Магическая трубка Конан Дойла - Мария Спасская

Идея раздобыть деньги самостоятельно была совсем неплоха, ведь у меня есть дом, который можно продать. Уж полтора-то миллиона он стоит? Я бросилась прочь с родительского участка и, выбежав на дорогу, снова столкнулась со Скрутом. Свет луны выхватывал из темноты вершины гор, превращая просто красивый пейзаж в пейзаж фантастический. Сказочный. Инфернальный. Гном в тирольской шляпе стоял рядом с мазанкой соседа. Перед ним белел наколотый на плетень исписанный лист бумаги. Гном вглядывался в него, читая. Заметив меня, он, не отрываясь от листка, с сожалением проговорил:

— Вот незадача! Как всегда, опоздал. Мы с однокурсниками должны были пойти в этнографическую экспедицию по окрестным селам, но профессор и ребята уехали без меня. Записку вот оставили. Пишут, что вернутся через пару дней, а пока советуют снять койку в поселке.

— Сними у меня, — быстро сказала я. — За полтора миллиона рублей.

— За комнату полтора лимона? — изумился парень, еще больше округлив и без того круглые глаза. — Да вы шутница.

— Тогда купи у меня за полтора миллиона дом.

— Вам очень нужна эта сумма?

Он сказал так искренне, при этом даже на меня не взглянув, что я еще больше прониклась к собеседнику доверием.

— Очень нужна. Причем немедленно.

— Столько денег у меня нет. — Голос Скрута звучал с явным сожалением и, главное, без издевки. — На студенческую стипендию не очень-то разгуляешься. Сам добирался сюда автостопом, потому и опоздал на назначенную встречу. Но за сотню в день я с радостью воспользуюсь вашим гостеприимством. — Он перевел глаза с плетня на подсвеченное луной море, скользнув мимо меня рассеянным взглядом. — Может, пока вы не продали дом, и в самом деле сдадите мне какой-нибудь чуланчик дня на два? Пока не вернутся профессор с ребятами?

— Договорились, — откликнулась я, наконец-то понимая, почему мне так комфортно в его обществе. Студент на меня не смотрит! Мало того, он словно такой же, как я, и сам старательно избегает визуального контакта!

— Тогда давайте знакомиться. Я Кузьма, — торжественно проговорил парень, разглядывая лунную дорожку на антрацитовой морской глади.

Я не могла не улыбнуться. Кузьма. Забавное имя. И очень подходит для гнома. Хотя я больше привыкла к Скруту.

— Лиза, — представилась я в ответ. И неизвестно почему чистосердечно добавила: — Ненавижу свое имя. Такое скользкое и липкое, как слизняк.

У меня свои отношения с именами. Я их ощущаю, как ощущают поверхности, проводя по предметам рукой. Алекс — скала, с острой вершиной, устремленной вверх, и мягкой травой у основания. Толик — имя неопределенное и бесформенное, как наполовину сдувшаяся резиновая игрушка. То ли да, то ли нет… Ну а Кузьма — он упругий и теплый, как сшитый из тряпок мячик, закатившийся за печку. Одним словом, гном.

— А мне нравится ваше имя, — серьезно проговорил Кузьма, медленно двигаясь по шоссе и при этом продолжая любоваться темным морем. — Е-ли-за-вета — очень красиво. — Он как будто пробовал слоги на вкус. — Звучит по-королевски. Профессор на лекции рассказывал, что когда-то в этих местах жила графиня Елизавета Сокольская вместе с мужем и сыном. Может быть, видели их особняк? Он на море стоит. Прямо на пляже. Вроде бы сейчас в графском доме разместился детский санаторий, а до революции дом долго пустовал, ибо там случились страшные события, после которых никто не хотел его покупать.

Я недоверчиво посмотрела на гнома, безмятежно шагающего по ночной дороге. Весь его вид говорил о том, что он не имеет ни малейшего представления, что беседует с нынешней владелицей бывшего графского особняка.

— И что же случилось в этом доме? — осторожно поинтересовалась я.

— Графиня завела любовника, друга семьи, и тот, любитель красивой жизни, в поисках легкой наживы украл графского сына и потребовал с любовницы выкуп. Такие вот дела.

Парнишка с теплым именем улыбнулся, многозначительно вскинул брови, рассматривая мои шлепанцы, и неожиданно подмигнул им круглым глазом, словно на что-то намекая.

Англия, 1905 год. Золотой Берег, 1881 год

Как всегда перед заходом в гавань, на палубу «Маюмбы» высыпали пассажиры и, толкаясь, всматривались в побережье Гвинейского залива, с каждой минутой становившееся все ближе и ближе. Обдуваемый горячим морским ветром, молодой врач вместе со всеми с возбуждением смотрел на желтый прибрежный песок и выстроившиеся длинной шеренгой вдоль линии прибоя ярко-зеленые пальмы. В отдалении на холмах белели полуразрушенные зубцы крепостных стен и башен, еще сохранившие свой грозный вид, хотя это и были первые бастионы, возведенные европейскими завоевателями более четырех веков назад.

Ближе к полудню «Маюмба» встала на якорь. Сгибаясь под тяжестью багажа, пассажиры суетливо занимали места в шлюпках, доставляющих на берег. На берегу толпились встречающие, среди которых можно было различить как европейцев, так и африканцев. Европейцев было значительно больше. Обожженные солнцем чиновники из управляющих компаний Ее Величества низко надвигали на красные от жары лица тропические шлемы из пробкового дерева, высматривая в толпе прибывших коллег и родственников. Развязные представители золотодобывающих фирм в белых льняных костюмах вербовали желающих взять в аренду участок на богатой золотым песком реке Анкобре. Здесь же крутились жучки, предлагающие посреднические услуги в покупке по сходной цене партии невольников.

Засидевшийся без дела корабельный врач, как молодой тигр, спрыгнул из лодки на берег и помог сойти дамам. Краем глаза он заметил, как к Роберту Смиту устремился смуглый усач самого делового вида и, ухватив американца под локоть, увлек за собой. Помахивая докторским чемоданчиком, прихваченным на всякий случай, и утопая ботинками в песке, Артур жадными до приключений глазами окинул бурлящую народом пристань. И тут же был атакован чернокожим чичероне.

Маленький гибкий африканец, обернутый вокруг бедер куском ткани, смотрелся рядом с британским великаном совсем ребенком. Он дергал Дойля за полу рубашки и на ломаном английском навязчиво звал белого господина смотреть интересные места, которыми славится королевство Ашанти.

— Хочу, хочу посмотреть на королевство! — захлопала в ладоши мисс Бетти, наблюдавшая за приставаниями аборигена.

Расценив преисполненный достоинства кивок леди Абигайль как одобрение, Артур охотно согласился на обзорную экскурсию.

— Зови меня, белый господин, Овусу, — обегая молодого доктора то с одной, то с другой стороны, говорил проводник, ведя клиентов в сторону необъятного баобаба, около которого образовалось что-то вроде стоянки гужевого транспорта. К вбитым в ствол дерева крюкам были привязаны мулы и ослики, запряженные в плетеные тележки, напоминающие огромные корзины на двух больших деревянных колесах.

— Садитесь, господин! — Овусу сделал жест в сторону застенчивого ослика и просторной повозки. Заметив сомнение в глазах Артура, африканец всем телом навалился на спину животного и бодро заметил: — Садись-садись, осел сильный! Всех вас увезет!

Артур подсадил своих дам, перекинул длинную ногу через плетеный бортик, устроился на скамеечке, и телега медленно покатилась по песку в потоке таких же повозок, заполучивших белых седоков. Чичероне, нахлестывая ослика тростниковой плеткой, неспешно шел рядом с телегой, держа направление к виднеющимся вдали ярко-зеленым зарослям тропического леса. Навстречу им тащился мул с лежащим на повозке огромным стволом красного дерева, таким большим, что казалось, животное вот-вот упадет под его непомерной тяжестью. Стараясь мулу помочь, тележку толкал крепкий черный парень.

— Ты знаешь, белый господин, каким должен быть настоящий мужчина? — внезапно осведомился Овусу.

И, получив отрицательный ответ, продолжил: — Вот прямо сейчас в этом сыром тропическом лесу, не покладая рук, трудятся умелые ашанти. Они быстро расчищают от зарослей участки под посевы, ловко валят гигантские деревья, обрубают сучья, разделывают стволы. Все горит у них в руках. А почему? Такими их вырастил отец. Именно он следит за воспитанием сыновей. От отца ребенок наследует душу, дух. Это он, дух, делает мужчину ашанти сильным и смелым. И очень трудолюбивым.

Не понимая, к чему весь этот разговор, доктор согласно кивал, переглядываясь с женщинами и трясясь по неровной дороге мимо тростниковых хижин, сбившихся в деревни на небольших, отвоеванных у джунглей просеках. Около каждой деревни зеленели засеянные ямсом поля, отделенные от соседней труднопроходимыми зарослями, перед которыми вдоль всей дороги сидели чернокожие женщины, разложив прямо на земле овощи и фрукты, названия большинства из них Дойль не знал. Тонконогие рахитичные дети крутились тут же, и каждый зазывал проезжающих к своему развалу.