распоряжение секретарю.

Нет! Никакого «романтика»! Я не собирался настолько мириться с женой, думаю должно пройти еще немало времени для того, чтобы она могла получить мое уважение и толику доверия. Любовь вряд ли когда возродится. Вместе с тем, остаток своего рабочего времени я хотел провести за составлением административной реформы. В иной истории Екатерина, после восстания Емельяна Пугачева, провела ту реформу, которую я хотел бы взять за основу своих преобразований. Вот посоветуюсь, может Катерина натолкнет на какие-либо мысли.

Лучше держать совет, хоть и с врагом, но избежать ошибки, чем ни с кем не обсудив начинание, совершить преступление против своей державы.

Да и не понимаю я такого положения, когда живем в одном доме, пусть и в огромном, но не разговариваем друг с другом. Это ребячество какое-то. Есть темы, которые требуют общения. Взять детей! Я стараюсь с ними проводить время, общаюсь, даже исподволь, якобы, советуюсь с Павлом по поводу государственных дел. Правда, чаще всего, дельно отвечает Анна, но Павлуша еще годами не вышел что-то толковое говорить. Однако, мальчишку распирает от важности, что он уже принимает какие-то решения. Тут бы с психологом поговорить, не хотелось бы гордеца вырастить. Часто бывает так, что за горделивыми людьми мало основательности, слабое умственное наполнение. Но где взять толкового психолога? В интернете не найдешь телефончик. Слабый тут интернет, тормозит лет так… на двести пятьдесят. Может моими стараниями и отвиснет на полвека раньше?

* * *

Хаджибей

26 марта 1752 года

Христофор Антонович Миних летел на всех порах на Юг. Сложно, конечно «лететь» по раскисшим от дождя дорогам, но кони были выносливые, а на станциях, сразу же по подъезду, генерал-фельдмаршала ждали отдохнувшие лошади, иногда и запряженная карета, чтобы не тратить драгоценные часы. Были переходы и в ночное время, если местность казалась более знакомой или обжитой.

Миниху было тяжело покидать Петербург, опытный царедворец чувствовал, что какие-то события могут произойти. Да и просто быть рядом с молодым императором в период его становления полезно и для императора и для Миниха. Уж он-то умеет быть благодарным и верным присяге. Генерал-фельдмаршал морщился, когда представлял себя вновь землепашцем в далекой Сибири. Да, репа