Самолет подбит над целью - Генрих Гофман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В бессильной злобе Георгий хотел сам позвонить в штаб воздушной армии... и тут же вспомнил, что не знает позывных. Какая-то апатия, полное безразличие овладело им. Безразличие и усталость. Он понял бесполезность разговора с капитаном.
— Возьмите, здесь все написано, — протянул тот бумажку лейтенанту. — А с вами в тылу разберутся, — сказал он Карлову.
* * *Они тряслись на старой, заезженной эмке. Ехали молча. Навстречу двигались к фронту пехотные части, тягачи тянули орудия, катились машины, груженные ящиками с боеприпасами; шли танки; обгоняя их, проносились маленькие «виллисы»...
Въехав в разрушенную станицу, эмка остановилась у кирпичного здания. Угол его был снесен снарядом. Около входа валялась пробитая осколками железная вывеска с надписью «Дойче комендатур».
В приемной за невысоким барьером сидел дежурный.
— На, принимай полицая, — обратился к нему сопровождавший Георгия лейтенант.
Георгия вновь обожгло это слово — «полицай».
Его привели в небольшую комнату, где находилось несколько арестованных. Двое из них были в форме полицаев, остальные — в разношерстных шубах и пальто. На полу валялась осыпавшаяся щебенка. Стекло в единственном окне было выбито, но толстая решетка сохранилась. Георгий, еле державшийся на ногах, прошел в угол.
На промерзших стенах за проседью инея виднелось множество косо нацарапанных надписей, в конце каждой стояла дата. «Сколько людей побывало в этом фашистском застенке», — подумал Георгий.
Он опустился на пол. Любопытные взоры предателей шарили по его лицу.
— Откуда взяли? — громко спросил у него один из полицаев.
Карлов, не отвечая, глубоко вздохнул и закрыл глаза. Хотелось хорошенько осмыслить все, что с ним произошло. Он испытывал гадливое чувство к находящимся рядом личностям. Он понимал, что и к нему должно быть такое же отношение у тех, с кем встречался он в это утро. «Но почему никто не попытался разобраться, кто я такой?» — с горечью думал Георгий.
В камеру принесли обед, и один из предателей положил перед ним кусок хлеба. Георгий не притронулся к пище.
Он ждал, что вот-вот его вызовет какой-нибудь начальник, и все выяснится. Так в томительном ожидании, то засыпая, то вскакивая, чтобы согреться, провел он весь день.
Вечером в темноте кто-то положил ему на колени новую порцию хлеба, и Георгий услышал над ухом хрипящий испитый голос:
— Ешь, а то еще до суда окочуришься.
Георгий взял хлеб, но есть не мог — горячий комок стоял в горле. «Полицаи и старосты приняли меня за своего, свои считают врагом». — Он чувствовал себя одиноким, затерявшимся в огромной массе людей.
Обитатели камеры начали вповалку укладываться спать. Когда Георгий поднялся пройтись, чтобы немного согреться, — ступить было некуда. На полу лежали свернувшиеся и распластанные тела. Он потоптался на месте, оперся спиной о стену и, втиснув руки в карманы, опустился на корточки.
Как ни заставлял себя Георгий заснуть, ничего не получалось. Невеселые мысли лезли в голову. Тело било ознобом.
Монотонно похрапывали спящие. Изредка доносились медленные шаги часового за окном. Под его ногами похрустывал снег. Во сне с кем-то спорил полицай. «Я ж говорю, правильно — партизанов расстрелять. А хлопцев малых за что? Воны ж не смышлены еще...» — невнятно бормотал он. Это был тот же хрипящий голос, предлагавший Карлову есть. Потом вновь наступала тишина.
Лишь под самое утро Георгий забылся, будто провалившись куда-то.
* * *— Выходи во двор! — раздалась команда.
Закопошились, заторопились арестованные и друг за дружкой начали выходить на темный двор.
— Становись!
По бокам выстроившихся стали конвойные с автоматами. Послышалось: «Марш!» — и небольшая группа людей медленно потянулась за покосившиеся железные ворота.
Рассветало. Георгий был рад, что они двигались: на ходу он немного согрелся.
Медленно тащились предатели через разрушенные хутора и станицы. Выбегающие из хат женщины в молчании гневно смотрели на них. Детишки забрасывали снежками. И казалось, если бы не конвоиры, жители сами расправились бы с изменниками.
Днем на окраине какой-то станицы был устроен привал. Арестованным выдали хлеб. Пока они отдыхали, к ним присоединилась еще одна группа полицаев и старост. Дальше двинулись вместе.
Пройдя еще километра три, Георгий почувствовал, как сильно заболели стертые ноги. Он вышел из строя и, сев прямо на снег у обочины дороги, снял валенок. Портянка сбилась на пятке. Карлов перематывал уже вторую ногу, когда к нему подошел конвоир и замахнулся автоматом.
— Вставай, вставай! На привале надо было портянки мотать.
Он бы, возможно, толкнул Карлова прикладом, но Георгий метнул на него жесткий непрощающий взгляд.
— Небось наших-то сразу... без разговоров расстреливал, — пробормотал конвоир, оправдывая себя за допущенную грубость. — Догоняй своих!
Идти стало легче, и Георгий быстро пристроился в хвост колонны.
Рядом с ним, сутулясь, шел высокий пожилой человек с острой седеющей бородкой и маленькими усиками. Его, очевидно, арестовали только вчера — на щеках еще не успела вырасти щетина. «Интеллигент», — подумал Георгий, посматривая на соседа.
— Скажите, — вдруг обратился тот к Карлову, — как вы думаете, я вот был бургомистром при немцах, будут нас судить или так расстрелять могут?
— Я бы таких давно повесил, — с ненавистью ответил Георгий.
— Позвольте, но вы ведь тоже служили новому порядку, — изумился бургомистр.
Карлов размахнулся здоровой рукой и с силой ударил его по лицу. Предатель свалился с ног.
— Эй, чего там не поделили? — крикнул конвоир. — Не сметь драться, а то руки свяжу!
— Не понимаю, — поднявшись, быстро заговорил бургомистр. — Может быть, я резко выразился. Ну пусть будет не служили, но сотрудничали же.
Карлов опять замахнулся, но тут же опустил руку. Бургомистр отскочил в сторону.
Кругом виднелись следы недавнего боя. По обеим сторонам дороги валялись разбитые, обгоревшие автомашины, развороченные орудия и танки с черными крестами. Темными пятнами на снегу лежали бывшие завоеватели.
«Сколько человеческих жизней уносит война, — подумал Георгий. — Зачем шли сюда эти люди? Почему этот талантливый народ, породивший Маркса и Гете, принял Гитлера, пошел убивать, грабить?.. Ну что же, Россия большая. Выстоит. На всех врагов могил хватит».
Встречный ветер усилился. Замело, забуранило в открытой степи. Опустив головы, пряча лица от слепящего снега, медленно двигались полицаи, бургомистры и старосты. Вместе с ними шел Георгий Карлов.
К вечеру арестованных привели на железнодорожную станцию. Георгий внимательно всматривался в полуразрушенные станционные постройки. Что-то очень знакомое было в; расположении этих строений. Где он их видел?
«Постой, ну конечно, — мысленно воскликнул он. — Это же станция Куберле».
Георгий вспомнил, как за несколько дней до вылета на аэродром Сальск он водил сюда свою эскадрилью. С воздуха, с высоты бреющего полета, видел он эти строения.
В тот раз летчики громили сгружаемые с железнодорожных платформ танки Манштейна. Вот они — эти танки. Стоят теперь грудами мертвого металла. Сорванные башни валяются рядом. Ленты гусениц, словно размотавшиеся обмотки, стелются по снегу.
В тот день летчики возбужденно рассказывали механикам, какой урон нанесли они врагу, как в панике метались фашисты под градом пуль и снарядов...
Да, не думал тогда Георгий, что через пару недель ему придется в такой необычной обстановке увидеть дело рук своих. Невольно он рассмеялся.
— Что, здорово накромсали! — раздался за его спиной восхищенный возглас.
Карлов обернулся. Рядом стоял тот самый конвоир, который ругал его, когда он перематывал портянки.
— Да, что здорово, то здорово, — согласился Георгий.
— Это наша авиация! Вот бы поглядеть на тех летчиков, — мечтательно проговорил конвоир.
Глаза Карлова вдруг заблестели.
— Можешь поглядеть. Это я приводил сюда свою эскадрилью штурмовиков. Как видишь, надолбали порядком, — чужим хриплым голосом сказал он.
Боец с недоумением посмотрел на него. «Ври больше», — говорил его взгляд. Потом, оживившись, спросил:
— Неужели правда ты наш летчик?
— Ну, конечно, правда, конечно, летчик, — загораясь надеждой, ответил Георгий.
— Если так, не переживай особенно, скоро разберемся. — Солдат сочувственно улыбнулся.
* * *На другое утро лейтенант — начальник конвоя — отозвал Карлова в конец группы.
— Послушайте, — сказал он. — Вы что, действительно наш летчик?
— В том-то и дело, что ваш. Настоящий советский летчик-штурмовик, командир эскадрильи, — ответил Георгий и улыбнулся простодушной, усталой улыбкой.
