Проклятие Вермеера - Михаил Бадалян

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

(продолжение предыдущей)

Комната в конце коридора на втором этаже больницы, в которой лейтенант Егоров разыскал доктора Алова, была похожа на что угодно, только не на кабинет, хотя табличка с левой стороны двери утверждала именно это. Повсюду в беспорядке разбросаны коробки с медикаментами и шприцами. Муляж человеческого скелета красовался, чуть ли не посередине комнаты, пустыми глазницами всматриваясь в каждого входящего. И везде — на шкафах, на столе, на стенах, даже на полу — рентгеновские снимки. Сам доктор стоял лицом к окну и изучал один из таких снимков своей коллекции. Оглянувшись на скрип открывающейся двери, он пошел навстречу лейтенанту, по пути бросив рентгенограмму на письменный стол.

— Приветствую вас, лейтенант! — Алов протянул ладонь и энергично потряс руку Егорова.

Казалось, он был рад видеть лейтенанта, несмотря на то, что накануне они чуть было не повздорили из-за поста, который Егоров счел необходимым разместить рядом с палатой, в которой лежал Влад.

— Здравствуйте, доктор, — Егоров в растерянности огляделся вокруг. — Как состояние больного?

— Присаживайтесь, — доктор Алов освободил одно из двух кресел, скинув прямо на пол лежащие на нем старые медицинские журналы. — Прошу прощения за беспорядок.

— Ничего, — Егоров еле втиснулся в узкое кресло.

— Состояние пациента крайне, я повторяю, крайне тяжелое, — продолжил Алов, усаживаясь на край письменного стола. — Причем меня волнуют не столько переломы, сколько сильнейшее сотрясение мозга.

— Вы уверены, доктор, что его нельзя сейчас трогать? — перебил лейтенант.

— Исключено! Я повторяю: ис-клю-че-но. — Алов вскочил со своего места и стал прохаживаться между коробками. — Малейшее движение, я повторяю: ма…

— Не надо повторять, доктор, — улыбнулся лейтенант. — Я все понимаю с первого раза.

— Извините, — промямлил Алов. — Так вот, я повторяю: малейшее движение может пагубно сказаться на его здоровье. Нет, лейтенант, я ка-те-го-рически, пов… извините… я категорически против транспортировки больного в этом состоянии. Я повторяю…

— Не надо. Я уже понял. — Егоров резко встал на ноги. — В таком случае, доктор Алов, вынужден вас огорчить еще раз и, несмотря на все ваши протесты и недовольства по поводу присутствия в больнице ментов, увеличить их число до десяти.

— Но…

— Никаких но, доктор! Или мы перевозим его и вы гарантируете, что он не сдохнет по дороге, или с сегодняшнего дня эту скотину будут охранять десять человек.

— Попрошу не выражаться в моем кабинете в адрес больных! — возмутился Алов. — Для меня все пациенты равны.

— Ну, конечно! — Егоров не скрывал сарказма. — Я бы посмотрел, как вы запели, если какой-нибудь ваш пациент до того, как попасть в больницу, скажем, изнасиловал вашу жену.

— Что вы хотите этим сказать, лейтенант Егоров? — вскипел Алов.

— То, что сказал, доктор! — рявкнул лейтенант и вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

Туманов лично встречал Савинова и Андрона, прибывающих в Санкт-Петербург самолетом компании Савинов Арт. На белом корпусе лайнера с красной и синей полосами вдоль фюзеляжа красовалась огромная надпись САВИНОВ ЭР, сделанная старинным готическим шрифтом. Увидев самолет, выруливающий к месту стоянки, Туманов не смог удержаться от усмешки.

— Я не удивлюсь, если в скором времени где-нибудь на карте появится Савиновград. — Затем, чихнув, продолжил. — Он даже не сообразил прилететь рейсовым самолетом, чтобы завтра все газеты не трубили о его приезде в Питер, — проворчал он и добавил так, что его никто не услышал. — Кретин.

Откинулась дверца лайнера, и Туманов, скривив губы в приветливую улыбку и, растопырив руки в стороны, как будто нес огромный арбуз, поспешил навстречу Савинову, спускающемуся по трапу.

— Добро пожаловать в северную столицу, Ник! Как долетели? — Туманов стал доминать изрядно пожеванное в полете пальто Савинова вместе с его хозяином.

— Спасибо, Феликс, — Николай с трудом высвободился из тисков Туманов. Как Влад?

— Жив пока, слава Богу! — ответил Туманов. — Это твое поручение он выполнял, Ник?

— Я что, похож на идиота? — возмутился Савинов. — Этот кретин иногда делает такие глупости, что… — он замолчал, не найдя нужного слова.

Так же, как и ты, — подумал Туманов, широко улыбаясь Савинову.

— Ничего, — продолжил он вслух. — Молодой еще.

— Погоди, я еще доберусь до него, — пригрозил Савинов. — Я ему остальные кости переломаю!

Туманов подал знак рукой, и новенький Роллс-Ройс, сверкая в лучах зимнего солнца, подкатил к ним, почти неслышно урча двигателем.

— Великолепная машина, Феликс! — воскликнул Савинов таким тоном, что могло показаться, будто он завидует Туманов, если не знать, что он сам в состоянии купить хоть сотню таких же машин.

— Подарок, — скромно потупив глаза, ответил Туманов.

— Ты, старый лис, я вижу, проворачиваешь неплохие делишки, — добродушно заметил Савинов.

Уж кому-кому, а ему-то хорошо было известно, что Ройс куплен на деньги, которые Феликс имел со своего рэкета по всей европейской части России. Недаром ему прочили место самого Свана, одной ногой стоящего в могиле. Но это мало волновало Николая Савинова. Он сам, при других обстоятельствах, мог занять должность почище, даже в масштабе всей страны. Но его вполне устраивал титул Короля Искусств, и он старался не обращать особого внимания на шалости людей, помогающих ему в той или иной степени вести свой бизнес. Но до тех пор, пока это не могло помешать его, Савинова, делу. Как, например, случай с Владом. Сейчас, благодаря его глупости, была поставлена под угрозу срыва крупная операция по вывозу большой партии икон из России. Операция, которая тщательно готовилась несколько месяцев и сулила десятки миллионов чистой прибыли!

Но сейчас не до этого. Надо думать, как вырвать Влада из лап питерской милиции, которая давно точит на него зуб и так просто не сдастся…

Машина, шурша покрышками по асфальту, неслась по дороге, над которой нависли покрытые инеем кроны выстроившихся вдоль обочин деревьев.

— Что нового, Феликс? — спросил Савинов, отвлекшись от своих мыслей.

— Ничего хорошего, — Туманов, развалившись на заднем сидении Ройса, потягивал виски из тонкого бокала. — Охрану усилили, и теперь его оберегают десять человек.

— Ты смотри! — присвистнул Савинов.

— Да. Но у меня, как всегда, есть кое-какой план…

Глаза Савинова заблестели.

— Выкладывай, — сказал он, залпом допивая свой виски…

После визита лейтенанта к доктору Алову, во время которого была достигнута договоренность относительно увеличения воинского контингента, городская больница стала напоминать казарму. В целях оперативности, смена охраны производилась в полном составе. При том же шестичасовом графике, время смены караула было сдвинуто на три часа, чтобы не тревожить покой больных в полночь и в шесть утра. Теперь милиционеры сменялись в девять утра и вечера, а также в три часа ночи и дня.

К этому времени к центральному входу в больницу подъезжала темно-синяя машина — милицейский фургон с десятью вооруженными людьми во главе с сержантом, которые заменяли своих товарищей, отстоявших на часах положенное время. Вся процедура смены караула сопровождалась бряцанием оружия, топотом ног и короткими командами сержанта, отдающего последние распоряжения своим подчиненным.

Доктор Алов в эти часы удалялся в свой кабинет, готовый лезть на стены и грызть рентгеновские снимки. Однажды он даже вмазал по черепу стоящего в кабинете скелета, когда ему показалось, что тот слишком ехидно уставился на него своими пустыми глазницами. После внушительного удара нижняя челюсть черепа отвисла, отчего беззубый рот расплылся в такой откровенной ухмылке, что судьба скелета была предрешена… Уборщица, собирающая после экзекуции остатки костей, никак не могла понять, чем это Леонид Ильич (так она называла про себя муляж) мог так сильно разгневать доктора.

Тем временем омоновцы, прибывшие в больницу, занимали свои посты и принимались кто, как мог коротать шесть долгих часов, которые им предстояло провести в стенах больницы…

Машина скорой помощи, завывая сиреной, мчалась по середине проезжей части по целинному снегу, прижимая к тротуарам редкие в этот поздний час автомобили.

Вызов поступил из Серпуховки — богатого пригорода Санкт-Петербурга, обитатели которого не любили, когда их заставляют ждать, тем более, если дело касалось их здоровья. Вот почему Сима — водитель скорой — гнал машину, выжав до отказа педаль акселератора. Свернув с Астафьевской на примыкающую улочку и проехав метров двести, машина подъехала к массивным воротам, кованным из чугуна. Сима нажал на кнопку сирены. Ворота плавно раскрылись, и скорая въехала в небольшой дворик перед роскошным особняком.